– Пружины регулируют ход часов. Нельзя, чтобы часы сначала спешили, а потом стали отставать. И вот, если ты намотаешь эту цепь на пружину, а другой ее конец намотаешь на конус – заводной барабан, – часы будут идти равномерно. Современные часы устроены по-другому, поэтому сейчас почти никто не делает такие цепи. Кроме того, даже если кто-то и захочет, он вряд ли сможет сделать цепь. Уж очень у нее крошечные звенья. Я за час сумел сделать только четыре звена.
– А Шесть может сделать сто пятьдесят, – расплылась в улыбке довольная Шесть.
Мори снова водрузил на нос очки.
– Кэйта впечатлен.
Он посмотрел на Таниэля и поднял брови, как бы спрашивая, почему он до сих пор стоит и даже не снял шляпы.
– Простите, я следил за вашими объяснениями.
– Вы что-нибудь понимаете в механизмах?
– Я… иногда налаживаю телеграфные аппараты.
– Садитесь, – сказал Мори и, когда Таниэль сел, разложил перед ним полусобранный часовой механизм, пружину и шесть или семь шестеренок. Он осторожно разъединил шестеренки и показал Таниэлю, как крепить их на оси, каким образом они сопрягаются и как их шлифовать. Он наклонился к Таниэлю, и тот ощутил исходивший от его кожи и одежды запах лимонного мыла. Тембр его голоса и втекающий через открытую дверь теплый летний воздух заставили Таниэля мысленно перенестись куда-то далеко от Лондона. Когда он поднял глаза, ему странно было увидеть за окном средневекового вида улочку и остановившийся у обочины черный кэб.
– О, это Фэншоу! – воскликнул он.
Шесть явно заинтересовалась, и Мори пихнул ее:
– Нельзя!
– Я ничего не сделала!
– Иди поиграй в саду, если не хочешь, чтобы тебя арестовали и отослали в Австралию.
– В саду нечего делать, – заныла она.
– Ну знаешь, в саду есть кошка, феи и лейка. Тебе уже пять лет, придумаешь, что с ними делать.
– Феи? – повторила она, подняв на него глаза.
– Хм?
Фэншоу еще не успел подойти к дверям, а Шесть уже выскочила из комнаты.
– Она ведь, наверное, огорчится, не найдя фей? – сказал Таниэль.
– Я сделал несколько, так что найдет.
– Что? Как это?
Мори кивнул в сторону дома Хэйверли:
– Эти маленькие негодяи, с тех пор, как вокруг ручья появились волшебные вещи, перестали слоняться по моей мастерской, ломая все что можно.
– Добрый день! – произнес от порога Фэншоу. Он остановился, снимая пальто и шляпу. – Довольно-таки жарко, не правда ли? Боже правый! Видите ли, я пришел к вам без особой надежды, судя по всему, это та еще работа.
Сложив пальто, он повесил его на руку и внезапно замер:
– Что… э-это?
– Осьминог, – ответил Мори, не выказывая ни малейшего намерения прийти ему на помощь.
Таниэль, подскочив к порогу, быстро поднял штуковину. Сочленения механической игрушки были выполнены столь безупречно, что создавалось пугающее ощущение реального живого организма. Таниэль быстро положил осьминога на стол, откуда он тут же шлепнулся к Мори на колени и затих, обвившись вокруг его руки.
– Вы говорили о часах, – сказал Мори, рассеянно поглаживая осьминога.
Казалось, Фэншоу пришлось приложить немало усилий, чтобы оторвать взгляд от странного создания. Он прочистил горло:
– Да. Да… видите ли, они весьма старые, и для них нужна определенного вида цепь, каких, похоже, никто не делает в наши дни. Как-то она странно называется, что-то вроде «фузеи». О, они очень тяжелые, вы не удержите одной рукой…
Однако Мори взял старые часы одной рукой, не потревожив Катцу, и откинул заднюю крышку.
– Ничего, – сказал он, – все в порядке. У меня как раз есть сделанная сегодня утром фузейная цепь. Если вы можете подождать, я все сейчас починю.
– Неужели? Слава тебе господи!
– Хотите чаю?
– О, зеленый чай? Спасибо большое. Чудесно, – воскликнул Фэншоу и, взяв в руки чашку, стал рассматривать выставленные в застекленных шкафах часы. К тому времени, как он выбрал подарки для двоих племянников, Мори закончил свою работу, и Фэншоу, рассыпаясь в благодарностях в своей оживленной манере, пообещал рекомендовать его мастерскую всем знакомым.
– Он наверняка скажет: не вздумайте приходить, если только не хотите проверить свою храбрость в общении с осьминогом, – глядя на Катцу, съезжающего с визгливым звуком по ножке стула на пол, поддразнил часовщика Таниэль, когда Фэншоу ушел. – Откуда вы знали, что ему нужна именно эта цепь? Он ведь не говорил вам об этом заранее.
– Нет, но он упомянул, что давно ищет мастера, а большинство часовщиков в состоянии починить большую часть неисправностей. Только старинные часы вызывают затруднения, поэтому я подумал… ах ты, негодник! – воскликнул он, когда осьминог свалился на тяжелый выключатель на стене над полом. От этого загорелись электрические лампочки, и одна из них взорвалась, как будто застигнутая врасплох. Мори смотрел на нее, поджав губы.
– Вы не против электричества? – спросил он. Остальные, неповрежденные лампочки уже гасли, постепенно бледнея.
– Нет, а что?
– Не могли бы вы тогда поменять лампочку? – предложил Мори, доставая из выдвижного ящика новую лампочку. Она представляла собой идеальной формы пузырь из стекла с тончайшей путаницей проволоки внутри.
