магией.
Гусааб Мудрый завершил свой путь тогда, когда ему было положено: он закончил пестование принца, передав его другим учителям. Чувствуя, что срок пришел, он тихо и спокойно умер после заката, в своих высоких покоях. Все вокруг восприняли это с прискорбием. Больше всех рыдал юный принц, который любил старика как отца, деда и учителя. Сидя на ступеньке у двери в Ученом приюте, он узнал о смерти первым и попытался с воплями попасть в покои, но ему не позволили. Тогда у него вдруг случилась сильнейшая истерика, какой никогда не было.
– Пустите!!! – вопил он, бросаясь с кулаками на стражников.
Понимая, что нужно уйти, Юлиан сделал то, чего страшились остальные. Он подхватил беснующегося ребенка на руки, прижал и быстрым шагом направился прочь. Он двигался по коридорам Ученого приюта, пока Элгориан отчаянно бился и вопил, как дикий звереныш. Чуть погодя принц присмирел и обвил шею веномансера ручонками. Всю дорогу он тихо плакал, лишившись самого дорогого.
В последующие дни, когда Гусааба с большой пышностью хоронили, принц ходил странно отрешенным. Ему некому было излить горе, даже своему отцу… Он не понимал, чем не устроил Флариэля, отчего тот так холоден с ним. Ему, по-мастрийски чуткому, казалось странным это туповатое отчуждение, но из-за неопытности он искал причину в себе. Невдомек ему было, что его милость Флариэль походил мироощущением на юношу, обиженного на то, что его же сын стал ему соперником. Теперь, когда мальчик воплощал в себе три королевских рода – Идеоранов, Молиусов и Мадопусов, – все понимали, что права Флариэля на престол разбиты в прах. Флариэль стал наследником-призраком, одним из тех, кто мелькает даже не вспыхнувшей звездой, даже не искрой, а обычной серостью на небе дат и имен, и поэтому чувствовал себя ущемленным.
Не было у Элго и друзей. Его окружили пышной свитой детей из богатейших домов. Он играл с ними, занимался выездкой, стрельбой из лука и изучал Хор’Аф. Кое-кто даже стал близок к нему, будучи в силу возраста таким же любознательным и веселым… Но таких сразу же отодвигали в сторону представители других фракций. Хотел ли с ним подружиться мастрийский аристократ? Его отодвигала элегиарская знать. Находил ли Элго радость в общении с элегиарцем – и того убирали мастрийцы, идя на всякие ухищрения.
Поэтому неожиданно единственными близкими существами во всем дворце для него оказались веномансер Юлиан и королева Наурика. Юлиан оставался при нем постоянно, с трех лет. В нем принц вдруг обнаружил верного друга, который всегда выкажет поддержку и никуда не исчезнет. Ну а старая королева одаривала его любовью, видя в нем воплощение всего самого лучшего. Она замечала в своем внуке вежливость и умение быть обходительным, пришедшее из рода Идеоранов, пылкость, присущую роду Мадопусов, а также рассудительность, которой славились Молиусы. И потому день ото дня Наурика становилась все мрачнее, понимая, что скоро ей предстоит отдать богам Элгориана так же, как некогда она отдала им своего любимого мужа.
Глава 17. Королевское наследие
Спустя пять лет
Солнце плескалось внизу, по крайней мере так казалось, когда волна набегала на скалы, чтобы разбиться о них слепящими каплями. У балконного парапета, перевесившись, стоял Элгориан и глядел в воду. Лицо его было сосредоточенным. Он выискивал в реке Химей ответ, которого, впрочем, не существовало. Позади замер веномансер Юлиан Ралмантон в золотой маске.
– Сегодня встреча с послами Айрекка, – наконец сказал принц.
– Да, – Юлиан приблизился. – Ты согласен на их предложение?
– Мое решение повязано с решением дедушки. Ты знаешь, что я должен согласиться.
– Знаю… Но вижу, ты не особо рад.
– Нет, дядька, я рад. Честно… Я понимаю, что они пошли на переговоры, потому что до сих пор не знают об утрате трудов о «Птицах Фойреса» и боятся требушетов как огня. Мой достопочтенный учитель своими усилиями осветил нам победный путь. Так что теперь… Теперь мой долг – воспользоваться этим путем и заполучить престол малой кровью… Я женюсь на дочери почившего короля Айрекка, и тогда мы возьмем эти земли под свою власть.
– Так что тебя тревожит?
– Да так, ничего…
Элгориан наблюдал за игрой солнца на воде. Юлиан снял золотую воронью маску и тоже залюбовался простором, вдыхая речной воздух, наблюдая раскинувшиеся на другом берегу ячменные поля.
– Мне надоело сидеть во дворце, – наконец признался юноша. – Я должен находиться вместе с войском под стенами Айрекка, чтобы местные не отправляли послов сюда! А вместо этого сижу здесь хрустальным болванчиком, не в силах покинуть город из-за запрета моего деда!
– Его можно понять, – заметил Юлиан. – Ты пока единственный потомок трех королевских родов. Если ты погибнешь, то весь наш цветущий мир разразится зловонной войной. Ты сам это знаешь…
– Да ничего я не знаю! – обозлился принц.
– Что с тобой сегодня, Элгориан?..
