воды.
– Я знаю, мы видели тучи из окна мастерской. Мори заваривает чай. Заходите, здесь тепло, мы затопили камин…
Мори. Имя было ей почему-то знакомо, но она не могла вспомнить, где его слышала.
Сделав паузу, Таниэль с облегчением посмотрел ей через плечо:
– С вами никого нет?
– Да, – подтвердила Грэйс, – извините. Я собиралась прийти в сопровождении горничной, но мои братья стали играть в регби прямо в доме, и я решила, что с меня достаточно, поэтому ушла, никого не дожидаясь.
– Регби? Но почему?
– Бог весть, – ответила Грэйс. Таниэль посторонился, пропуская ее внутрь. Достав из кармана сверток с картами, она повесила мокрое пальто на вешалку в прихожей.
– Они военные и, когда не гоняются по Африке за неграми, начинают гоняться друг за другом.
Таниэль проводил ее в аккуратно прибранную гостиную, маленькую, но теплую, с фортепьяно в углу и низким китайским столиком перед камином. Кресло было отодвинуто к окну. Таниэль видел, что она заметила странную расстановку мебели.
– Ничего, если мы будем сидеть на полу?..
– Да, конечно, в этом есть что-то богемное. К тому же я замерзла.
Грэйс уселась на ковер спиной к огню, и Таниэль опустился на колени напротив нее, прямой, как пианист. Она подумала, что, возможно, так оно и есть, хотя он отрицал это во время их разговора на балу.
– Можно принести вам одеяло? – спросил он.
– Спасибо, не надо, – ответила Грэйс, кашляя.
– Вы посинели от холода.
– Я согреюсь через минуту, – она заметила висящий на ручке кресла сложенный серый джемпер вроде тех, что носят моряки и рабочие. – А впрочем, вы не будете возражать, если я позаимствую вот это?
– А… он не мой, но я уверен, что Мори не будет против, – Таниэль передал ей джемпер. Натянув его, Грэйс увидела, что он в точности подходит ей по размеру. Он был связан из дорогой мягкой шерсти, и от него пахло лимоном.
От двери послышалось позвякивание фарфоровых чашек, и они оба обернулись.
Таниэль не говорил ей о том, как выглядит Мори, и она представляла себе угрюмого мужчину в традиционной одежде примерно того же возраста, как отец Мацумото. Он был совсем другим. Одет по-европейски, с короткими крашеными волосами и очень молод на вид. Склонившись над столиком и расставляя на нем чайные принадлежности, он вежливо улыбнулся Грэйс. От улыбки у него вокруг глаз собрались морщинки, выдав его настоящий возраст, но, как только улыбка растаяла, кожа на его лице разгладилась. Грэйс улыбнулась ему в ответ, стесняясь своего вымокшего вида.
– Мистер Мори, я так рада с вами познакомиться, – сказала она, протягивая ему руку через стол. – Грэйс Кэрроу. Простите, я утащила ваш джемпер. И извините, что я пришла раньше времени.
Она внимательно следила за его реакцией.
– Ничего страшного. – Он пожал ее руку с силой, неожиданной для таких тонких пальцев, и опустился на колени рядом с Таниэлем. Кажется, он действительно не имел ничего против ее слишком раннего появления, хотя умение скрывать свои чувства одинаково свойственно восточным людям и ясновидящим.
– Где ваша компаньонка? – Его выговор был в точности как у Таниэля, по-видимому, Мори выучился у него говорить по-английски.
– К сожалению, мне пришлось уйти без нее.
Он посмотрел на нее так, как будто ее мысли и цели были написаны у нее на лбу и ему не составляло труда их читать.
– Вы уверены, что для вас правильно находиться здесь без сопровождающих?
– Но она ведь уже здесь, – возразил Таниэль.
– Да, конечно, – сказал наконец Мори и протянул ей блюдо с аппетитными на вид разноцветными пирожными. Грэйс таких никогда не видела, но взяла себе одно из любопытства. Они были бисквитные, с кремом, и Грэйс не могла вспомнить, когда в последний раз пробовала что-либо столь же вкусное.
– О боже… где вы их достали? Они просто потрясающие!
– Он сам их печет, – сказал Таниэль.
Грэйс выразила свое восхищение и взяла еще одно пирожное, но затем остановилась. Она с удовольствием проглотила бы с полдюжины, но рядом с Мори она казалась себе тяжеловесной и испытывала все возрастающую неловкость.
– Итак, если вы не против, можно мне спросить, почему вы выбрали Лондон? – поинтересовалась она.
– Здесь делают лучшие в мире часы. – Чем больше он говорил, тем более странное впечатление производил его голос. Он был слишком низким для его хрупкой фигурки, и, хотя даже у Мацумото сквозь его отточенное уроками ораторского искусства оксфордское произношение иногда пробивались свойственные японскому языку шипящие, в речи Мори отсутствовал даже малейший намек на акцент.
– Ах да, конечно. – Она замолчала, затем вытащила из кармана свои часы с ласточкой. – Постойте, ведь это вы сделали, правда?
Он пальцем подцепил их за цепочку и подтянул к глазам:
– Да. Я продал их Уильяму Кэрроу. Это ваш брат?