Взглянув на нее, Таниэль почувствовал некоторую неуверенность в своих способностях.
– А почему вы сами не можете?
– Мне для этого потребуется встать на стол, – объяснил Мори, – а я боюсь высоты.
– Вы даже на столе не можете стоять?
– Может, не будем больше об этом? – сказал часовщик, слегка повысив голос.
– Простите. Тут есть что-нибудь, на что ни в коем случае нельзя наступать?..
– Нет-нет. Только вот это… – Он согнал сидевших на краю стола механических птичек. Таниэль взгромоздился на стол. Ему удалось легко вывернуть перегоревшую лампочку, и он стал с интересом разглядывать ее внутренности. Запутанная проволока оказалась оборванной. Ее концы легонько скребли поверхность стекла.
– А кто их обычно меняет?
– Я нанимаю бродяг, – промычал Мори.
Таниэль ввернул новую лампочку. Ничего не происходило. Он нахмурился, думая, что сделал что-то не так. Мори помахал рукой в направлении двери, и лампочки зажглись с легким потрескиванием. Таниэль почти сразу почувствовал исходящий от стекла жар. Он слез со стола, чувствуя необъяснимую гордость. Это было такое современное занятие; Таниэль, по крайней мере, в этот момент смог, наконец, понять восторги некоторых людей по поводу моторов и прокатных станов.
Мори все еще озабоченно наблюдал за его действиями.
– Кроме шуток, я побаиваюсь этой штуковины, – сказал Таниэль, указав кивком на Катцу, вновь разлегшегося на солнышке.
– Но что в нем такого страшного?
– Не знаю, я все время опасаюсь, что он начнет бегать по мне.
– Ну что вы, ничего такого не может произойти. Я перезапускаю его каждое утро, чтобы в течение дня он производил определенные действия. Вращение шестеренок в нем произвольно, поэтому не предопределено, повернет ли он направо или налево на выходе из мастерской, но только и всего. Он не умеет мыслить и не принимает решений. Смотрите, я покажу вам.
Он поймал осьминога и отодвинул панель на его тельце. Таниэль встал рядом с ним, и Мори вручил ему очки со вставленными в них несколькими парами линз. Однако и без очков Таниэль легко разглядел сложный механизм внутри, плотный, как соты, сверкающий сотнями крохотных драгоценных камней. От них по стенам забегали разноцветные лучики.
– Это алмазы.
– Да, – просто ответил Мори, как будто это была самая обыденная вещь. – Камни в хороших часах всегда драгоценные. Чем они тверже, тем меньше деформируются и тем аккуратнее показывают время. Алмазы – самые твердые, поэтому для расположенных внутри механизмов я всегда использую их технические сорта. Но если вы хотите, чтобы изделие выглядело нарядно, то рубины, конечно, лучше; однако никто, кроме меня, не видит этого, так что неважно.
– Они дорогие?
– Не так чтобы чрезмерно. Тут у меня камней примерно на тысячу фунтов.
– На тысячу… фунтов. Это годовое жалованье для человека вроде Фэншоу. Выходит, вы богаты?
– Да.
Таниэль смотрел на вращающиеся, мерцающие алмазы. В нем росла мрачная уверенность, что перед ним – оплата за бомбу на вокзале Виктория.
– Что, собственно, напоминает мне, что я еще не спросил вас об оплате за комнату.
– Ведение домашнего хозяйства. Вы сами будете обеспечивать себя продуктами и прочим.
– Но в Найтсбридже…
– Итак, вы видите здесь произвольно двигающиеся шестеренки, – перебил его Мори, указывая концом кисточки для письма на множество вращающихся миниатюрных магнитов. – Он не станет на вас нападать, но может запросто поселиться в верхнем ящике вашего комода, и боюсь, что над этим я не властен. Это можно изменить, только если разобрать его на части и собрать заново, но я не собираюсь этого делать.
– Ведение домашнего хозяйства – звучит вполне справедливо, – сказал, медленно кивнув, Таниэль.
– Я тоже так думаю, – ответил Мори и снова закрепил панель на тельце Катцу. Осьминог стащил у него кисточку и скрылся. Мори посмотрел на свой микроскоп.
– Я ведь собирался что-то сделать, вот прямо сейчас, – беспомощно сказал он.
– Отвести обратно Шесть?
– Нет, не сейчас.
– Часы? Еще осьминогей… осьминожек? – спросил Таниэль, понимая, что множественное число выходит у него неправильно. Он попытался вспомнить, когда оно встречалось ему в последний раз, но, по правде говоря, ему не часто приходилось иметь дело больше чем с одним осьминогом одновременно.
– Нет, я увидел вас и подумал… ах, да! – Мори изловил одну из механических птичек и открыл ее. Таниэль почувствовал исходящий от нее характерный, хоть и слабый запах пороха.
– Хотите еще чаю?
– Да, пожалуйста, – ответил Таниэль, снова садясь за стол.
IXОксфорд, июнь 1884 года
Утро выдалось славное. Дождь и сопутствующий ему туман принесли прохладу на опаленные летним жаром улицы, и желтая ломкая трава напиталась спасительной влагой. Через распахнутое настежь окно слышалось ворчливое жужжание шмелей, кружащих над цветниками с мокрой лавандой. Грэйс пыталась сосредоточиться на чтении, но ее отвлекали раздражающие мысли о том, куда могли запропоститься ее часы: они исчезли еще на прошлой неделе. Она вывернула все карманы, обшарила ящики комода и коробки, спрашивала у привратника, который их не видел, и в Бодлианской библиотеке, где ей вру