– Но разве у тебя забрали душу?
– Не уверен, но сердце точно отняли, – отшутился веномансер. – Пойдем, Элгориан, а то свита уже нехорошо глядит на нас. Тем более близится время встречи с послами, а перед этим тебе надо привести себя в порядок и совершить полуденную молитву, чтобы не вызвать пересудов у местного духовенства.
– Пойдем, дядька.
И они, довольные, ушли по направлению к дворцу, чтобы в скором времени встретиться с прибывшими из Айрекка посланцами. Тех пропустили сквозь наступавшее войско, дабы они смогли заключить мир до большой войны. Элейгия, которую уже смело можно было назвать империей, шествовала по всему Югу, забирая провинцию за провинцией. Сейчас к ее ногам готовился упасть плодородный Айрекк, или, как его называли, Кормящий половину Юга, а позже консулат предлагал покорить горных сатрийарайцев, а также краснолицых пустынных юронзийцев. Что дальше, думал Юлиан? Ноэль? А затем Север?..
Интриганов и изменников во дворце хватало всегда, а вот честных придворных было ничтожно мало. Так мало, что Наурика привыкла чувствовать себя окруженной врагами.
Она сидела в роскошном тронном зале не менее роскошно одетая, одно лишь лицо выглядывало из объятий черной ткани. Взор ее был горд. Всем своим видом она производила то впечатление, которое должна производить королева: достоинство, властность, традиционность. Ее так воспитали. Ей это привили с рождения, и она неуклонно следовала своей роли, считая, что это единственно верный путь.
Перед ней стояли, согнувшись в поклоне, послы с Айрекка, желающие засвидетельствовать почтение ее мужу, ей и ее внуку, сидящему по правую руку. Наурика слегка склонила голову, принимая пышные речи, не имеющие под собой ни доли правды. Она отвечала чем-то подобным, но не так пышно, чтобы выказать твердость власти без необходимости растекаться в комплиментах. Однако пока она это делала, сама краем глаза следила за мужем, изображая, что кидает на него взгляды одобрения как любящая жена. Морнелий сидел, обмякнув в кресле, по-шутовски свесив чахлую голову на грудь. Рукой он гладил рукав своего внука, как бы подтверждая сказанное послами.
– Мы принимаем ваше предложение о женитьбе, – сообщила королева. – Но потребуется обсудить много деталей, дабы окончательно все утвердить и подписать мирное соглашение.
– Спасибо, Ваше Величество! Мы наслышаны о достоинствах юного Элго, – ввернул еще один комплимент посол, когда королева кончила свою речь. – Будущий Владыка владык и покоритель горизонтов должен быть именно таким, каким мы видим его сейчас, и для нас это честь – соединить наш род с вашим! Ведь Элгориан родился под сенью владычества Прафиала и Фойреса…
– Несомненно, – вмешался король, и его рот криво перекосился от улыбки. – Боги заботятся о моем внуке, и он воздаст этой заботе тем, что будет служить им душой… и телом…
Посол при этих словах в почтении склонил седую голову, и монетки на его головном уборе звякнули. Королева открыто перевела взор на своего мужа – в глазах ее сверкала ярость, смешанная с ненавистью. Она знала, что стоит за этими словами. Знала, что вложил в них слепой король. Совладав с собой, Наурика смягчила взгляд, и ее ненависть укрылась от всех, как укрывалась долгие годы. Однако в душе у нее поднялась буря из отчаяния и злобы. Она отдала богу своего мужа. Бог оказался жестоким и не имеющим ничего общего со статуей мудреца Прафиала.
Когда-то давно, в 2088 году, после битвы за Апельсиновый Сад, проигравшей стороне любезно предложили заключить мирное соглашение. Одним из условий был брак. Детей у Орлалойя Идеорана на тот момент еще не было, поэтому странное желание изумило всех.
– Может, ты хочешь взять мою сестру? Она прекрасна, как орхидея, и крепка для деторождения, – предлагал он.
– Нет, я хочу взять в жены твою дочь… – отвечал король Элейгии.
Орлалой тогда очень удивился, потому что предложивший это король уже был в зрелых летах, а он, наоборот, молод и бездетен. А может, они надеются, что первым ребенком окажется дочь, чтобы иметь право на престол? Так женщина не имеет прав! Он не понимал причин столь необычной просьбы, но условия мира казались ему медовыми, да и так рьяно настаивал на этой сделке помощник архимага Зостра, который станет впоследствии архимагом, что Орлалой понадеялся на удачу. И правда, когда первым у него родился сын, он счастливо выдохнул. Когда и вторым родился сын, его разобрало приятное веселье. Затем друг за другом появились еще пятеро сыновей, что повергло весь дворец бронзового Нор’Алтела в злобный хохот.
– Жених уже ходит под себя, а невеста его еще даже в чреве не лежит! Куда ему жениться? – смеялись придворные.
А потом у супруги уже пожилого Орлайлоя каким-то чудом родилась девочка, которую назвали Наурика – «предназначенная». Когда маленькой Наурике сообщили, что ее выдадут замуж за шестидесятилетнего короля, она долго плакала в своих покоях. Ее положение во дворце Нор’Алтела походило на положение пленницы, не имеющей счастья, уготованной в качестве козы на рынке политических игрищ. Однако в те годы старый король Элейгии уже лежал умирающим. Поэтому права на девочку заявил его сын – Морнелий. Морнелий был здоров, благочестив, хотя и не отличался красотой. Его уродовал крючковатый подбородок, но юные годы еще скрашивали этот недостаток, который обещал стать заметным уже к зрелости. Поэтому при его появлении на родовитом скакуне Наурика счастливо заулыбалась: вместо дряхлого старика она получила молодого мужчину.
