Одет был крошка Элго в атласные шаровары и рубаху. Горло его обвивали ленточки с молитвами Фойресу, а кудряшки, передавшиеся от матери, уже касались плеч. Он не был красив, но и не был уродлив. В нем странно слились белизна Молиусов и смуглота Идеоранов и Мадопусов, отчего кожа казалась темно-жемчужной. Его широкие брови нависали над глазами. Носик у него тоже был широким у переносицы, но ближе к кончику утончался. Вошедший Юлиан сразу же посмотрел на подбородок, ожидая увидеть крючок, но этой уродливой черты Молиусов не оказалось.
«Выглядит крепким, – подумал он. – Хотя в свое время его матери эта крепость не помогла».
Юлиан разглядывал трех нависающих над принцем нянек. Ребенка они, судя по всему, раздражали. Видя, что ему вновь не позволяют выковырять драгоценный рубин из игрушечного верблюда, он завопил на них:
– А-а-а-а! Уди-те! Уди-те! – И швырнул верблюда в их сторону.
Да так резко швырнул, что от удара об пол драгоценные камни на боку игрушки тут же разлетелись красными осколками.
Одна нянька кинулась к маленькому принцу и, к удивлению, принялась расцеловывать его ручки, успокаивая, пока вторая убирала осколки, чтобы дитя не поранилось. Вскинув брови, Юлиан на миг даже засомневался, что пошел на поводу у королевы. Видеть избалованных отпрысков из семей плениев в Ноэле ему доводилось, но здесь, похоже, степень вседозволенности превышала все допустимые пределы.
Так бы он и стоял на пороге, куда его завели, минуя огромную охрану, евнухов и магов, удостоверившихся, что перед ними не мимик, если бы в коридоре не показался Гусааб. Мудрец медленно шествовал, сложив руки за спиной, в своей песочной мантии. Он улыбнулся всем присутствующим и прошел к ребенку. Тот, увидев вошедшего, тут же подскочил и топнул ножкой.
– Они ни иг-ать! Иг-ать, иг-ать! Ни да-ють!
– Не переживайте, мой маленький принц, мы сейчас с вами поиграем в куда более интересную игру – посчитаем палочки. – Гусааб присел на кушетку, похлопал по подушке. – Идите сюда… Юлиан, вы тоже садитесь, будете помогать считать палочки, если наш принц не справится, – он улыбнулся.
Между тем очарованный хрустальными палочками Элго, как всякий ребенок, увидевший что-то новое, бросил свои драгоценные игрушки и прытко побежал к подушкам. Архимаг наблюдал за ним с любовью, ведь ему предстояло передать этому малышу всю свою мудрость. Он открыл красивую шкатулку, достал оттуда стеклянные палочки, которые тут же проверил веномансер. На их хрустале чья-то рука нанесла цветные рисунки птиц и цветов, и, чтобы увидеть рисунок целиком, следовало быстро покрутить эту палочку, что Гусааб тут же и проделал. Увидев дивный рисунок феникса, Элго завопил от восторга и протянул в требовании руки.
Юлиан встал сбоку от маленького резного столика.
– До трех лет принц будет под присмотром трех нянек, – сообщил ему Гусааб. – Затем он перейдет на мужскую половину дворца, где останутся лишь евнухи, а также свита из мужчин и учителя, то есть мы с вами. Тогда мы начнем воспитывать в нем мужчину и правителя. А пока он дитя Фойреса, и душа у него еще не готова распуститься, как цветок. Присаживайтесь, не стесняйтесь. Дело сладится… Тем более с вашим-то образованием, вам ли не быть подспорьем мне в обучении?
Юлиан присел, сморщив лоб, и принялся занимать наследника престола палочками. Внимание мальчика напоминало шальную птицу, что металась, залетев ненароком в комнату, от одного предмета к другому. Стоило принцу прокрутить хрустальные палочки, узрев на них рисунок, как он тут же попытался убежать. Но надо отдать должное Гусаабу: он был и правда мудр, спокойно переносил баловство дитяти и вернул его за столик, улыбаясь и обучая счету под видом интересной игры. Так они и продолжали игру вместе с Юлианом, приучая дитя к усидчивости, пока оно не устало.
Стоило Элго заканючить, как архимаг сразу похвалил его и отпустил.
Провожая старика, Юлиан спросил:
– Не рано ли вы начали обучение?
– Нет, – улыбнулся Гусааб. – Пусть у нас пока ничего не выходит, но мы готовим его к тому, что учиться нужно. Из него вырастет отличный король. Иначе и быть не может. Главное – оградить его от угроз.
– Я постараюсь, – отозвался веномансер.
– К слову, раз вы теперь скрыты от всех слухов, то знайте: поутру в доме магистра ядов Цеккариума обнаружили письма с заговором против нашего королевского веномансера…
– А сам достопочтенный Обарай?
– Найден мертвым.
– И при каких обстоятельствах?
– Убили на тракте за пущей Праотцов, а потом утопили в реке. Судя по обнаруженным письмам, Цеккариум на протяжении нескольких лет планировал сместить достопочтенного силой. Если эти письма настоящие, то Цеккариуму грозит повешение, – и архимаг вопросительно поднял брови.
– Я думаю, это настоящие письма, – подтвердил Юлиан.
– Ах, вот оно как… Кхм… Вы расположитесь здесь рядом?