Принц промолчал. За последние годы он сильно вытянулся – ему стукнуло уже одиннадцать. Кожа его была куда белее, чем у южан, но отливала на свету медью. Стройностью и низким ростом он походил на мастрийцев, в его теле зрела крепость, а в глазах – ум и горячность. И вот сейчас принц сжал губы, сдерживая порывы этой горячности, которые пылали в нем, как костер.
– Это из-за вчерашних слов? – догадался Юлиан.
– Почему… – вспыхнул принц. – Вот почему он сказал, что все мои знания и желания бесполезны? Ради чего я учусь, дядька?!
– Я бы не советовал тебе слушать своего деда.
– Но он же так долго правит. Как я могу не слушать, если при нем королевство достигло благополучия?
– Потому что на протяжении всей своей жизни он вкладывал судьбу королевства в чужие руки. В те годы, когда я прибыл сюда, правил не он, а сборище могущественных златожорцев. А то, что все сложилось столь благополучно, вполне можно назвать случайностью. Я не спорю, порой случай способен все повернуть в нужную сторону. Но считаешь ли ты верным слушать того, кто целиком отдается ему?
– Нет, – выдохнул принц уже куда менее раздраженно.
– Но кое в чем он прав, – заметил Юлиан. – За пределами дворца неприятелю будет куда проще убить тебя. Хотя и здесь небезопасно. Уже четыре попытки отравления за год. Тебе нужны наследники, Элгориан, чтобы закрепиться не только в Айрекке благодаря браку с их принцессой, но и здесь… – И он наставнически добавил: – Подожди… Твоя молодость рвется к славе и великим свершениям, чтобы превзойти всех былых королей. Сдержи ее на время. А уже потом отправишься куда надо: в Айрекк, горный Сатрий-Арай или даже в песчаный Рабский простор.
Взглянув на стоящего бок о бок с ним вампира, принц спросил:
– А ты? Ты же отправишься со мной? – И он поглядел доверчиво.
– Да, – только и ответили ему.
– Как же хорошо, дядька, что Гаар отвел тебе столько лет жизни!
Так они и стояли у парапета балкона, и Юлиан видел, как лицо его подопечного вновь погрустнело.
«Переживает насчет глупых слов старого короля. Ему всего одиннадцать, а с него спрашивают как с легендарного правителя Элго Огненного», – рассуждал он.
Желая приободрить, веномансер положил руку на плечо принца, отчего тот благодарно, но печально улыбнулся. Юлиан Ралмантон размышлял о тяжелой участи правителей, о том, что принцу не хватает детства, когда ему в голову неожиданно пришла идея. Вдруг вспомнилось собственное детство в сосновых лесах Офурта, счастливое и светлое благодаря любимой демонице. Он перегнулся через перила и вгляделся в водную гладь, щурясь от разбивающихся искрами брызг.
«Вериателюшка! – подумал он, взывая. – Сделай одолжение, кудесница ты моя, чаровница. Душа моя ненаглядная! А помнишь речушку подле нашего дома в Вардцах? Помнишь, как ты устраивала чудеса со всякой водной живностью и весело хохотала?»
Он глядел вниз, но река отзывалась выжидающей тишиной. Вериатель не отвечала на его призыв. Тогда Юлиан, попросив еще немного, нахмурился, и в нем поднялся игривый задор. Около ближайших деревьев он подобрал камешек и кинул его в воду.
Бултых!
Камень упал, от него разошлись в стороны круги.
– Прячься, прячься… – насмешливо сказал веномансер.
И запустил еще один камень. Тут вода вспучилась, поднялась. С любопытством Элгориан посмотрел вниз, как вдруг из этого вспученного конуса показалась рыбина. Ее подкинуло огромной силой, и, будто выпущенный из требушета снаряд, она полетела в веномансера, но тот увернулся.
Юлиан хмыкнул. Он взял еще камешек, хотел было кинуть и его, но тут вылетела вторая рыбина… Попытавшись шлепнуть его по лицу хвостом, когда он выглянул из-за перил, она проскользнула мимо. Ошарашенный принц, раскрыв рот, глядел на эту странную битву, когда в воду летели снаряды, а оттуда – речная живность. А потом попало и ему – оглушенный лещом, он завалился наземь. Подскочив, принц рассмеялся, схватился за скользкий хвост и присоединился к сражению, которое развернулось на балконе королевского сада.
Река отзывалась тихим смехом. Вериатель нигде не было видно, но Юлиан понимал, что она здесь и задор ее растет ежеминутно. Тут уже шквал рыбин, от мелкой и костистой до крупной, запрыгал из реки, пытаясь поразить ловких соперников по игре. Когда из глубин сада прибежало испуганное сопровождение, навстречу им уже улепетывали Юлиан с Элгорианом. Вслед за ними с неба низвергался рыбий ливень вместе с крошечной речной живностью, а также парой дырявых башмаков. Стоило насквозь мокрым принцу и веномансеру добежать до сени деревьев, как ливень стих. Подвешенная в воздухе рыбешка безвольно упала наземь и забилась, подпрыгивая.
Элгориан трясся.
– Дядька! Дядька, где мне кельпи найти?! – смеялся он. – Я тоже хочу себе такую подругу, которая всегда будет рядом! Я сам был бы ей верным другом!
– Обожди, мой принц, – отвечал смехом Юлиан, будто вернувшись в годы юности. Он отряхивал мокрый рукав, откуда выпала рыбешка. – Пусть твоя душа останется при тебе.