Лицо Рэйвена помрачнело.
— Мы пришли поговорить с Торстерном. Лучше позови его, прежде чем тебе настучат по мозгам.
— Ах ты, болтливая вонючка! — покраснев, начал тип на экране. — Да я…
— Что — ты, Винсон? — послышался из громкоговорителя низкий звучный голос, — Потерять самообладание — большая ошибка. Нужно всегда держать себя в руках. Всегда, Винсон. С кем ты разговариваешь?
Чарльз слегка толкнул Рэйвена в бок.
— Похоже, это и есть всемогущий Торстерн.
Человек на экране повернулся в сторону. Теперь у него был виноватый вид.
— Какие-то двое мутантов, сэр. Невесть как прорвались сюда, но мы задержали их в десятой комнате.
— В самом деле? — спокойно, неторопливо спросил голос. — Они дали объяснения своему безрассудному поступку?
— Они утверждают, что хотят поговорить с вами.
— О господи! У меня нет никаких причин потакать их желаниям. Напротив, это могло бы создать прецедент. Мне пришлось бы вести разговоры по душам с каждым эксцентриком, который сумел бы сюда пробраться. Неужели они думают, что у меня нет других дел?
— Не знаю, сэр.
Неожиданно невидимый собеседник передумал.
— Что ж, если такие случаи не будут повторяться, я мог бы выслушать этих двоих. Есть крошечный шанс, что я узнаю от них что-нибудь полезное. Но если окажется, что я зря потратил время, — пусть пеняют на себя.
— Да, сэр, — последовал услужливый ответ.
Первое лицо исчезло с экрана, сменившись другим — крупным, сильно вылепленным, с квадратной челюстью. Торстерн был далеко не молод — густая копна совершенно седых волос, глубокие мешки под глазами, — но выглядел по-своему привлекательно. На его лице были написаны ум и тщеславие.
Задержав внимательный взгляд на Чарльзе, рассмотрев его с ног до головы, Торстерн взглянул на Рэйвена и без малейшего удивления сказал:
— Я вас знаю! Всего несколько минут назад я получил вашу фотографию. Вас зовут Дэвид Рэйвен.
Глава 11
Рэйвен спокойно посмотрел Торстерну в глаза.
— И зачем, черт возьми, вам понадобилась моя фотография?
— Мне она была совершенно ни к чему, — парировал Торстерн, которому хватало сообразительности не реагировать даже на косвенные намеки. — Мне подсунули ее наши власти, которые на этой планете действуют достаточно расторопно. Ваше фото распространяют повсюду; судя по всему, нашей полиции очень хочется до вас добраться.
— Почему, хотелось бы знать? — с деланым удивлением спросил Рэйвен.
— Человек, занимающий мое положение, — откашлявшись, продолжат Торстерн, — оказался бы в весьма неловкой ситуации, если бы выяснилось, что он укрывает разыскиваемого преступника. Поэтому, если вам есть что сказать, говорите побыстрее, ибо времени у вас мало.
— А потом?..
Торстерн выразительно пожал широкими плечами, словно римский император, опускающий большой палец.
— Полиция вас заберет, и на том мои обязательства закончатся.
Эго было сказано так, словно у Торс терна имелись особые, тайные, причины, по которым он мог считать себя свободным от любых обязательств. У него был вид человека, который держит в кармане всю полицию. Ему достаточно было кивнуть, чтобы кого-то арестовали; подмигнуть, чтобы кому-то обязательно выстрелили в затылок якобы при попытке к бегству. Было совершенно очевидно, что Торстерн обладает властью, притом немалой.
— А вы интересный человек, — с неприкрытым восхищением разглядывая Торстерна, заметил Рэйвен. — Очень жаль, что вам так хочется нам помешать.
— Вы ведете себя чересчур нагло, — заявил Торстерн, — Причем намеренно. Вы надеетесь сбить меня с толку, пытаетесь вывести из себя; но я не настолько глуп. Неблагоразумные эмоции — роскошь, которую может позволить себе лишь дурак.
— Но вы же не отрицаете, что упрек, который я бросил в ваш адрес, справедлив?
— Я не могу ни признать, ни отрицать полную бессмыслицу.
— Что ж, — вздохнул Рэйвен, — если такова ваша позиция, наша задача усложняется, но ее все равно необходимо выполнить.
— Какая еще задача?
— Убедить вас прекратить необъявленную войну, которую вы ведете против Земли.
— О господи! — Торстерн притворно возвел глаза к небу. — Вы и в самом деле думаете, что я поверю, будто Земля послала мелкого преступника вести переговоры с деловым человеком о некой фантастической войне?
— Война идет, и вы ведете ее с помощью ваших здешних и марсианских марионеток.
— Какие у вас доказательства?
— Доказательства не нужны, — бесстрастно произнес Рэйвен.
— Почему?
— Потому что вы знаете — это правда, хотя и не хотите признаться. Доказательства нужны лишь для того, чтобы убедить других. Но других здесь нет. Все, что здесь говорится, — исключительно между нами тремя.
