— А как облавы на улицах, дали что-нибудь?
— Сначала нам вроде бы везло, но потом о них стало всем известно. Мы решили прекратить облавы дней на десять. Пусть мерзавцы успокоятся и почувствуют себя в безопасности. Тут-то мы их и накроем!
— Отличная мысль! Да, в наше время приходится шевелить мозгами!
— Не без этого, полковник!
Моури тронул агента за плечо.
— Вот мы и приехали. Сейчас налево, а потом сразу направо.
Машина промчалась мимо ограды машиностроительного завода, въехала на узкую ухабистую улицу и свернула в другой переулок. Вокруг тянулись полупустынные кварталы трущоб — ветхие здания, перемежавшиеся пустырями и помойками. Они остановились и вышли из динокара.
Оглядевшись, Саграматолу сказал:
— Типичный рассадник всякой заразы. Пару лет назад мы выкурили отсюда шайку религиозных фанатиков. Они справляли свои мерзкие обряды в одном из старых складов.
Моури брезгливо сморщился:
— Вы хотите сказать, что они исповедовали религию спакумов?
— Да, настоящие верующие! Но на виселице языки у них вываливались не хуже, чем у любого грешника. — Саграматолу ухмыльнулся — воспоминания, видимо, были приятными. Потом он взглянул на Моури. — Теперь куда?
— По этому переулку.
Моури первым вошел в длинный грязный переулок, заканчивающийся тупиком. Через несколько минут они уперлись в глухую двенадцатифутовую стену. Переулок был пуст, лишь слабый гул движения на ближайшей магистрали да скрип ржавого дорожного указателя, раскачивавшегося на ветру, нарушали тишину.
Моури кивнул на дверь в стене:
— Черный ход. Мне нужно две-три минуты, чтобы обойти кругом и добраться до парадного подъезда. А потом могут быть любые неожиданности. — Он попытался открыть дверь, но она не поддавалась. — Заперта.
— Лучше открыть, чтобы ему было куда бежать, — предложил Саграматолу. — Когда он поймет, что приперт к стенке, то может попытаться застрелить вас, чтобы улизнуть с главного хода. Тогда я не смогу помочь. Эти соко становятся опасными, когда им нечего терять. — Агент полез в карман и вытащил связку отмычек. Ухмыляясь, он добавил:
— Лучше позволить ему сбежать — тогда он попадет прямо мне в руки.
С этими словами Саграматолу повернулся к двери, оказавшись спиной к Моури, начал возиться с замком. Моури оглянулся.
В переулке никого не было.
Вытащив пистолет, он спокойно, с расстановкой произнес:
— Ты пнул старика, когда тот валялся без сознания.
— Да, конечно, — отозвался агент, все еще пытаясь открыть замок. — Надеюсь, этот придурок уже сдох. — Внезапно голос Саграматолу осекся: офицер понял всю неуместность замечания Моури. Агент обернулся, опираясь рукой о дверь; дуло пистолета смотрело ему в лоб. — Что это? Что… что ты…
Выстрел был не громче хлопка пневматического пистолета. Мгновение Саграматолу держался на ногах, во лбу у него зияло голубоватое отверстие. Его рот раскрылся в идиотской гримасе. Потом колени агента подогнулись, и он рухнул лицом вниз.
Сунув пистолет в карман, Моури склонился над телом. Не теряя времени, он обыскал труп Коренастого, проверил содержимое бумажника, но взял только полицейский значок. Быстро покинув переулок, он сел в машину, доехал до центра города и затормозил неподалеку от магазина подержанных динокаров. Он прошел пешком остаток пути до площадки, где стояло множество видавших виды машин. К Моури мгновенно подскочил тощий сири, его хитрые глазки блеснули, когда он оценил дорогой костюм, часы и платиновый браслет клиента — тут пахло поживой!
— Вам повезло, — вкрадчиво объявил Тощий. — Вы попали в единственное место на Джеймеке, где можно купить за бесценок хорошую вещь. Торгуем чуть ли не в убыток себе. Не теряйтесь! Идет война, цены вот-вот подскочат, в любом случае не прогадаете. Вот, взгляните на этого красавца! А цена! Подарок, просто подарок! Это…
— Со зрением у меня все в порядке, — прервал его Моури.
— Да-да, конечно! Я только хотел обратить ваше внимание…
— Я знаю, что мне нужно, — оборвал продавца Моури. — И не собираюсь ездить на такой развалине. Я не самоубийца.
— Но…
— Как вы заметили, идет война! И очень скоро запчасти будет совершенно невозможно достать. Мне нужна машина, которую я мог бы разобрать на детали. — Он показал на ближайший динокар. — Например вот эта. Сколько?
— Она в прекрасном состоянии, — принялся расписывать продавец, стараясь не встречаться с Моури взглядом. — Мотор совсем новенький. И посмотрите на номер… прошла перерегистрацию.
— Это я вижу!
— …и ни одной дырочки в корпусе… Я ее даром отдаю, просто даром.
— Сколько?
— Девятьсот девяносто, — сказал продавец, еще раз взглянув на костюм и платиновые безделушки.
— Грабеж, — ответил Моури.
Они торговались с полчаса, и в итоге Моури заполучил дино за восемьсот двадцать. Он заплатил и уехал на новой машине. Приобретение Моури так скрипело, дребезжало и стонало, что было ясно: Джеймса надули, по крайней мере, на двести гильдеров. Однако сожалений он не испытывал.
