На него в изумлении глядели чародеи.
– Погоди! – окрикнул его Клариэл.
Однако вампир уже находился с другой стороны, проделав достаточную для себя брешь. Всем оставалось лишь беспомощно проводить его взглядом, как он исчез в портике, надевая перчатку, а затем и во дворце.
Время тянулось… Чародеи вышагивали туда-сюда, нервно наблюдали появляющихся из кварталов полубезумных вампиров, которые рыскали в поисках своего мерифия. Чародеев пугало это демоническое буйство, поэтому они и сами были не рады приказу мастрийского архимага зайти в эти кварталы. В конце концов Клариэл уловил дрожание магического барьера, пока тот не стал трескаться от верхушки и не опал, как листва по осени. Вскоре из маленького дворца показался Юлиан с саблей наголо.
– Как ты их всех столь быстро убил? – поразился Клариэл.
– Там в живых остался только их сильнейший щитоносец.
– Как так? А остальные?!
– Пустили из вен кровь, заглушив боль дорогим вином. Я обнаружил их в покоях для бесед, на втором этаже, где они лежали на коврах в обнимку с кувшинами. Видимо, они боялись грядущего, поэтому, осознав, что выбрали неверный путь, решили уйти без боли. Там весь пол в крови. Займитесь дворцом, как хотели… Я обеспечу вам покой.
– Спасибо тебе за любезность, магистр. Ты достойный вампир, и я сообщу о твоей помощи мудрейшему, – облегченно выдохнул чародей.
– Не стоит отвлекать его пустяками.
Из восточных кварталов выехал Терум Обарай, доспехи которого также густо облепились грязью и побагровели. Видимо, и у него бои выдались столь же жаркими. Держась за истекающее кровью плечо, мерифий болезненно-сдержанно скалился, отчего его лицо стало похоже на странную демоническую маску. Увидев Юлиана, он направил свою лошадь к нему.
– И ты уже здесь, – сказал он.
– Вас сильно ранили? – спросил Юлиан.
– Неприятно, пырнули копьем под стальную пластину, – усмехнулся Терум. – Но все дрянь-целители разбежались кто куда, когда завязалось сражение с местными вампирами. От людей ожидать другого не стоит. Ты тоже отбросил их гарнизон?
– Да. Кто успел, отошел к дворцу проулками.
– Хорошо. Раз мы встретились, проводи-ка меня до лагеря, Юлиан, окажи услугу… Не должно нам выглядеть как извозившимся в грязи зверям. Давай приведем себя в порядок, а там вернемся. Со своей задачей мы справились, вражеского войска поубавили!
Скоро они вдвоем двигались стремя в стремя, чтобы вернуться в опустевший лагерь. Начался сильный дождь, который омывал их, стекал по доспехам и длинным красно-черным плащам с вышивкой в виде платана. Из жилищ глядели черными тенями гримы, которых стало так много, что город из красного превратился в глубоко-черный, призрачный.
Терум продолжал держаться за кровоточащую рану, пока подле брюха коня бежал его помощник.
– Я получил известие, – сказал он. – Оборотни и людские лары уже под самым королевским дворцом. Ворота закрыты, высоки, на галереях чертовы наги… Но долго не продержатся! Предполагаю, после нескольких дней штурма внутри они обнаружат умерщвленного короля Гайзу, который либо примет яд, либо пустит кровь.
– Змея, сгинувшая от собственного яда, – усмехнулся Юлиан.
– Да. Ему больше некуда, кроме как к своему Шине, – довольно осклабился Обарай.
– А с ним и весь город…
– Не спорю, война эта гадкая. Но свое дело мы выполнили. Как только все уладится, отправимся домой. Оскуриль обрадуется… – И он едва улыбнулся при воспоминании о дочери.
Когда они уже проехали треть города, Обарай обратил внимание, что его будущий родственник странно прижимает одну руку к туловищу – будто укрывая что-то под плащом.
– Что там у тебя? – спросил он.
– Ничего существенного, почтенный, – отозвался Юлиан, повернувшись боком.
– Думал, рана, но вижу, что нет. Это книга, что ли? Точно она. Уж не из того ли цветастого дворца, куда ты заходил?
Однако Юлиан только хмурил брови и отвечал односложно, не желая проливать свет на происходящее. Тогда Терум сообразил, что труд, видимо, был украден из-под носа чародея Клариэла. Но зачем он его родичу?
Они уже выехали на широкую мостовую, ведущую к Зеленозубым воротам, как вдруг перед ними выскочила пестрая толпа. Причем выскочила из закрытого ранее жилища, на котором висел чей-то щит. Двум вампирам поначалу показалось, что им встретились мастрийцы: сухие, тонкие, низкорослые, волос по жесткости напоминает ветвь терна. Но цвет кожи-то бронзово-красный… Кто, как не эгусовцы!
Одно лишь это промедление, когда на них направили несколько взведенных арбалетов, стоило многого. Защелкали спусковые механизмы. Доспех старшего Обарая вместе с невесомой кольчугой легко прошил насквозь болт. Спустя мгновение такой же болт вырос и посреди груди опешившего Юлиана Ралмантона. Он ощутил толчок, а затем его захлестнула острая волна боли. На него навели еще три арбалета. Щелчки… Затем смертоносный свист. А вокруг странная тишина. Надо же, сколь выверены и спокойны действия нападавших…
Он увидел сначала хмурое, низкое небо, опрокинувшись на заднюю луку, потом, выровнявшись, заметил, как пуст взгляд горожан, а у губ залегла одинаково гадкая усмешка. И тогда он все понял. Раум! Прижимая к себе похищенный труд архимага Зостры ра’Шаса, вампир попытался ускакать. К нему хлынули всей гурьбой, забрали поводья лошади, пока Обарай уже издыхал внизу, в натекшей луже крови, вместе со своим помощником.