— Как человеку с достаточно широкими деловыми и финансовыми интересами, — зловеще проговорил Торстерн, — мне неоднократно приходилось становиться мишенью для всевозможных сплетен и оскорблений. Я к ним привык, и они меня нисколько не трогают. Это цена, которую приходится платить за успех. Завистники и недоброжелатели всегда есть и будут среди нас, и я считаю их недостойными даже презрения. Но я должен признать, что неприкрытое и полностью необоснованное обвинение в тайном разжигании войны — самое возмутительное из всех оскорблений, какие мне до сих пор доводилось слышать.
— Это обвинение вовсе не фантастическое и не необоснованное, — возразил Рэйвен. — К несчастью, это печальный факт, и в любом случае вы нисколько не оскорблены. Собственно, в глубине души вы гордитесь этим. Про себя вы радуетесь, что нашелся кто-то достаточно сообразительный, чтобы распознать в вас крупную шишку. Вам доставляет удовольствие мысль о том, что вашей разрекламированной марионетке Уолленкотгу не удалось привлечь безраздельное внимание к своей персоне.
— Уолленкотт? — равнодушно переспросил Торстерн. — Кажется, я начинаю кое-что понимать. Судя по всему, Уоллен-котг — как всегда, напыщенный демагог — наступил кому-то на мозоль. Так что вы по глупости пошли по ложному следу и вместо Уолленкотта явились прямо ко мне.
— У меня нет привычки вынюхивать ложные следы, — пошевелившись на стуле, проворчал Чарльз.
— Вот как? — Торстерн снова пристально посмотрел на него, но ничего не увидел, кроме толстяка с добродушным пухлым лицом и тусклыми глазами. — Так это вам я обязан такой честью — что меня назвали главной движущей силой несуществующей войны?
— Если это можно назвать честью.
— В таком случае, сэр, вы не только дурак, но еще и опасный дурак! — Торстерн пренебрежительно махнул рукой. — Я не могу терять время на дураков. Лучше будет, если вами займется полиция.
Приняв суровый вид, Торстерн холодно закончил:
— Как добропорядочный гражданин, я полностью доверяю нашей полиции.
Чарльз презрительно фыркнул.
— Естественно, вы имеете в виду тех, кому платите. Про них мне хорошо известно. Их на этой планете боятся, и не без причин. — Неожиданно черты лица Чарльза обострились, на мгновение в нем не осталось ничего от потешного толстяка, — Но мы их не боимся!
— Возможно, вам придется изменить свое мнение.
Торстерн снова перевел взгляд на Рэйвена.
— Я отвергаю все ваши бессмысленные обвинения, и кончим на том! Если Земля считает нужным вновь заявить о своих правах на Венеру — пусть делает это положенным путем. Без сомнения, их беспокоит Уолленкотт. Как они намерены с ним разобраться — проблемы землян, а не мои.
— Отвлекающими маневрами нас не одурачить. Если мы схватим Уолленкотта, вы лишь посмеетесь от души, замените его очередной марионеткой из своего списка и используете его арест в целях пропаганды.
— Вы уверены?
— Вы и пальцем не шевельнете, чтобы спасти Уолленкотта. Напротив, вы сделаете из него первого мученика венерианского национализма. У Земли есть дела поважнее, чем снабжать мелкого божка одним-двумя святыми.
— Божок — надо полагать, я? — улыбнулся Торстерн.
— Конечно. Было вполне логичным шагом — добраться до человека, который дергает за веревочки марионеток. Вот почему мы пришли прямо к вам. Но, возможно, придется смириться с тем, что воззвать к вашему разуму невозможно; тогда мы будем вынуждены заставить вас повиноваться более радикальными методами.
— Это что, угроза? — Торстерн оскалил крепкие белые зубы, — Странно слышать ее от тех, кто полностью находится в моей власти. К вашим прочим заблуждениям следует прибавить то, что вы полагаете себя якобы неуязвимыми и не зависящими от обстоятельств. Мол, каменные стены — еще не тюрьма. Ха!
— Веселитесь, — посоветовал Рэйвен. — Пока можете.
— Я начинаю сомневаться, что вы — прирожденный преступник, — продолжал Торстерн, пропустив реплику мимо ушей. — Скорее всего, вы — подходящий пациент для психиатра. Вами движет навязчивая идея, будто я, Эммануил Торстерн, процветающий венерианский торговец, — некто вроде Голиафа, а вы должны сыграть при мне роль Давида.
Он бросил взгляд на невидимый стол и язвительно закончил:
— Нуда, я вижу: вас, собственно, так и зовут. Возможно, в этом все и дело.
— Мое имя значит для меня не больше, чем для вас — имена Тор[3] или Эммануил[4].
Эти слова вызвали первую заслуживающую внимания реакцию. На мгновение лишившись самоуверенного спокойствия, Торстерн нахмурился — но сумел придать своей гримасе величественный вид.
— Мне доводилось расправляться с людьми и за меньшее! — проскрежетал он, куснув нижнюю губу. — Я их просто уничтожал!
Торстерн ударил кулаком по столу.
— И они исчезали бесследно!
— Ну, я вижу, вы все-таки знаете значение ваших имен.
— Я достаточно образованный человек. — Торстерн поднял густые брови. — Но я всего лишь торговец, а не фанатик. Это вы одержимы навязчивой идеей, а не я. Да, я стремлюсь к власти, но лишь в материальном смысле. Ваши оскорбления опасны — не для меня, но для вас самих.