Заученно перекатился, меняя позицию, чтобы сбить прицел противнику. Замер, выискивая стволом опасность. Подождал несколько секунд. Никто не стрелял, не пытался подкрасться. Один из охранников бился в предсмертной агонии, скреб пальцами пол.
Выждав еще чуть-чуть, Белугин осторожно поднялся. Он крался к выходу, старательно прислушиваясь. За приоткрытой наполовину двустворчатой дверью в коридор дверью царила тишина, но Белугин не особенно надеялся, что расправился со всеми обитателями квартиры. Последние события приучили его к тому, что дела норовят принять самый дурной оборот из всех возможных. Точно сглазил кто, в пору сходить церковь. А что, лишним точно не будет. И не беда, что он в ином времени, бог – един и не оставит в беде! По крайней мере, в глубине души Евгений искренне надеялся на это.
Радовало, что недавно его переодели и сейчас на нем была надета не дурацкая ночнушка до пят, сковывающая движения, а вполне себе пристойные кальсоны и нательная рубаха. Практически идеальный вариант. Пятки только мерзнут, сквозняки гуляют будь здоров. Белугин поежился, зябко вздрогнул и тихонько потянул на себя ручку двери. Гранату бы вперед катнуть, для надежности, а потом еще пару очередей из автомата.
- Кто вы такой?!
Палец на спусковом крючке остановился в последнее мгновение. Еще чуть-чуть и во лбу перепуганной девушки, прижавшейся к стене, нарисовалось бы аккуратное входное отверстие. Глазищи в пол-лица, длиннющая русая коса, белый жакет, черная юбка – по внешнему виду типичная училка, ей бы еще очки для солидности. Так, поправка на эпоху, не учительница а секретарша. Хотя у них здесь эти обязанности обычно выполняют мужчины. Стенографистка? Ну да, на явочной квартире Службы. Ха-ха три раза!
- Такая же фигня, - усмехнулся Белугин. Пистолет опускать он не торопился. – В смысле, кто сама будешь, детка? Из какого отдела, фамилия, звание?
- Звание? – Батюшки святы, а глазюки у нее расширились еще больше, и не подумаешь, что такое возможно. И ужас такой плещется, вперемешку со слезами, аж неудобно, неужто он такой страшный? Впрочем, если взглянуть со стороны, то, пожалуй, и в самом деле можно испугаться: всклокоченный, небритый амбал в исподнем, весь в бинтах, босиком, но с браунингом. Картина маслом: мумия возвращается! – Ах, - девчонка тем временем благополучно упала в обморок. Что за нравы, местные барышни из-за любой ерунды глазки закатывают и наземь брякаются. То ли дело Ольга, вот девка была кремень, чертом не застращаешь. Возись теперь с этой фифой.
Поборов жгучее желание пристрелить излишне впечатлительную особу, Белугин задумчиво почесал щеку стволом пистолета и решил, не мудрствуя лукаво, оттащить ее куда-нибудь, предварительно связав руки и заткнув рот. А то очухается, разорется – весь дом на ноги подымет.
Евгений хотел было засунуть пистолет за пояс, но кальсоны мало подходили для этих целей. Поэтому он положил браунинг на полочку под висевшим на стене телефонным аппаратом, позаимствовал с вешалки длинный белый шарф, подошел к девушке и склонился над нею.
А в следующую секунду из-под эротично сбившейся юбки взметнулась длинная нога в ажурном сетчатом чулке и Белугин согнулся в три погибели, получив сильнейший удар в пах.
Глава 20
Глава 20
Алексей. 1942
К вагону Алексей возвращался в скверном расположении духа. Дурацкая погоня за Махровым с последующей разборкой с комендачами вывела его из себя. Откровенно говоря, он рассчитывал, что после того, как патрульные увидят его грозную ксиву, то инцидент будет сразу же исчерпан. Но, то ли местные бойцы оказались непугаными, то ли, наоборот, излишне заинструктированными и боящимися больше своих начальников, чем заезжего чекиста. Пусть даже и из самой Москвы. И потому промурыжили он его по полной программе, изучив документы разве что не на зуб и не на просвет. И ведь не скажешь ничего, война.
Перед тем, как отправиться в поездку, Белугину довелось почитать кое-какие материалы. Любопытно, что советская контрразведка столкнулась в этих местах не с немецкой агентурой, а со шпионами из числа работников посольств союзников. Так, повышенный интерес к работе оборонных предприятий проявляли британские псевдожурналисты и даже коммерческий атташе, оказавшийся на поверку кадровым офицером МИ-6. Пришлось их, в конце концов, выставить из страны. Подобными неблаговидными поступками грешили и сотрудники посольства буржуазного правительства Польши. Они даже распространяли в Куйбышеве листовки подрывного характера[1].
Как ни странно, но одной из немногих дипмиссий, чьи работники не были замечены ни в чем предосудительном, стало японское посольство. И это при том, что эта страна являлась одним из главных союзников третьего рейха.
Таругина Алексей заметил издалека. Старший лейтенант сидел на подножке вагона, лихо сбив фуражку на затылок и курил, блаженно жмурясь на солнышке. Вид у него был словно у довольного жизнью гигантского кота. Несчастный караульный в пределах видимости отсутствовал. Замордовал, поди, Таругин бедолагу и теперь тот забился в какую-нибудь щель подальше от сурового начальства.
