— Приятно слышать, Мэлс, — улыбнулся он и, поправив очки, заглянул в свои конспекты. — Ну и раз уж наше интервью сразу переросло в встречу без галстуков, позволь первый вопрос? Почему ты сам стал инициатором этого открытого обращения?
— Джозеф, ты самый именитый и авторитетный журналист старой эпохи. У тебя огромная аудитория, и, не буду скрывать, я выбрал тебя ради открытой площадки. Но об этом позже.
Подобной откровенности редактор Times явно не ожидал и даже приподнял очки с самым проницательным взглядом.
— Почему?
Я улыбнулся.
— Потому что десерт, Джозеф, подают в конце трапезы. Понимаю, что многие хотели бы сразу услышать то, ради чего я прервал абсолютно всю публичную деятельность. Но прошу подождать. Обещаю, вы будете не разочарованы. Следующий вопрос.
— А ты умеешь интриговать! — расхохотался журналист.
Дело пошло, так что я даже позволил себе неторопливо снять галстук. Джозеф же с любопытством разглядывал в моих курсантов.
— Вижу, что на интервью ты явился не один! Как я понимаю, это всё кадеты твоей Академии?
— Именно так. Сегодня с нами те, кто отличился на последнем задании, — кивнул я в ответ.
Чёрт подери, я только сейчас вспомнил, что Джозеф Вайс был в аэропорту и уже пытался брать у меня интервью. Правда, тогда я находился в образе Ждановой, но это неважно. Главное, что сама судьба, не иначе, сделала из журналиста Times реального свидетеля нашей работы!
И от этого было немножко страшно. Мало ли чего он мог увидеть и какие выводы сделать. Откровенно врать о том, как мы безоговорочно всех победили, не выйдет.
— Да-да-да, кстати, об этом! — всплеснул руками журналист. — Вышло так, что я прилетел в СССР как раз в то же время, когда произошла эта вопиющая трагедия. И, как мы все понимаем, это была первая… первая боевая миссия у ваших курсантов?
Я улыбнулся. Что ж, мои студенты тоже заслужили свои 15 минут славы.
— Именно в составе группы Часовых? Для Гагариной Елизаветы и Голубчикова Бориса уже вторая. Да и пришедшие к нам из космодесанта курсанты Свитнев, Цлав и Толмацкий тоже далеко не новички. Мы с ними работали во время операции в заливе Свиней. Тогда они служили под командованием легендарного Буданова. Но, думаю, будет лучше, если ребята сами о себе расскажут.
— О, это прекрасная идея! — загорелся Джозеф и, мгновенно забыв про меня, начал перекрёстный допрос моих студентов.
Вайс профессионально, буквально несколькими фразами, познакомив зрителей с моими студентами.
Далее следовало щепотка восхищения какими-то особенными чертами моих студентов, например тем, что дедушка Лизы оказался тем самым Гагариным. Или тем, как простой сельский парень, сын механизатора, вдруг стал звездой Часовых. Джозеф находил за что похвалить каждого из моих студентов, причём без намёка на лесть и строго по делу.
А у меня создалось впечатление, что у него каким-то образом уже оказалось досье на каждого из моих студентов. И это было нехорошо.
Сначала, зажимаясь, ребята отвечали косноязычно, но после заразительного примера Лизы, которая сразу вошла в образ светской дивы, по три раза в неделю дающей интервью, ребята немного расслабились и включились в диалог.
порадовало что, вопреки ожиданиям, Лиза не стала перетягивать на себя одеяло и, отведя внимание от собственной персоны, принялась хвалить Бориса. Сонник-техник засмущался. Но космодесантники поддержали Лизу, сообщив, что на обсуждаемой миссии именно он, боец невидимого фронта, был главной звездой.
«Растут студентики,» — улыбнулся я про себя.
— Друзья, если я не ошибаюсь, то среди вас кого-то не хватает.
Спрашивал Джозеф вроде бы у ребят, но смотрел почему-то на меня.
— Да. Среди нас не хватает младшего лейтенанта Кузнецова. К сожалению, ни одна операция не проходит гладко, произошла стрельба, и лейтенант Кузнецов получил ранение, поэтому не может присутствовать здесь.
— Я всё видел… — заставив меня похолодеть, загадочно произнес Джозеф Вайс. — Кто-то очень не хотел, чтобы я прилетал в СССР, и те пули явно предназначались мне. А ваш сержант — он закрыл меня собой! Бросился под пули… Передайте ему от меня…
Старик явно расчувствовался, поэтому не закончил свою фразу. А через секунду и вовсе подобрался, вновь приняв образ той самой акулы пера с двумя Пулитцеровскими премиями.
— Не сомневайтесь, Джозеф, так поступил бы любой Часовой! — с лёгким пафосом ответил я.
И получил от студентов феноменально единогласное согласие!
Ну ребята! Ну сумрачные соколы! Горжусь!
Не знаю, что Джозеф подумал, однако на этом он закончил опрос моих студентов, и по налёту его серьёзности я понял, что сейчас начнётся мясо.
— Итак, Сумрак, после кубинской операции в заливе Свиней ты пропал почти на два года! Как вдовец, который десять лет назад потерял супругу, я прекрасно тебя понимаю и соболезную твоей утрате. Я могу представить, кем для вас была товарищ Катя… Но непосредственно к вопросу: чем же таким важным эти два года занимался Сумрак?
