Холодная рука притронулась к его волосам.
– Вы спите?
Таниэль резко выпрямился.
– Вы проснулись! О боже, хирург намекал, что вы можете умереть от наркоза…
– Не преувеличивайте, – сказал Мори, слабо улыбаясь.
– Я не преувеличиваю!
– У меня нет аллергии на хлороформ, у меня нет аллергии ни на что, кроме всякого рода продуктов с добавлением желтой лакрицы, но их еще не изобрели.
Отведя его руку, Таниэль коснулся бинтов, выглядывавших из-под его больничной рубахи.
– Что они с вами делали?
– Вынули из меня несколько осколков, только и всего.
Таниэль окинул его долгим изучающим взглядом.
– Понятно, – сказал он наконец, – теперь мы, по крайней мере, знаем, почему вы боитесь высоты.
Мори расплылся в улыбке. Морщинки вокруг его глаз стали глубже, из-за этого он выглядел фотографией молодого человека, смятой, но потом аккуратно разглаженной, так что от старых изломов остались лишь призрачные линии. Таниэль прикрыл одеялом его руку. Из-за открытых окон в палате было холодно.
– Что, черт побери, вы делали? – спросил Таниэль. – Грэйс всего лишь проехала на метро, а потом поднялась в квартиру Мацумото, чтобы посмотреть фейерверк после оперетты. Почему вы не могли просто связать Юки и спрятать его куда-нибудь до тех пор, пока не уедет Ито? Юки выстрелил в него еще до взрыва, и это не говоря о самом взрыве; объясните мне, бога ради, как вы могли допустить, чтобы бомба вообще была? Неужели вы об этом не знали?
– Это было так неправдоподобно, что я не смог даже вспомнить, почему боюсь высоты.
– Но почему?! Почему это было неправдоподобно? Даже я предвидел, что это произойдет, хотя совсем не умею видеть будущее. Юки с самого начала собирался это сделать!
Мори с трудом сел в постели.
– Не думаю, чтобы это был Юки.
– Почему?
– Потому что, если бы у него были такие намерения, я бы сделал что-нибудь более полезное вместо того, чтобы падать с крыши.
– Мори, вы… до этого вы упали в метро на рельсы, вы мне рассказывали об этом. Вы повредили лодыжку, и из-за этого не успели появиться в оперетте до всех этих событий. Он принял решение и выполнил его еще до того, как вы дошли до ворот деревни, не говоря уже о том…
Он замолчал, потому что Мори, перебив его, заговорил сам.
– Для меня нет необходимости лично присутствовать, чтобы остановить чьи-то действия. Если б это был Юки, то при первой же его мысли что-нибудь сделать у него на пути встало бы некое препятствие. И я не стал бы объяснять произошедшее тем, что свалился куда-то в темноту, я не настолько глуп, так мне, по крайней мере, кажется.
– Конечно же нет. Я оказался там, чтобы не дать ему убить Ито.
– Даже это не выглядит для меня правдоподобным объяснением. Я не думаю… – он покачал головой. – Мне так стыдно. Сам не знаю, о чем я думал.
– Мне все равно. Главное, что вы живы.
– Вам не должно быть все равно, если я ставлю вас на пути идиота с револьвером или…
Таниэль положил ему руку на плечо.
– Нет-нет, он не мог причинить мне вреда, я его вдвое крупнее, а после событий со Скотланд-Ярдом мне кажется, что у меня даже сердце не стало биться чаще. Я вполне подходил для этой задачи.
Мори снова покачал головой, разглядывая складки на одеяле, его глаза затуманились. Видеть, как он пытается собрать из каких-то обрывков забытое им целое, оказалось еще мучительней, чем представлять его на операционном столе. Таниэль подвинулся к краю его кровати, надеясь, что Мори видит будущее, в котором он, не обращая внимания на хмурых сестер, решится его обнять, однако он не слишком в это верил.
– Оставьте это, – тихо сказал он, – все уже закончилось.
– Я не могу понять, почему бомба все время перемещалась, – возразил Мори. – В этом нет никакого смысла. Я должен был найти ее.
– Возможно, он привязал ее к собаке или что-то в этом роде.
– Для чего? Это было бы слишком рискованно. Кто-нибудь обязательно бы это заметил. Почему он не спрятал бомбу в лавке у Накамуры? В любом случае это была не собака, я бы ее увидел, это было… – он выдохнул, – на стене. Что-то маленькое.
– Думаю, это могла быть крыса, я слышал какое-то движение в лифтовой шахте, – Таниэль остановился, вспомнив оттенки цвета морской воды.
– В чем дело? – спросил Мори.
Таниэль встал.
– Послушайте, мне надо найти Грэйс. Она была у родителей, но, наверное, уже вернулась.
Мори посмотрел вдаль:
– Она в фойе.
– Вам надо отдохнуть. По-настоящему отдохнуть. И пожалуйста, никаких воспоминаний о будущем, нечего пугать сестер. Когда вас выписывают?
– Завтра утром в половине одиннадцатого, – ответил Мори. Замолчав, он сел в постели, глядя на Таниэля вопрошающим взглядом. Гласные в его речи снова стали короткими.
– Я за вами заеду.
