Через открытую дверь в обеденный зал неожиданно впорхнула пара бронзовых птичек. Некоторые дамы взвизгнули, но сразу же стало ясно, что появление птичек неслучайно, так как они очень изящно и согласованно продемонстрировали на лету мертвую петлю, их перышки мерцали в свете свечей. Таниэль узнал их за секунду до того, как они пролетели над длинным столом, оставляя за собой каскад ярких вспышек. Гости ахали и смеялись. Сыновья Аннабел восторженно бегали за птичками, а те пели, одновременно устроив в зале фейерверк в виде разнообразных фигур. Вскоре после этого птички, подлетев к Грэйс, уселись с двух сторон на край ее бокала. Грэйс взяла одну из них в руки. Подобно настоящей ласточке, птичка крепко вцепилась лапками в ее палец, оставив на коже шесть бледных отметин. Она распушила бронзовые перышки, и от этого раздался мелодичный звон.
– Я жалею, что Мори не пришел, – сказала Грэйс.
– Правда? – спросил Таниэль. Пользуясь тем, что гости отвлеклись на птичек, он, стараясь не привлекать к себе внимания, достал из кармана пакетик «Липтона» и опустил его в одну из белых кофейных чашек. Разговаривая с Грэйс, он одновременно обдумывал, как попросить кого-нибудь из официантов принести горячей воды, не привлекая внимания лорда Кэрроу. На шампанское, должно быть, была истрачена куча денег, но Таниэль терпеть его не мог.
– Нет, – ответила Грэйс, – но он должен был быть здесь. Это ваша свадьба.
– Да, – согласился Таниэль. Он подумал, что, если бы он промолчал, Мори, возможно, пришел бы и сел в церкви где-нибудь в заднем ряду. Конечно, не исключено, что он все равно бы не пришел, но Таниэль не мог себе раньше представить, насколько безрадостно будет тут все без него.
Сидевший по другую сторону от Грэйс Мацумото наклонился вперед.
– Можно мне посмотреть поближе на одну из этих птичек? – попросил он.
Благодарный за то, что он прервал их с Грэйс разговор, Таниэль передал ему птичку.
– Я нечаянно услышал, что вы сейчас говорили… – Мацумото замялся. – Это Кэйта Мори, не правда ли?
Они одновременно обернулись в его сторону.
– Каким образом вы догадались? – спросил Таниэль.
– Это его работа. – С лица Мацумото сошла улыбка. – Вы хорошо его знаете?
– Да, хорошо, – ответил Таниэль.
– В таком случае вам, должно быть, известны обстоятельства, при которых он покинул свой родной город?
– Нет, он никогда…
Мацумото слегка опустил подбородок.
– Понятно. Позвольте мне рассказать вам. Кэйта Мори – незаконнорожденный сын жены старого лорда Мори. Его законнорожденные братья погибли во время междоусобных войн, и поэтому их родовой замок перешел по наследству к его двоюродному брату, Такахиро. У Такахиро был тяжелый характер, но при этом он не был плохим человеком. Он сам был благородного происхождения и верил в права родовой знати, поэтому он никогда не любил Мори. Мори, разумеется, отвечал ему взаимностью, – карие глаза Мацумото на мгновение остановились на Грэйс. – Однажды между ними произошла ссора, и часом позже Такахиро погиб под обрушившейся на него обветшавшей частью стены замка. Я видел это своими глазами. Совпадение, конечно, но при этом с Кэйта Мори связано чересчур много совпадений. Полагаю, вы это уже заметили.
– Да, – сказал Таниэль, – однако странным будет обрушить на чью-то голову каменную стену, потому что вы этого человека недолюбливаете.
– Не в этом суть, – возразила Грэйс. – Мацумото, ты говорил о совпадениях, но это не совпадение. Ты ведь упомянул других погибших?
Подкравшиеся к ним племянники Таниэля попытались схватить вторую птичку, но она, вспорхнув, пролетела немного над столом, потом села, но снова взмыла вверх, когда мальчики погнались за ней. В полете ее металлические крылышки мелькали так быстро, что издавали нежный вибрирующий звук – чистый и солнечно-желтый. От этого у Таниэля появилось странное ощущение, как будто вокруг стало по-весеннему светло, несмотря на то, что в этот пасмурный зимний день в зале горели свечи. Он тряхнул головой и снова прислушался к тому, что говорил Мацумото.
– …не знаю. Мне было только восемь лет, когда погиб Такахиро. Мне кажется, нужно по-настоящему хорошо знать Мори, чтобы отличить, когда поезд случайно сходит с рельсов, а когда – потому что в нужный момент он отвлек машиниста.
– Он не станет устраивать крушение… – начал Таниэль.
– Таниэль живет у него, – прервала его Грэйс. – А меня он не любит.
– В таком случае я бы на вашем месте попросил, чтобы меня отправили работать при посольстве в Марокко, – обратился к Таниэлю Мацумото. – Пока она не попала под омнибус.
– Боже мой, не станет он этого делать! В течение трех месяцев он не предпринял ни одной попытки толкнуть вас под омнибус, сомневаюсь, что он сделает что-либо подобное теперь.
Не желая слышать их возражений, Таниэль подозвал официанта. Грэйс подняла брови, услыхав, что он просит принести горячей воды.
– Вы контрабандой пронесли сюда собственную чайную заварку?
– Да, прошу прощения. Я не люблю шампанского.
