– Я – Гар’тромехор! Дитя первичной Матери, пятый джинн в поверьях мастрийцев, высший демон, кровавый Гарозул, ставший Праотцом Гааром, Граго, а также еще сотни имен, о которых тебе ничего не известно. И это не я стою перед тобой, а ты передо мной, своим отцом!
– Отцом? Неужели? – Летэ растянул полные губы.
– Я представился, как ты того просил. Теперь к делу! Время не ждет!
– Время всегда подождет… Здесь, в стенах моего замка, время не властно… Этот замок выстоял все эпохи и выстоит впредь. И для нас сей обмен лишь мимолетный миг в нашей бесконечно долгой жизни. А вот все твои имена – пустой звук, который действительно для нас ничего не значит, ибо мы стоим выше всех человеческих божеств…
– Еще раз спрашиваю. Что вам нужно? Я пришел сюда не для пустых прений, а для обмена! Назовите условия, чтобы я получил взамен карту с нужными мне сведениями.
Щеки Летэ подобрались, и он глухим голосом произнес:
– Теух. Я желаю узнать все о них.
– Я ничего не знаю о них.
– Так узнай.
– Я похож на мальчика на побегушках? – в неудовольствии заметил гость. – Теух разбросаны по всему Южному континенту, жалкие остатки тех, кто уже ничего не решает. Не списывайте свою немощность на меня. Я не буду решать ваши застарелые проблемы, добывая сведения о ныне сгинувшем клане. Если вы хотите вернуть два ваших бессмертия…
– Не два, – прервал его Летэ вскидыванием ладони. – Из полусотни наших старейшин пропала добрая половина. Явно вашими трудами. Верни мне дары всех тех, кто исчез из моего клана. Двадцать пять даров. Когда я говорил о Теух, я говорил не про сведения о них, а о них самих. Добудь мне также всех некогда выживших из этого клана, в том числе воевод Ровенгара и Баммона, которые перед нашей атакой поднялись к войску, поэтому успели сбежать. Либо найди их потомков и доставь сюда. Помимо них, сбежало еще семеро. Тебе понятны мои требования?
Аристократ напряженно замер. Нельзя было сказать, что столь невыполнимое требование удивило его. Скорее всего, он предполагал, что и такой вариант событий возможен, однако некоторая медлительность была заметна и в его движениях, и в движениях его спутников.
– Это слишком много, – наконец заметил он.
– Я огласил тебе условия. Выполняй их.
– Это не условия. Это абсурд!
– Тогда обмена не будет. Что есть для нас сей обмен? Лишь мимолетный миг в нашей долгой истории.
С лицом как у мраморной статуи Летэ откинулся на бархатную подушечку кресла. Его обвитые перстнями пальцы обняли подлокотники, а взгляд устремился куда-то вдаль и одновременно в никуда, как у величественных божеств.
На лице Гаара, однако, промелькнуло отвращение.
– Никто не сможет исполнить то, о чем ты просишь.
– Разве не ты Гар’тромехор, дитя первичной Матери, джинн, высший демон, Гарозул и еще сотни ничего не говорящих имен? Разве не сижу я перед своим всесильным отцом? – неприятно рассмеялся Летэ. – Повторяю. Мне нужны Генри, Юлиан, все пропавшие дары из нашего клана в количестве двадцати пяти, а также все старейшины Теух, которые бежали после падения клана.
– Это произошло тысячу лет назад. За это время часть из них исчезла из-за неудачной передачи дара или чрезмерного разрушения тела носителя. Простые цифры и подсчет. Ты смекаешь? Но даже если ты в этом не смыслишь, то все равно должен понимать, что все дары не смогли бы дожить до нынешних дней. Это невозможно! Это же касается твоего клана, так как некоторые его участники пропали из-за череды случайностей, а не из-за нашего вмешательства.
– Я огласил тебе условия для обмена. Как только все будет сделано, ты получишь карту.
– Я не смогу дать тебе то, что ты хочешь! Ты думаешь, говорящее бревно, что время на твоей стороне? О нет, время полностью на нашей стороне. И каждый миг твоего упрямства приближает твою смерть, как и смерть твоего клана. Если я не получу сестру до зимы, то вы потеряете последнее, что имеете…
– Тогда поторопись, – снова перебили его.
Гаар промолчал. Затем вдруг развернулся и быстро вышел прочь вместе со своими немыми спутниками, схватив перед этим свою прекрасную шляпу с желтым пером. Неприятно хлопнула дверь, предупреждая. Когда все стихло, дубовая дверь зала, где все так же величественно продолжал сидеть Летэ, открылась. Вошел граф Тастемара, одетый в свое бессменное зеленое котарди и плащ, скрепленный фибулой в виде ворона из серебра. Он посмотрел на главу совета, на его словно высеченное из камня лицо и заметил:
– Сир’ес…
– Ничего не говори, Филипп, – важно перебил его глава. – Я помню о долге перед тобой, но я думаю и о клане.
– Они и правда могут быть не всесильны.
– Тогда это их проблемы. Когда все пройдет как должно, мы получим Юлиана. Даю тебе слово. А вместе с ним получим и старых, и новых старейшин, и окончательно сотрем клан Теух, оставив его лишь в нашей памяти. И тогда клан Сир’Ес сможет восстановить все утерянные земли и приобрести другие, расплатившись за них «дарами» и клятвами верности. Север будет наш. Снова целиком наш, как и положено. Мы вернем славные добрые времена, Филипп!