Десятки пар рук, напоминающих лапы одного отвратительного паука, неумолимо потянулись к книге, попытались вырвать ее из ослабевшей хватки.
– Тварь! – закричал Юлиан. – Пошла вон! Вон! Это не твое, сучье отродье!
Ему не отвечали. Борьба затянулась.
Он чувствовал, как стрела в груди терзает сердце, заливает кровью, но не сдавался. Он был не в силах вынуть саблю из ножен – мешала книга. Тогда его пальцы в перчатке сплелись на глотке первого, переломили ее с сухим треском. Юлиан пытался вернуть поводья, отбивался от кривых южных кинжалов, которые грызли его, как псы, рвали бедра, бок. Нападающих было порядка пятнадцати. Потом он услышал, что арбалеты снова взводят. Надо уходить! Рискуя, он вслепую со всех сил сдавил бока коня пятками. Конь завизжал от боли. Протаранив толпу, он понесся, пытаясь скинуть жестокого всадника. Но тот не давался, будто врос. Пригнувшись к гриве, Юлиан поддел свободной рукой поводья, чтобы вернуть контроль. Однако тут позади, из всполохов тумана, на лошадиный круп вдруг скакнул один из неприятелей.
Злой кинжал пропорол шею Ралмантона, отчего тот испустил глухой вскрик. Выхватив выпавшие труды, эгусовец исчез вместе с ними. Конь продолжал мчаться по обожженным «Птицами» улицам, пока Юлиан ничего не замечал перед собой. При каждом движении он харкал кровью, чувствуя дикую боль.
«Тварь… Тварь! – думал он, силясь не рухнуть во тьму. – Послала на меня отряд… Все… узнала… Раскинула свою сеть куда шире, чем рассказывала. Сообразила, что я ее обманываю… Ненавижу…»
Он не знал, куда ехать. Тьма напирала на него, смыкала веки, пока он не отпустил поводья, слабея. Завидев проем, конь ринулся наружу из города, а затем поскакал в лагерь, ведь еще были свежи воспоминания о деннике и хорошем овсе. Юлиан припал к его гриве, дрожа от боли. Где укрыться? Ему нужна помощь… В почти пустом лагере – все бросились за наживой в Нор’Алтел – он с трудом выбрался из седла, можно сказать, выпал, чувствуя, как подкашиваются ноги.
Снаружи его шатра не было дозорных. Внутри тоже тишина. Он надрывно окликнул своих рабов, навалившись на деревянную опору, чтобы не упасть. Однако никто не отозвался. Тогда Юлиан заковылял к себе, чувствуя, как кровь стекает по шароварам в сапоги. Каждый шаг отдавал болью.
Цветастая занавесь отодвинулась, и на него взглянул Момо.
– Вам плохо? – спросил юноша.
– Где все?..
Собственный голос показался каким-то чужим, безразличным.
– Не знаю, – признался юноша. – Они вдруг поднялись и вышли прочь. Все разом, почтенный! Я их зову, а они не откликаются. Ушли вместе с Латхусом и Тамаром. Я с самого полудня тут сижу совершенно один, охраняя наши пожитки. Даже охрана ушла!
Ралмантон качался посреди комнатушки, пропахший кровью, болью и дымом. Выходит, Раум скрытно успела подменить всех рабов. А ведь он их проверял, вкушая кровь! В голове пульсировала лишь одна ненавистная мысль. Где он просчитался? Он не говорил о замыслах насчет дворца ни единой живой душе… Или так скора ее реакция на новость?
Он рухнул на колени, дополз до лежанки, где стащил с себя потяжелевший от дождя плащ, которым прикрыл раны.
Увидев, что почтенный истыкан, как еж, Момо вздрогнул. Он нелепо подбежал, не зная, как помочь, но его будто не видели. Глаза вампира застлала кровавая пелена, и только губы зло шептали ругательства. Задрав кольчугу, яростно вцепившись в арбалетный болт, Юлиан попробовал его вытащить, но, сцепив зубы, только скорчился – наконечник был стреловидным и продолжал тереться о его сердце, рвать. Кровь хлестала ручьем, заливая все ковры. Лицо вампира побагровело, и, пока он выгибался дугой, пытаясь избавиться от ослепляющей боли, юноша глядел настороженно, ибо перед ним бесновалось нечто нечеловеческое.
– Я позову лекаря… – сказал Момо дрожащим голосом.
– Не смей!!! – прорычал Юлиан. – Не зови!
– Но почему?!
– Нельзя, дурак… Помо… помоги вытащить… пом…
Юлиан перевернулся, чтобы облегчить страдания, – но это лишь прижало острую кромку к сердцу, – и он почувствовал, что силы его окончательно покинули. На глазах юноши он сделался мертвенно-белым, а рука, которой он пытался вырвать из себя арбалетные болты, рухнула наземь с низкой кушетки, и он весь замер – никакого движения.
Кровь закапала с его перчатки на ковер.
Бледный Момо присел на край кровати. Так он и сидел растерянный, не зная, куда себя деть. Неужели все кончилось? Вот так?.. Ему почему-то вспомнилось, как он, будучи маленьким, вернулся после обмена с Ягусем в деревню. Он тогда зашел в опустевший дом, чтобы обнаружить, что бабулечка умерла от голода… Почему именно это вдруг всплыло в его памяти, он не понимал. Чувствуя опустошение, юноша положил руку на грудь мертвеца.