XXVIII
Войдя в просторное больничное фойе, Грэйс расстегнула пальто. После шумной, чавкающей слякотью улицы ей приятно было оказаться в чистом и тихом помещении. Дома после долгих криков ее отец почти успокоился, но тут полицейский суперинтендант назвал ее глупой маленькой девочкой, и этого оказалось достаточно, чтобы снова привести лорда Кэрроу в ярость. Грэйс оставила обоих продолжать беседу, не вполне понимая, почему он так рассердился: ведь это определение в точности совпадало с его собственным мнением о ней. Не присаживаясь, Грэйс стала медленно прохаживаться по фойе, поглядывая на развешанные по стенам картины и перебирая в памяти события двух прошедших дней, стараясь отыскать в сотканном ею полотне незакрепленные нити. Со времени спора с Таниэлем в доме на Филигранной улице у нее появилось ощущение, что простота его речи никогда не отражала зеркально его мысли, нет, это была спектрограмма. Она всегда замечала странные паузы и темные линии в окраске произносимых им слов, но думала, что это случайные заминки, не понимая, что на самом деле это – эмиссионные линии. Она предприняла все возможные предосторожности для того, чтобы Мори не догадался о произошедшем, но Таниэль – другой, и ей было неизвестно, что он успел заметить. Бог свидетель, несколько раз она чуть не попалась. Обхватив голову руками и пропустив волосы между пальцами, она стала прокручивать в мозгу все с самого начала.
Была половина… нет, без двадцати пяти двенадцать в ту первую ночь после свадьбы. Стрелки на каминных часах были расположены несимметрично, она это заметила, следя за описывающей круги секундной стрелкой. Держа в руке монету, Грэйс некоторое время наблюдала за ней, как за метрономом.
После этого события ускорились. Она вытащила из-под кровати маленький чемодан Таниэля. Как она и надеялась, внутри оказалась смена одежды. Стащив с себя собственную одежду и разбросав ее по полу, Грэйс переоделась в его вещи; ей пришлось завязать рубашку сзади узлом, чтобы она не была слишком велика. Завязывая на себе его галстук, она прошлась по комнате, локтем сбрасывая вещи на пол. Закончив одеваться, она соскребла приставшую глазурь с ножа, которым раньше резала свадебный торт, и дважды полоснула лезвием по руке, размазав после этого кровь по зеркалу и дверной ручке. Никто ведь не заглянет в номер, если только он не будет выглядеть как место преступления. Таниэль оставил на каминной доске пригоршню мелочи, и Грэйс смахнула монетки себе в ладонь, добавив их к своему завалявшемуся в кармане соверену. В последний момент она, спохватившись, сняла с себя обручальное кольцо и серьги.
Повернув дверную защелку таким образом, чтобы дверь не могла захлопнуться, Грэйс взяла пустой чемоданчик и быстро сбежала вниз по черной лестнице, которая, хоть и предназначалась для слуг, своим декором перекликалась с парадной. Обогнув первый этаж, она вошла в хорошо натопленный гостиничный холл и встала в углу возле столика так, чтобы ее не было видно от входа. Она слушала тиканье своих карманных часов, идущих почти синхронно с большими стенными часами. Было уже без десяти двенадцать. Мори запаздывал.
Послышался звук открываемой двери.
– Сюда нельзя! – услышала она громкий голос ночного портье. Грэйс вздрогнула от неожиданности. Не обращая внимания на окрик, в холл вошел Мори.
– Таких, как ты, сюда не пускают!
Грэйс зажмурилась. Мори двинулся в ее сторону, но она уже бежала по направлению к кухне и, пролетев через нее, выскочила через заднюю дверь на улицу. Она слышала голос Мори, спрашивавшего у повара, не видел ли он пробегавшую женщину, но тот, нисколько не лукавя, ответил, что никого не видел.
По свежевыпавшему снегу Грэйс, ни разу не поскользнувшись, добежала до станции метро. Ворвавшись на станцию, она увидела подходящий к платформе полуночный поезд. Она пронеслась мимо тщетно кричащего ей вслед ветхого контролера и открыла дверь вагона еще до того, как поезд полностью остановился. Войдя внутрь, Грэйс села возле окна и, приставив к глазам ладонь, ощущая во рту металлический привкус, стала вглядываться вглубь станции. Если Мори не успеет вскочить в поезд, он сможет добраться до дому, только наняв кэб, и это займет у него по крайней мере на десять минут дольше, чем на метро. Десяти минут ей, если повезет, будет достаточно, чтобы найти Катцу.
После бега Грэйс тяжело дышала, и ей пришлось дважды протирать запотевшее окно. Ей казалось, что поезд стоит чуть ли не час, сердце щемило от мысли, что произошел сбой в расписании и отправление задерживается. Она увидела на ведущей к платформе лестнице серое пальто Мори, заметное среди черной одежды других пассажиров, но в это время паровоз вздохнул и отошел от платформы. Грэйс качнуло на ее сиденье.
– Э-э… простите, – услыхала она голос рядом с собой и вздрогнула от неожиданности. Голос принадлежал маленькому клерку. – Простите, дорогая, что вы делаете здесь так поздно, одетая по-мужски? С вами все в порядке?
– Я замаскировалась, потому что меня преследует лучший друг моего мужа, который обладает способностью помнить будущее, – ответила Грэйс; в ее голове роилось столько замешанных на лжи планов, что на этот раз ей не захотелось изобретать новую ложь. – Я пытаюсь опередить его, чтобы попасть к нему в дом прежде него, чтобы успеть украсть его механического осьминога, конструкция которого основана на произвольно взаимодействующих шестеренках.