- Что, напился чужой кровушки, отдыхаешь теперь от трудов неправедных? – Белугин дружелюбно хлопнул старлея по плечу. – Имущество мое вертай.
- О, явился не запылился, - разулыбался Таругин. – А ты что, коллег своих разве на вокзале не встретил?
- Каких таких «коллег»? – насторожился Алексей. – Нет здесь у меня никаких знакомых кроме тебя.
- Да ладно! – Танкист ошарашено сморгнул. – Ты убежал, а через несколько минут подошли двое. Представились. Все чин чинарем, я сам их документы смотрел, такие же, как и у тебя. Один лейтенант госбезопасности, другой – младший лейтенант. Фамилии их, - Олег задумался, - простые какие-то. Черт, вот ведь вертятся на языке, а вспомнить почему-то не могу. Сергеев, Еремеев, Ермолаев? Слушай, ты извини, у меня после контузии иногда бывает такое, - Таругин виновато улыбнулся. – А потом они объяснили, что посланы за тобой, но, похоже, разминулись. Ну и попросили портфель им отдать. А нам в это время объявили как раз, что эшелон отправляется, я заменжевался – тебя-то нет, - с собой бумаги секретные не повезешь, вот и передал им. Потом, правда, отбой дали, до сих пор стоим. Батюшки, чуть не забыл. – Олег хлопнул себя по лбу. – Они ж мне расписку вручили, смотри! – Он торопливо полез в планшетку, достал оттуда сложенный пополам лист бумаги и протянул его Белугину.
Алексей взял листок, развернул и пробежал глазами несколько размашистых строк: «Расписка… дана лейтенантом ГБ Веремеевым в том, что мною получен портфель, принадлежащий сержанту ГБ Белугину… На замках портфеля печать номер… Принято без внешних повреждений и следов вскрытия… Число… Подпись…»
- Я что-то не так сделал? – тихо спросил Таругин, напряженно глядя на Алексея. – Они ведь имели право забрать твой портфель? Сказали, что это просто формальность, что они будут ждать в кабинете коменданта на вокзале и немедленно вернут его тебе.
Белугин медленно сложил листок и убрал его в карман.
- Слушай, а у тебя выпить есть? – спросил он вдруг танкиста. – Ужасно хочется вдарить сейчас по мозгам алкоголем.
Таругин воровато оглянулся.
- Самогон только. Гадость жуткая, резиной воняет. Но, как говорится, чем богаты, французский коньяк после победы хлестать будем. Не побрезгуешь? – Он потянулся за флягой.
- Нет, спасибо, - отказался Алексей. – Ослепнешь еще чего доброго от такого пойла. Хрен его знает, из чего эту пакость гнали.
- Как знаешь, - обиделся старший лейтенант. – Только у нас никто не жаловался. Изо рта, конечно, после него не майскими розами пахнет, но по мозгам шибает крепко.
- Устал я что-то, - пожаловался Белугин. – Ладно, не буду тебя грузить своими проблемами, пойду коллег искать. Бывай, старшой, береги себя. Глядишь, у рейхстага встретимся!
- А то! – довольно улыбнулся танкист. – Я себе именно такую задачу поставил: доехать до Берлина и фюрера поганого на траки намотать! С чувством, с толком, с расстановкой. И никак иначе.
- Это если я бесноватого раньше не захомутаю! – хохотнул Алексей. – У нас возможностей, чай, побольше будет.
Они обменялись крепким рукопожатием и разошлись.
Белугин дошел до здания вокзала, заглянул для очистки совести внутрь. Естественно, никто его не ждал ни у коменданта, ни где-то еще. В принципе, он и не рассчитывал на встречу с кем-нибудь знакомым – хотели бы, подошли уже давным-давно – но спектакль требовалось доиграть до конца. Поэтому при выходе на привокзальную площадь Алексей придал лицу тоскливо-понурое выражение побитой собаки, сгорбился и медленно побрел к ближайшей скамейке, где имелось свободное местечко.
Расположившись рядом с толстой теткой, сидевшей на своих узлах подобно наседке, Белугин достал папиросы и закурил. Если кто и наблюдал за ним в этот момент со стороны, то наверняка отметил бы для себя: у человека серьезные проблемы, вон как убивается, лица нет. Даже соседка, что поначалу подозрительно косилась на небритого парня в изрядно помятом костюме, прониклась его горем, как-то подобрела и сочувственно спросила:
- Случилось чего, милок?
Алексей тяжело вздохнул, выдержал приличествующую моменту паузу и c видимой неохотой ответил:
- Документы важные потерял.
- Карточки продовольственные?! – ахнула тетка, округлив глаза. Для нее, похоже, это были наиглавнейшие бумаги. – Вытащили, поди, кругом жулье проклятущее! Стрелять их на месте надо, вот что я тебе скажу, сынок. Война какая страшная идет, а они, мазурики поганые, у честных людей по карманам шарят. Ироды, креста на них нету! – Она погрозила неведомым воришкам довольно внушительным пухлым кулачком. – А ты сам-то куда путь держишь, не в эвакуацию, часом?
- Да нет, в Москву.
- В Москву?! – опять ахнула женщина. Воровато оглянулась, понизила голос и зловещим шепотом сказала: - Ты что, не слыхал, немец опять попер, как в прошлом году. И никто его остановить не может. Того и гляди, к самой столице подойдут.