Проехав с милю, он остановился на пустыре, заваленном металлоломом. Здесь, вдали от свидетелей, Моури начал трудиться над своим дино: разбил фары и лобовое стекло, снял колеса и номерные знаки, разобрал мотор — одним словом, превратил его в ободранный остов. Затем, подогнав к пустырю машину убитого агента, он погрузил в нее свою добычу.
Через полчаса, утопив в реке колеса, номерные знаки и еще кое-какие части с динокара Саграматолу, он поставил на него новые номера и отбыл. Итак, обмен номеров стоил ему восемьсот двадцать фальшивых гильдеров — пожалуй, не слишком дорогая плата за безопасность.
Зная, что облав пока опасаться нечего, Моури мотался по городу до наступления темноты. Поставив машину в подземный гараж, он купил газету и прочитал ее за ужином.
По версии этого печатного органа, единственный земной истребитель, упоминающийся не иначе как «трусливый налетчик», сумел прорваться через линию космической обороны и сбросить бомбу на укрепленный арсенал в Шугруме. Взрыв произвел незначительные разрушения, а «налетчик» был тут же уничтожен.
Если верить статье, налет был не опаснее блошиного укуса — вдобавок, блоху немедленно прихлопнули. Интересно, сколько читателей проявили подобное легковерие? Шугрум находился на расстоянии трехсот миль от столицы — и тем не менее Пертейн изрядно тряхнуло. Поглядеть бы, что осталось после взрыва… скорее всего — кратер в пару миль диаметром…
На второй странице газеты сообщалось, что силами охраны правопорядка и законности схвачены сорок восемь предателей — членов Партии Свободы Сириуса. Ведется следствие. Однако ни подробностей, ни имен, ни конкретных обвинений в статье не было.
Такая практика характерна для общества с тайным судопроизводством, где любого могут схватить прямо на улице и никто никогда больше не увидит его. В Сирианской Империи не существовало института присяжных заседателей и открытых судебных процессов. Если арестованный родился под счастливой звездой, его, возможно, и выпустят — искалеченного, без извинений и возмещения ущерба. Но, как правило, родственники несчастного не получали даже урны с прахом.
Сорок восемь схваченных обречены — независимо от того, кто они на самом деле или за кого их принимают. С другой стороны, вся эта газетная писанина — вранье. Власть имущих наконец допекло, и они нашли шестерых козлов отпущения, объявив их членами ДАГ и для пущей важности умножив их число на восемь. Циничное искажение фактов — обычный пропагандистский прием в военное время.
На одной из последних страниц в крохотной заметке сообщалось об отступлении сирианских сил с планеты Гума — «чтобы более эффективно использовать их в зоне боевых действий». Отсюда следовало, что захваченная Гума расположена далеко от линии фронта, — нелепость, очевидная для любого читателя, способного мыслить логически. Но девяносто процентов населения не трудились размышлять; они проглатывали любую предложенную им чушь — и были вполне довольны.
Но гвоздем номера была редакционная статья. Эта помпезная проповедь строилась на утверждении, что для полной победы необходимо напрячь все силы, и, следовательно, в политической жизни империи нет места плюрализму. Все до единого должны сплотиться и активно поддержать решение правительства вести войну до победного конца. Сомневающиеся и колеблющиеся, ворчуны и нытики, лентяи и тунеядцы — такие же предатели, как шпионы и саботажники. С ними надо покончить раз и навсегда — быстро и безжалостно.
Да, это уже вопль паники — хотя Дирак Ангестун Гесепт прямо не упоминалась. В военное время все пропагандистские материалы спускаются сверху — и там, наверху, кое-кто явно почувствовал себя крайне неуютно. Оса невелика, но жалит больно. Возможно, некоторые из этих типов получили маленькие, неприятно тикающие посылочки, и им не слишком понравился переход от общих угроз к конкретным действиям.
Когда наступила ночь, Моури направился к себе на квартиру. Он пробирался туда крайне осторожно — любое убежище неожиданно может превратиться в ловушку. Помимо агентов полиции или Кайтемпи, приходилось опасаться хозяина, который безусловно заинтересуется, увидев в комнате нового жильца, да еще такого респектабельного на вид. Хозяин, конечно, изрядный пройдоха и умеет держать язык за зубами, но в Кайтемпи он расскажет что угодно, лишь бы спасти свою шкуру. Доверять ему не стоит. Как, впрочем, и никому другому в этом враждебном мире.
Вокруг дома все было чисто, засады не было. Моури незаметно проскользнул к себе. В комнате все было так, как он оставил, никаких следов обыска. Он растянулся на кровати, вытянув гудящие ноги, и принялся обдумывать положение дел. Очевидно, теперь придется приходить и уходить из дома только в темноте. Можно, правда, попытаться найти другое пристанище — в квартале поприличнее, более соответствующем его новому обличью, но Моури не хотелось терять время, да это и не было столь необходимо.
На следующий день ему пришлось не раз пожалеть о взорванном в Радине чемодане и его содержимом. Моури пришлось провести целое утро в публичной библиотеке, занимаясь кропотливой и скучной работой по восстановлению списка имен и адресов. Следующие два дня ушли на подготовку нужного количества писем, и когда работа наконец была завершена, Моури с облегчением вздохнул.