Она поцеловала его в макушку. Он уловил летний, с примесью итальянских пряностей, запах ее духов, который сегодня был слишком резким. Мацумото внезапно встал и заявил, что должен идти, чтобы вовремя попасть на поезд, поэтому они оба пошли его проводить; снаружи все еще шел снег, и они рассмеялись, когда Мацумото опереточно напыщенным жестом раскрыл над головой зонт. Таниэль, попрощавшись, повернул назад, но Грэйс, шелестя шелковым шлейфом своего свадебного платья, проводила Мацумото до самых дверей. Он взял ее за руку.
– Знаешь, – мягко произнес он, слегка понизив голос, – в течение двадцати лет Мори жил, не пытаясь опрокинуть на Такахиро стену. Если вы собираетесь оставаться здесь… ну что ж. Тогда тебе следует заранее продумать, как поступать в случае, если ты почувствуешь, что он вознамерился совершить нечто непоправимое.
Грэйс кивнула, соглашаясь.
– У меня есть одна смутная идея.
– Лучше бы она не была смутной.
– Она и не будет. Когда я обдумываю что-либо, что собираюсь сделать, он узнает об этом в ту же секунду, поэтому я стараюсь удерживать этот процесс в состоянии незавершенности.
Для Таниэля их голоса окрасились в один цвет со снегом.
– Ты и в самом деле так можешь? – спросил Мацумото с выражением обеспокоенности на лице.
– Понимаешь, это как если бы ты хотел перемножить два больших числа: с приложением некоторого усилия ты можешь произвести умножение в уме, но если тебе лень это делать, ты не активизируешь это действие, пока не возьмешь в руки счеты.
– Да, – сказал Мацумото после некоторого раздумья, глядя на снег снаружи, – я вижу, что ты имеешь в виду. Ты достаточно умна для того, чтобы, если дойдет до дела, решить эту задачу. Хорошо, желаю тебе удачи, а мне пора идти.
Она протянула ему руку для рукопожатия, но он отступил назад, поклонился и пошел к воротам, оставив ее с неуверенно повисшей в воздухе рукой.
– Иди к нам, – позвал ее Таниэль, – с ним все будет в порядке.
Она вернулась к столу, на ходу потирая озябшие руки.
– Я в этом не сомневаюсь. В Париже ведь есть и опера, и балет.
Лорд Кэрроу, выразив сожаление, объявил, что через полчаса его ждут в Конногвардейском полку, после чего прочие члены семьи группами по два-три человека неспешно покинули банкетный зал. Таниэль ожидал Грэйс, прощавшуюся с последними гостями, у подножия гостиничной лестницы, где их ждал заказанный на ночь номер. Поднимаясь по ступеням, Грэйс неловко подхватила шлейф своего свадебного наряда – ей никогда прежде не приходилось носить таких длинных платьев. Таниэлю пришлось замедлить шаг, чтобы идти с ней рядом; он держался как можно ближе к стене, стараясь не соприкасаться с Грэйс локтями.
– Танниэль, – окликнула его Аннабел.
– Я думал, вы уже ушли. Я скоро приду, – прибавил он, обращаясь к Грэйс, и снова спустился вниз.
Аннабел, улыбаясь, обвила его шею руками.
– Мой милый, – прошептала она, – все это выглядит немного странно. Ты уверен, что сделал правильный выбор? Она выглядит как мальчик.
– Она мне нравится. Как вы сегодня, все было в порядке?
– Да, спасибо, нам все понравилось, – она оглянулась на дверь, возле которой ее ожидали сыновья. – Прошу прощения за ребят, я думала, они лучше тебя помнят.
– Они вели себя лучше, чем я когда-то с дядюшками.
– Все наши дядюшки были толстыми рыболовами, и от них всегда пахло рыбой, – возразила она. Аннабел вздохнула и отвела назад волосы. Их цвет потускнел. Она вся поблекла. Таниэль не сразу узнал ее, когда она вышла из спального вагона эдинбургского поезда, и ему пришлось притвориться, что выступившие у него на глазах слезы – от радости.
– Неужели ты не мог найти для себя другую девушку, может быть, беднее, но более подходящую?
– Нет. Где, по-твоему, я могу встретить женщину? У меня нет на это времени. Я прихожу со службы домой, дискутирую с моим сумасшедшим хозяином по поводу кошек или суфражисток, а затем наступает время снова отправляться на службу.
– Понятно. В таком случае это очень удачная партия. Ты и вправду собираешься устроить мальчиков в школу?
– Ради всего святого, неужели ты в этом сомневаешься?
– В таком случае, увидимся на неделе, – сказала она с явным облегчением.
– Вы ведь уезжаете в четверг?
– Да, рано утром.
Таниэль проводил их до кэба и еще некоторое время постоял под продолжающим падать с неба снегом, отчасти чтобы посмотреть, как они отъезжают, отчасти – потому, что в нем еще теплилась надежда увидеть Мори. На улице было пустынно. Таниэль вернулся в гостиницу, по дороге стряхивая с себя снег.
Он отыскал номер, состоявший из спальни и гостиной; все здесь было пропитано каким-то особенно чистым гостиничным запахом, исходящим от только что выстиранного, наглаженного белья и свежепокрашенных стен. Мягкие ковры и кресла в различных оттенках голубого и белого делали обстановку особенно роскошной, на низеньком столике перед камином стояли принесенные сюда привратниками остатки свадебного торта.