– Тем более Генри – северное имя.
– Да? Может, его звали и не Генри, я плохо помню. В любом случае теперь его будут звать иначе… Но вы мне его напомнили взглядом. Этот Генри был славным малым, чистым светом! – странник вздохнул. – Редко я видел столь великую душу, как у него. Мы, в общем-то, и ищем маленьких людей с великими душами, желаем встретиться с ними. Ведь такие люди или даже вампиры – это сияющая драгоценность! Я видел Генри дважды. В первый раз я учил его, правда, назвался тогда другим именем. Потом встретился с ним вновь, чтобы пожать плоды учения, но он уже не узнал меня. А вы встречали человека, который чему-то вас научил?
– Может, и встречал… – ответил отстраненно Юлиан, почти не слушая, ибо понял, что перед ним обыкновенный безумец.
– Вот, а Генри тоже отдался моему учению, поэтому все так же был светел, как солнце, когда я с ним встретился вновь… Он всю жизнь подавлял свою тень, не позволяя впускать в душу даже ее толику… Мы радовались…
Странник еще раз горестно вздохнул.
– Но когда ему пришлось спуститься в кромешную тьму, где мы все живем, он не справился с ней! Ее было слишком много. Растворился в ней, потеряв рассудок… Внешне он до сих пор здоров, но тень расползлась в нем, распахнула свои страшные черные крылья. И он уже принадлежит ей, став ее рабом. Увы, это великий бой – не победить тьму, а впустить ее и укротить, став ее хозяином. Но и великая победа! Вижу, глядите на меня как на сумасшедшего, – сказал паломник. – Я таковым, возможно, и являюсь! Уже долгие годы я путешествую, пока мои братья-странники либо смирились, либо умерли. И раз Генри проиграл тьме… Я ищу еще один свет, уготованный для меня, с которым также некогда встречался, заботясь о нем и подготавливая к грядущему… И он, кажется, уже примирился со своей тенью, сохранив себя. Как я всегда говорил, свет жаждет тьмы, чтобы быть светом!
– Это говорил не ты, – усмехнулся Юлиан, – а Инабус из Ашшалы, пророк Фойреса, 17-я аса. Ты только что пересказал мне целую асу, записанную в писании и известную наизусть всем его рьяным почитателям.
– Да, да. Может, и спутал, слишком много лет путешествую. Подзабыл уже. Может, мой мальчик, подскажете глупому старику, а чье это изречение? Какого пророка? «Мы, бедные люди, рождаемся уже мертвыми. Ничего не знаем, никто о нас не знает, ничего не решаем. Тихо живем, тихо умираем».
Юлиан вздрогнул, вспомнив знакомые слова.
– Что? – изумился он.
– Не знаете? – пожал плечами паломник. – Ну и ладно… Пожалуй, выпью вина. Хотя, вижу, идут ко мне люди короля. Чай, надо тому поклониться. Давно не представлялось возможности увидеть его лучезарный лик. Рад был с вами увидеться, хотя мне кажется, это не последняя наша встреча.
Странник отошел. Вместе с другими его доставили к возвышению, на котором восседал сияющий от падающего на его украшения света Морнелий Слепой. Если бы не апатичное выражение лица, он действительно казался бы величественным. Он был окутан дорогими тканями, слепил золотом и драгоценностями, а в его короне в виде веточек дерева багровели умело вставленные рубины. Паломники упали перед ним на колени. Король принялся расспрашивать этих людей о краях, которые они видели, об их вере и тяготах странствий.
– Много где я был, – отвечал глава паломников, тот самый, что вел ранее беседу с Юлианом. – Много где дарил свой огонь другим и отнимал его. Прорицал. Рассуждал. Искал. Был даже у пределов юронзийских песков, которые простираются до неведомых земель. Но в тех краях пророчествовать еще опасно – люди там дикие, приемлющие лишь грубую силу. Был я в Нор’Мастри, где вас чтут и любят, Ваше Величество! Бывал и в Нор’Эгусе, откуда пришел вместе со своими последователями, – он указал на сидящих чуть поодаль спутников. – Нор’Эгус умылся кровью, но, умывшись ею, смыв грязь, он через годы забудет об этом, полюбит вас, как родного отца. А пока этим землям тяжело…
– Всем нам тяжело, – шепнул король, будто сам себе.
– Верно, владычество дается вам тяжко?
– Да, но век мой короток. Вскоре меня сменит Владыка владык, что взойдет на три трона, которые я ему приготовлю, и продолжит дело моих прославленных предков. Мое дело… – И лицо его перекосилось в усмешке. – Паломник, ты прибыл из дальних мастрийских земель и несешь в себе искру Фойреса. Так помолись за меня своему Праотцу, чтобы я получил желаемое!
– Помолюсь, – паломник улыбнулся, подняв сухое лицо. – Но нужно помнить, что перед Праотцом все едины. Поначалу Фойрес может внимать другим душам, заблудшим в черных пещерах, дабы вызволить их. Или он может испытать свет сомневающихся душ, – и паломник вдруг поглядел на стоящего у статуи Юлиана. – Научитесь терпению, владыка, и ваши молитвы будут услышаны. Несомненно, ваш прекрасный внук будет так же велик, как сам Элго Огненный!