Пришло время, и Морнелий с Наурикой сыграли свадьбу. Они плохо знали друг друга, только по нескольким встречам в присутствии свиты и по их переписке, которая предварительно проходила через многие руки. Но и тогда он писал ей ласковые письма, приправляя их стихами Либелло Лонейского, которым восхищался. Когда же они остались в спальне наедине для первой брачной ночи, она поняла, что его письма не были пустыми словами. Он тоже любил ее! Брак ее, в противовес традициям, обещал стать не тяготой на всю жизнь, которую надобно перетерпеть, а счастьем. И хотя Морнелий оказался на характер тяжел, уперт и порой ревнив, Наурика благословляла судьбу за то, что старый король заявил такую необычную просьбу.
Вскоре она носила под сердцем дитя. Все закончилось, когда правитель Элейгии приготовился испустить дух. Тогда он попросил сына явиться к нему, чтобы попрощаться.
– Это долг, – улыбался Морнелий. – Мой отец странен и холоден, но все же он мой отец…
– Что он скажет, если никогда не общался с тобой?
– Вот и поглядим. На одре смерти даже в таких камнях могут проснуться чувства.
Морнелий тогда исчез в королевской спальне, которую укрыли щитами маги. Наурика не находила себе места.
«А я ведь была уготована ему в жены…» – думала она.
И, желая увидеть старого короля, который поневоле подарил ей счастливую жизнь, она выбралась из своих покоев тайными коридорами, опоясывающими башню Коронного дома. Эти коридоры ей показала немая рабыня. Там, где в будущем пройдет Юлиан, шла и юная принцесса с огромным животом. Она двигалась в полутьме, стараясь не чихать от пыли, пока не отсчитала нужную дверь. Там она приоткрыла ее, попала в кладовку, которая примыкала к покоям короля, прокралась за ало-бархатной гардиной на цыпочках и услышала разговор.
Она не понимала, о чем говорили, но голос у старика был противный, блеклый, будто доносящийся из погребальной корзины. Морнелий же отчего-то извинялся, но порой становился груб и зол. Он не терпел насмешек, а над ним сейчас именно насмехались, поняла Наурика. А потом она услышала вопль, который не услышал никто более: по просьбе умирающего короля поставили звуковой щит для таинства передачи власти.
Тогда Наурика выбежала из-за гардины, раскрывшись, и кинулась к своему любимому мужу, не ведая, что творит. Вдруг она увидела сияющую звездами черноту. Тьма эта – старая, злая, холодная – кинулась на шею молодому наследнику, схватила его и принялась душить. Тот изогнулся, дико закричал. Он пытался бороться, но руки его проходили сквозь тьму, не нанося ей вреда. Не добежав до двери, Морнелий упал. Всколыхнувшиеся в лампах огоньки снова загорелись – чернота стала истончаться. Тут Наурика и сообразила, что она истончилась, не пропав, а скрывшись в теле принца. Еще не понимая, что только что увидела, она между тем вдруг осознала, что не должна была это видеть, что это страшное происшествие угрожает не только ей, но и ее нерожденному ребенку. И она кинулась назад, бежала и бежала до самых своих покоев, рыдая на ходу. Немые служанки лишь похлопали глазами. Они расчесали ей волосы и надели на нее, дрожащую, спальную черную рубаху. Затем ей поднесли успокаивающий напиток, от которого она уснула.
Когда Наурика очнулась, Морнелия еще не было в покоях. Ей показалось, что она увидела страшный сон, и тогда принцесса принялась робко расспрашивать о том, как все прошло. Ей кивали и улыбались, рассказывая, что ее муж проводил отца в последний путь к Праотцам, принял корону и теперь она королева.
– Кошмар ли это? – шептала Наурика. Так все тихо и спокойно во дворце. Никаких историй о той тени.
Она увидела своего супруга только вечером, когда их перевели в другие покои. Он не спешил к ней, как раньше, не вошел с горящими глазами. Он вошел холодный, какой-то пустой и чуждый ей. Влюбленные всегда воспринимают перемены в любимом человеке особенно остро. Не тот взгляд, не то слово, оброненное не тем тоном, – и она поняла, что это не ее драгоценный муж. Все в нем было отстраненным и апатичным, и если бы она видела старого короля при его жизни, то поняла бы, что Морнелий стал таким же. Молодое тело, тонкое, как струна, ходило теперь согбенным, будто неся на плечах гору, а ранее горящий взгляд стал как у трупа. Муж тогда поглядел на нее, и она вздрогнула: он все знает. С тех пор юная королева потеряла всякий покой и счастье. Потеряла она и дитя под сердцем. Случилось это после того, как она по наивности пыталась рассказать одной из говорящих служанок о том, что ей привиделось. Служанка так перепугалась, что при виде вошедшего короля шарахнулась к стене. Морнелий впился в нее долгим взглядом, отчего та взмолилась Прафиалу, но, дернувшись, вдруг обмякла и упала замертво.