– Это его подарок. Они великолепны, – добавила она, открыв крышку и продемонстрировав Таниэлю птичку на ее внутренней поверхности. – Мне сразу показалось, что я раньше слышала ваше имя. Только почему-то я воображала, что вы итальянец. Ой, я же принесла с собой карты, – воскликнула она, чувствуя, что он не станет протестовать против предположения, что он мог оказаться итальянцем. Грэйс не думала, что общение с Мори окажется для нее таким трудным. При том, что его английский был безупречным по сравнению с Мацумото, он казался в гораздо большей степени иностранцем. Даже в том, как он сидел, чувствовалась особая выучка, так же, как и в особом внимании ко всем чайным манипуляциям. Протягивая ей чашку, он проследил, чтобы своим синим китайским рисунком она была повернута к Грэйс; то же самое было выполнено и с чашкой Таниэля. Он делал это за разговором, видимо, не рассчитывая, что они заметят, что все его действия подчиняются определенному ритуалу. Но Грэйс заметила. Этот фарфор заслуживал почтительного отношения, она узнала стиль. Их дом в Белгравии был набит предметами, напоминающими о прежнем пристрастии ее матери к посещению аукционов. Это был цзиндэчжэньский фарфор, до сих пор без единой трещинки, несмотря на более чем трехсотлетний возраст. Мацумото упоминал пару раз о пропасти, разделяющей поколения у него на родине, но она не представляла себе, насколько он был прав.
– Во что будем играть? – спросил Таниэль.
– В покер? – предложила Грэйс. – Вы знаете, как играть?
– Да, хоть я и уверен, что проиграю, – Таниэль посмотрел на Мори. – Мне рассказывали люди из британского посольства в Токио, что в карточной игре вы опасный соперник.
– То есть вы обсуждаете в дипломатической переписке мою скромную персону? Могу я спросить зачем?
– Чтобы узнать, стоит ли играть с вами на деньги. У вас есть спички?
– Не такой уж я ужасный, – сказал Мори, однако достал из жилетного кармана спички и щелчком подвинул к нему коробок.
– Неужели? А я слыхал, что вы выиграли дом в Осаке.
– Кому нужен дом в Осаке! – ответил он, и внезапно в его безупречном английском прорезался чужеземный акцент. – Тогда ведь пришлось бы жить в Осаке.
– Что же в этом плохого?
– Она похожа… на Бирмингем.
– Тем не менее мы будем играть на спички, – сказал Таниэль. Грэйс улыбнулась. Мори виновато улыбнулся ей в ответ. У него были естественные, спокойные манеры человека, не привыкшего часто бывать в обществе и принимать гостей. Грэйс через стол подвинула к нему колоду. Она заранее положила джокеров сверху, а лишнего туза – вниз, замаскировав его несколькими другими картами, так, чтобы Мори не смог найти его случайно.
– Будьте любезны, окажите нам честь, – обратилась Грэйс к Мори, протягивая ему карты.
– М-м, – он взял бумажный сверток и развязал на нем шнурок. Затем аккуратно, слой за слоем, он развернул бумагу и высвободил коробочку с картами, а потом столь же неторопливо и тщательно сложил бумагу. Грэйс приходилось наблюдать, как Мацумото делает то же самое, тут, по крайней мере, между этими двумя было сходство, хотя Грэйс и не понимала, для чего им это надо. Педантизм Мори вызывал легкое раздражение, но Грэйс подумала, что такой человек непременно вынул бы лишнего туза из колоды, если бы знал о нем.
– Каждому по десятку для начала? – спросил Таниэль, пересчитывая спички.
Мори выложил на стол первого джокера, затем тщательно накрыл его вторым.
– Жадина, – сказала Грэйс, стараясь не показывать, как внимательно она следит за всеми движениями Мори.
– Я уже лет сто не садился за карты, – добродушно проворчал Таниэль. – В последний раз это было, когда я проиграл сестре.
– Ах, да, напомните, пожалуйста, как ее зовут.
– Аннабел. Она живет в Шотландии.
Мори сдвинул три четверти колоды так, что открылся туз пик, вынул его и положил поверх джокеров. Затем, переложив со стола на пол все три карты, начал тасовать колоду.
Если это и был трюк, Грэйс не могла понять, как он его проделал. Всю первую партию она размышляла об этом, но не нашла ответа. Мори играл мастерски, почти не глядя в свои карты. Выиграв, он открыл их, продемонстрировав набор из карт среднего достоинства. Из выигранных спичек он соорудил домик, при этом вид у него был такой, как будто он всецело поглощен этим занятием. Ему явно было скучно, но он из вежливости старался не показывать виду. Грэйс заметила, что Таниэль также наблюдает за Мори, и их глаза встретились у часовщика за спиной. Она слегка кивнула; по Таниэлю было видно, что он с трудом сдерживает свои эмоции. Грэйс не могла понять, в чем дело, так как он болтал с ними с непринужденным видом, и, в то же время для нее было ясно, что лишь немалым усилием воли он сохраняет внешнее спокойствие; она подозревала, что за этим скрывается не просто боязнь оказаться объектом слежки или обычная тревожность.
– Вы великолепны, – обратилась она к Мори.
– В юности у меня было слишком много свободного времени и вдобавок много братьев.
У Мори была очень твердая рука: он уже возвел трубу на крыше спичечного домика.
– Я сделаю еще чаю, – предложил Таниэль.