Когда паломник раскланялся и вернулся к столу, чтобы испить разбавленного вина и заесть похолодевшим хлебом, король снова обмяк в своем кресле. Его настроение чуть приподнялось. Зато королева смотрела на мужа широко раскрытыми глазами, поскольку понимала, что тот вложил в свою просьбу паломнику. Вскоре она справилась с нахлынувшим ужасом и теперь лишь озиралась, будто в поисках помощи среди всей пестрой толпы. Пока наконец не заметила высокую фигуру Юлиана, который, обсудив детали встречи на охоте с церемониймейстером, поспешил удалиться с аллеи Праотцов. Наурика нахмурила брови и погрузилась в мрачные думы, боясь и переживая за будущее своего милого внука Элго, который был пока так мал, но уже полюбился ее сердцу.
В прохладный день, когда едва заметная, будто точка, зелень пробивалась из почек, а под ногами хлюпала грязь, Юлиан собирался на конную прогулку. Они с Дайриком Обараем, оба в охотничьих костюмах, то есть в шароварах, легких пелеринах и масках, покрывающих лица, взобрались на южных скакунов. За ними следовало сопровождение из рабов. Приятно моросил мелкий дождь, ничуть не ухудшая впечатления от предчувствия весны. Оба ехали стремя в стремя и обсуждали белую розу, о которой уже желали забыть, а также попытку убийства принца Элгориана.
– У империи много врагов, как внутренних, так и внешних, – заметил Дайрик.
– Что думаешь насчет способа отравления?
– Это было дерзко, Юлиан. Нанести морву на коготки подаренного альбиноса-чертенка – крайне дерзко. Кхм, потребуется много труда, чтобы уберечь нашего юного принца от смерти…
Разговор у них все не клеился. Они ехали, слушая далекий рев стаи оборотней, загоняющей матерую лисицу, и оба думали – каждый о своем. И пока там, вдалеке, проходила одна охота, тут вершилась совершенно иная. Дайрик оглядывался в растерянности, непривыкший, когда вокруг него темные стволы, а не стены Ученого приюта. Даже его небольшая глухота, ничуть не мешавшая там, явно напоминала о себе здесь переливами то абсолютной тишины, то громких звуков.
Вдалеке завыли оборотни Расса. Похоже, лиса вновь улизнула. Затем раздалось ржание испуганных коней и исступленный лай своры собак, которых пришлось увести к шатрам. Соседство с волками животным не нравилось. Охота, организованная церемониймейстером для всех, в итоге превратилась в охоту только для оборотней, которые заполонили все леса и поля.
– Срам, – хмыкнул Дайрик сквозь маску.
– Звериное им присуще куда более, чем нам…
– Зверям не должно быть в числе правителей, потому что правление должно основываться прежде всего на холодном расчете и достоинстве. А эти что? Чем занят наш новый консул Расс Асуло? Бегает по кустам в волчьей шкуре, вывалив язык. Позорные, вонючие демоны, не знающие покоя и жаждущие полакать крови. Стоит проголосовать за новые войны хотя бы ради того, чтобы они убрались из дворца восвояси.
– Сомневаюсь, что следующая война случится так скоро.
– Почему же, Юлиан? – Дайрик зевнул.
– Воевать без «Птиц Фойреса» будет куда сложнее. Пока оборотни не решат вопрос с архимагом, они так и будут тратить время на погони за лисами и попытки протолкнуть свою родню во все кресла.
При этих словах консул поморщился. В его понимании Гусааб становился фигурой фанатичной, честной, а оттого неприятной для дворца. Задержавшись у стен Нор’Алтела, тот вместо разбора требушетов неожиданно приказал уничтожить их, а труды по их постройке скрыл. Требушеты – сложный союз инженерной мысли и магии. Без его чертежей подобный результат повторить возможно, но не в столь скорые сроки, как того желали охочие до крови оборотни. Война, казалось, завершилась. Но военачальник Расс вознамерился разжечь ее вновь, взметнув пламя до самых небес, и отчаянно желал сделать это с гарантией победы, то есть с использованием «Птиц Фойреса». Поэтому весь дворец пребывал в ожидании возвращения Гусааба Мудрого, как зачина нового скандала между мастрийцами и элегиарцами.
– Куда отправишься сначала? – вяло спросил Дайрик.
– В Айрекк, – ответил Юлиан.
– Гм-гм, все понятно…
Их разговор снова прекратился. Они въехали в самую гущу рощи, туда, где перекрестье тысяч ветвей кустарников и деревьев, покрытых легкой зеленью, прятало их от чужого взгляда. Ветер дул в их сторону, с запада, поэтому оборотни и вампиры, участвующие в охоте, не должны почувствовать их. В этом Дайрик видел подтверждение своего грядущего успеха. Он наблюдал сквозь маску, что его спутник не имеет на поясе даже кинжала – только лук приторочен к седлу.
Они продолжали настойчиво молчать, подбираясь туда, где разрешится это скрытое противостояние. Ни разу за годы работы друг подле друга они не беседовали по-дружески, ни разу не обменивались простыми фразами, когда сначала говоришь, а потом думаешь. Всякое их сосуществование сводилось к тайной вражде, а отсутствие ссор было лишь ее подтверждением. Даже то, как легко, казалось бы, Дайрик простил смерть своей возлюбленной племянницы Оскуриль, как легко снес поражение от кельпи, было показателем, насколько сильна обоюдная ненависть. Эту войну Дайрик собирался завершить прямо здесь, убив соперника и забрав у того бессмертие.