Графу осталось лишь склонить седую голову, покорившись сюзерену. Единственное, на что оставалась надежда, – это появление того, кто смог бы переломить старика Летэ и заставить поумерить свои желания. Филипп ждал Горрона де Донталя, который помог бы провести переговоры как должно. Ну а пока переговоры были перенесены до лучших времен, и в замке снова воцарилось гнетущее ожидание.
«Дочь моя. Ни в какой век жизнь не была спокойной. Пока в наших отчих землях, Солраге, царил мир, в других землях в эти дни лилась реками кровь. Когда же наш Солраг вступал в борьбу с захватчиками, дабы сохранить свою целостность, то в других землях мог временно наступить мир.
Детство твое, Йева, в нашем родовом замке Брасо-Дэнто никогда не было омрачено тяготами войны. Тебе не довелось видеть толпы повешенных на Вороньей площади, не довелось слышать скорбные плачи по погибшим от матерей, жен, сестер и дочерей. Ты не была подвержена печали войн и цвела, как роза, в таком же тихом и благоухающем саду. Однако все в этой жизни преходяще. Так и сейчас мир в нашем доме пошатнулся. По большей части это заслуга твоего упрямого отца, который осознает свое упрямство, но не видит иного выхода, кроме как следовать по пути справедливости.
Дочь моя, скрывать не буду, нам грозят трудные времена. Коль ты думаешь, что твое укрытие в лесах Офурта – это и есть трудности, то я тебя разуверю: это лишь подготовка к ним. Именно поэтому я не желаю более читать от тебя писем, в которых ты молишь меня позволить тебе вернуться в Брасо-Дэнто. Не расстраивай меня снова своим непослушанием. Слушай отца своего, и тогда, быть может, если обмен пленниками случится ровно и без проблем, мы еще встретимся, уже втроем…»
Филипп писал это во второй раз. Его первое письмо, строго официальное, напоминало скорее не обращение отца, а сухой приказ военачальника и дальше скрываться в тайном месте. Но, засомневавшись, граф решил переписать текст более сердечно. Его не покидала смутная тревога, что завтрашний день может принести много горестей. Увидит ли он еще свою маленькую Йеву? Жив ли этот недокормыш Ройс? Судя по донесениям, в Офурте всю эту зиму буйствовала страшная болезнь, унесшая жизни тысяч детей. Уж не с этим ли связано настойчивое желание дочери вернуться в отчий дом?
Вздохнув с надеждой, он скрепил письмо родовой печатью. Затем дождался, пока она высохнет, и скатал его в трубочку, подозвав гонца. Он должен будет доставить письмо не в поселения и даже не в замок. Гонец обязан доставить его в сосновый темный лес, на прогалину, где письмо подберут вурдалаки и отнесут к хозяйке. Этот способ сообщения кажется весьма безопасным, ибо людям уже веры нет, а над зверями велисиалы имеют весьма посредственную власть.
В этот душный и тяжелый день, когда лето вступило в свои права, Филипп сидел в кресле и читал послание, прибывшее к нему с гонцом из Йефасы.
Лука Мальгерб докладывал:
«Милорд. Мы до сих пор пребываем в трех постоялых дворах Йефасы, в восточной части города. Никаких проблем не имеем. Дисциплина твердая. О конях заботятся сносно. Но пытались давать плесневелый овес. Дошли слухи, что у стен нашего отчего дома стоит вражеское войско. Не необходимо ли нам [тут текст был подпорчен чернилами, ибо Лука не знал, как деликатнее спросить, и долго думал, пока с пера не капнуло] озаботиться этими слухами?»
Слушая шум громко щелкающих в саду ножниц, будто у самого уха, Филипп взялся за гусиное перо и, нахмурившись, написал краткий ответ: «Нет. Ждите приказа». Вместе с письмом в руке он поднялся, чтобы отнести его местному гонцу, когда услышал, как скрипнули замковые ворота. Граф подошел к окну, отодвинул тяжелую гардину. В гостевую спальню, полную мрака, ворвался слепящий луч солнца, и Филипп прищурился.
На просторы сада въезжал путник на хрипящей и роняющей пену пегой лошади. Стоило ему снять капюшон, как по этой вечно вежливой улыбке он узнал Горрона де Донталя. Тот отдал поводья, отряхнул плащ и вошел в замок быстрым шагом. Когда Филипп спустился из своих покоев в холл, приехавшего гостя уже окружила толпа слуг.
Горрон поглядел поверх их склоненных в почтении голов и поднял руку в приветствии:
– Душа моя была уверена, что первым в этом замке мертвецов я встречу именно тебя, Филипп!
Два старейшины тепло обнялись. Горрон скинул дорожный легкий плащ, уже посеревший от долгой скачки. Волосы его были по-южному коротки, но подбородок, обычно гладко выбритый, сейчас порос густой смоляной щетиной. Сощурившись, герцог заметил:
– Вижу в твоих глазах вопрос. Однако погоди! Все слишком сложно, дабы раскрывать все с порога. Сперва я покажусь нашему глубокоуважаемому главе. Сам понимаешь, он ждет от меня ответов. Те дали, куда я забрался, этот дальний жаркий Юг – он будто заглушал его голос. Мы так и не поговорили нормально. А позже я загонял коня до пены, чтобы успеть сюда как можно скорее.