Я ждал этого вопроса, а потому подготовился. И даже отрепетировал ответ.
— Что ж… — я прикусил губу, изобразив задумчивость. — Я ударился в работу и изучение других Т-миров.
— Их технологий?
— Истории, Джозеф, истории! Ты же слышал про теорию изменчивости? Все Т-миры похожи. Но у всех темперов есть определённый вектор развития, и с некоторыми мирами у нас очень много общего…
— Например, история⁈ — журналист явно понял, куда я клоню.
— Именно! История нашей Земли-1 невероятно похожа на историю развития цивилизации на Земле-505! В технологическом прогрессе они отстают от нас лет на семьдесят. Но вот в истории, наоборот, это мы отстаём от них на тридцать лет.
— А вот тут не совсем понял, — нахмурил брови интервьюер. — Можешь пояснить?
— Я говорю о том, что Часовые имеют невероятную возможность заглянуть в будущее и посмотреть, что будет с нашим миром через тридцать-сорок лет!
— Можешь привести примеры? — сделал «стойку» Вайс.
— Раньше на Земле-505 даже существовал СССР!
— Существовал?
— Да, Джозеф, «существовал». А в восемьдесят пятом году генеральным секретарём у них стал такой же эффективный менеджер вроде нашего Барагозина. А через шесть лет «перестройки» СССР Земли-1 перестал существовать!
— Что такое «перестройка»?
Я улыбнулся. Ну, держись, Вайс, я захожу с козырей!
— То, что в нашем мире Барагозин продвигает как «Оптимизация»!
— А чем, по-вашему, плох курс на оптимизацию и рационализацию? — удивился интервьюер. — Разве идея Барагозина об эффективном развитии и производстве в масштабах всего Союза — это плохо?
— Экономия должна быть прежде всего экономной. Джозеф, вы знаете, во сколько для Советского Союза обходится каждый килограмм ресурсов, доставленных на спутник Сатурна Европу?
— Нет. Откуда?
— Двадцать девять тысяч пятьсот советских рублей за килограмм. Каждый килограмм, который весит спутник, ракета, космонавты, вода, которую они пьют, и еда, которую едят.
— Внушительная сумма, — записав что-то, согласился Джозеф.
— А месячный бюджет всей структуры Часовых — двадцать пять тысяч ровно! То есть всё, начиная с содержания и оплаты коммунальных услуг всей башни и заканчивая зарплатой Часовых в месяц, для бюджета Советского Союза обходится меньше, чем литр доставленной на Европу воды!
— Весьма экономично! — то ли издеваясь, то ли всерьёз восхитился Джозеф Вайс. — По меркам и масштабам вашей организации!
Я саркастически изогнул бровь.
— Я встречал вас у входа в башню. Один. В вестибюле. Почему?
— Признаться, когда вы согласились на интервью, я рассчитывал, что именно я буду задавать вопросы…
— Штат Часовых допускает пятьдесят человек. Сейчас же, вдумайтесь, значок Часового имеют право носить всего восемь. Мы экономим электричество, сидя на собственном нуль-реакторе, чтобы уложиться в бюджет. Так что, Джозеф, позволить себе дворецкого мы просто не в состоянии.
Вайс замолчал, явно не поверив в мои слова. А я молчал в ответ, пока он не озвучил вслух своё мнение.
— Не может быть! Как восемь Часовых могут справляться с миссией контроля Т-пространства? Как всего восемь человек могут отлавливать межмировых «туристов»? Извините, Сумрак, но я не верю! И не потому что не верю вам лично, просто такое не укладывается в голове!
— Добро пожаловать в нашу обыденность, Джозеф! — невесело улыбнулся я. — А знаете, сколько стоит, подчеркиваю, базовое содержание Академии?
— Но ведь все эти деньги вам компенсирует Партия!
Вот тут я не выдержал и рассмеялся.
— Сегодня у меня состоялся разговор с товарищем Барагозиным, где я умолял, просил, требовал хоть немного ресурсов, чтобы Академия Часовых могла держаться на плаву. И знаете, что я услышал в ответ?
— Нет.
— Я услышал, что Часовые ресурсов не получат, и, более того, Партия запрещает мне, как государственному сотруднику, давать любые интервью иностранным гражданам.
— Нонсенс! Посмотрите, как Советский Союз продвинулся в освоении космоса за последние десятилетия! Космическая миссия на спутник Сатурна Европу… Ещё 20 лет назад это было лишь мечтой некоторых фантастов. А теперь…
— Вы идеалист, Джозеф. На создание единственной колонии на Красной планете Советскому Союзу — без партнерской помощи — потребовалось сорок с лишним лет неимоверного напряжения сил и прорва средств. И что мы имеем в итоге?
— Вы о заявлениях марсианской колонии о праве на самоопределение? — догадался интервьюер.
— Именно, мой друг. Именно!
— Так какое ваше мнение по этому вопросу? Каково мнение Часовых? Вы, как и все сознательные граждане мира, согласны с безусловным правом марсианских колонистов на самоопределение?
Хищная акула пера явно пыталась загнать меня в ловушку, заставив либо признать право марсиан, либо выставить сумасшедшим тираном, который готов утопить Марс в крови.
Но и к этому я подготовился.
— Конечно! Часовые абсолютно поддерживают и разделяют право марсианской колонии на самоопределение и отделение от Советского Союза!