– Да. Буду лишь изредка наведываться в особняк.
– Это хорошо. Няньки не остановят убийц, евнухи-охранники тоже, а вы наверняка сможете… – И он тяжко вздохнул, поскольку волновался за судьбу наследника.
Гусааб ушел по светлому коридору, а Юлиан остался в покоях с принцем, лениво наблюдая из угла, как прихоти мальчика ублажают три заботливые няньки.
Поутру Юлиан вновь находился подле маленького Элгориана, за которым наблюдал из-под полуприкрытых век, думая о своем. Позже появился Гусааб Мудрый. И снова были попытки занять ученика чем-нибудь интересным, но полезным. Однако малыш был сегодня неусидчив. Он хотел играть, кривляться, прыгать и ломать все, что попадалось ему под руку; и мыслей у него не было, что когда-нибудь ему суждено сесть на трон. Не знал принц ни о том, сколько у него последователей, ни сколько недоброжелателей, из-за чего попасть в его покои постороннему было невозможно.
– Вы здесь часто будете появляться? – интересовался Юлиан, стоя в полутени покоев, где его не раздражали лампы.
– Вы против? – спросил мудрец.
– Отнюдь. Но как вы сможете совмещать обязанности архимага и учителя, особенно когда снова вспыхнет костром война?
– Пока не вспыхнет. Достопочтенный Асуло все допытывается у меня, куда я дел труды по постройке «Птиц Фойреса». Однако, кхм, я запамятовал, где они, поэтому, пока обнаружу, может так статься, что с соседями все решится путем переговоров… Тем более они очень расположены к диалогу, не зная, что я потерял свои труды.
– Запамятовали, значит, – улыбнулся Юлиан.
– Старость, – лукаво улыбнулся в ответ архимаг. – Все благоволят ей, считая, что она дает мудрость, почтенность и ум, но порой старость награждает лишь больными суставами и провалами в памяти…
Они так же обтекаемыми фразами обсудили смерть Обарая, повешение магистра и попытки оборотней распалить войну так, чтобы она сожгла все вокруг. Юлиан начал понимать, что в ближайшее время его единственной ниточкой, связывающей его с миром, будет лишь архимаг. Так оно и вышло. Титул архимага по просьбе самого Гусааба передали его помощнику, Амаю Ясноокому, очень опытному целителю, хоть и не двусловцу. Сам же Гусааб пожелал потратить свои последние годы на обучение принца и спокойную старость, которая сопровождалась у него болезнями сердца.
В один из дней они говорили о потери чина архимагом.
– Но если придется, то я снова заменю Амая… – закончил мудрец, сетуя, что ему мил покой.
– Почему не обращаетесь к целителям? – спросил Юлиан.
– А зачем? Чтобы продлить себе жизнь больше чем положено? Не дано человеку жить долее одного века. А тот, кто живет, похож скорее на мертвеца, который двигается и ест из памяти о том, что должен двигаться и есть. Всему свое время… Не нужно пытаться брать от мира больше, чем он дает, – отвечал Гусааб. – Знаете, раз вы честно поделились своей историей, я тоже хочу поведать вам кое-что. Не желаете ли услышать одну давнюю сказку?
– Сказку? Ну давайте, – ответил Юлиан, примостившись рядом.
– Хорошо. Так вот… – Старик прочистил горло. – Некогда два юных брата из очень влиятельной мастрийской семьи гуляли по саду. Из-за финиковых деревьев к ним вышел незнакомец в одежде нищего странника. Сад был закрытым, охранялся рабами, поэтому появление незнакомца показалось странным. «Кто ты? – спросил один из детей. – Мы позовем охрану». Незнакомец просил не раскрывать его, потому что он был голоден и залез в сад полакомиться финиками. В награду он пообещал исполнить по одному желанию каждого из братьев, отшучиваясь, что он самый настоящий джинн. Знаете, что попросил старший?
– Не знаю, я впервые слышу эту сказку.
– Он попросил бессмертия и великой силы до той поры, пока солнце не загорится посреди ночного звездного неба. Старший сын считал себя хитрецом, способным обмануть саму судьбу… И незнакомец принял его желание в награду за финики.
– А что загадал младший?
– Младший тогда был обуреваем желанием все знать.
– Стало быть, он пожелал стать всезнающим?
– О нет, что вы… – хитро улыбнулся архимаг, и глаза его блеснули. – Он сказал незнакомцу, что читал сказки о злых джиннах, выманивающих желание в обмен на душу и полную власть над судьбой человека. Именно поэтому младший отказался загадывать желание, сказав, что сам добьется предначертанного ему Фойресом всезнания и величия.
– И что же было потом? – заинтересовался веномансер.
– Потом нищий странник набрал фиников, перелез через стену и исчез. Мой брат вырос славным могучим воином, который вел борьбу с юронзийскими пустынниками. За все годы его ни разу не оцарапала стрела, ни разу не коснулось вражеское копье. А потом его маленькая дочь захотела сделать любимому отцу подарок. Она втайне расписала потолок его покоев красками, изобразив ночное звездное небо, а посреди него – солнце как символ великолепия отца. Он вернулся из похода и зашел в спальню, ведомый ее рукой, увидел это и… В ближайшем сражении его убили.
– Так это не сказка, а история из вашей жизни? Значит, вы были младшим братом? – удивился Юлиан.