Ложкин поставил сумку позади себя и приготовился к обороне. Маленький бросился первым, брыкая ни в чем не повинный воздух руками и ногами. Длинноносый напал с фланга и успел по-молодецки въехать Ложкину в ухо. Очкастый остался в стороне, старательно подзуживая нападавших.
Но дрались они не ахти как. Загорелый вначале рьяно напирал, но второй удар в нос остановил его окончательно. Теперь красная струйка выползала из обеих его ноздрей. Белобрысый двигался медленно, редко попадал, но если попадал, то уж прикладывался на совесть. Дрался он по-деревенски, ухая от воодушевления, но уходить от удара он не умел совершенно; в результате Ложкин умудрился рассечь ему скулу и теперь старательно попадал в это место, отчего уханье противника поднималось ко все более высоким нотам, переходя в жалобное иханье.
Вдруг раздался душераздирающий вопль очкастого, который исхитрился добыть сумку. Сумка упала на пол, и голова выкатилась из нее.
– Эй, что это? – спросил белобрысый, держась за скулу.
– Это мне нужно для колдовства, – соврал Ложкин, – выкопал, вот, в могиле.
– Но она же свежая!
– Нет, я ее просто держу в специальном растворе и два раза в день обрабатываю заклинаниями. Честное слово!
Похоже, никто ему не поверил. Все трое гостей отошли от головы подальше и теперь стояли у стены. На Ложкина они смотрели с таким ужасом, будто он был, как минимум, людоедом. Возможно, они так и считали.
В этот момент вернулся Защитник: во дворе затарахтел мотороллер.
– Ну ладно, мы пойдем, – быстро сказал очкастый, и остальные закивали.
Защитник вошел в дом и с первого взгляда оценил ситуацию.
– Выброси этих, – сказал Ложкин, – только ничего им не сломай.
– Зачем же их выбрасывать? – удивился Защитник, – они и так уходят.
Через несколько секунд гости исчезли. Ложкин потер ухо, которое до сих пор звенело от пропущенного удара, затем с отвращением взял голову и снова сунул ее в сумку.
– Так получилось, – сказал он, – я ничего не мог сделать. Они напали на меня, открыли сумку и увидели голову.
– Это я был виноват, – ответил Защитник, – я больше не буду так отлучаться.
Ложкин вышел во двор, разогрел печь и без особых проблем уничтожил голову. Печь работала отлично, несмотря на поврежденный нагревательный элемент. Видимо, работала резервная система. При температуре две тысячи или около того обязательно происходило обратное превращение материала: все становилось глиной. Так что от головы осталось лишь несколько оплавленных и хорошо остекленевших черепков. Самый большой из черепков еще хранил форму черепной коробки с глазницами. Ложкин ударил его металлическим прутом, и черепок рассыпался в прах.
– Бедный Йорик! – попробовал пошутить Ложкин, – но ему стало стыдно и горько. Он хлебнул холодной воды из ковшика и пошел к сараю, где Защитник возился с хворостом.
Защитник что-то строил, это было похоже на невысокое заграждение из прутьев вокруг большого матраса.
– Что это ты делаешь? – спросил Ложкин.
– Не знаю. Так уютнее.
– Похоже на воронье гнездо, – сказал Ложкин и осекся.
Это было ужасно.
Это и на самом деле было гнездо! Сейчас он это увидел. Гнездо было таким же, как у обезьяны, только гораздо большим. Что это значит? Что глиняный человек собирается отложить яйца, а потом их высиживать? Ничего другого это не означало.
Если обезьяна может снести яйцо, значит, это может и человек. То есть, Ложкин изготовил из глины яйцекладущее существо, способное к самостоятельному размножению. Существо, лишь внешне похожее на человека, способное затеряться среди других людей, очень сильное существо, достаточно разумное, чтобы защитить себя и своих отпрысков. Еще один канал, по которому тот мир необратимо проникнет сюда. Тот страшный мир смешается с этим. Что будут делать люди, если глиняные монстры затеряются среди них?
– Что вы молчите, Андрей Сергеич? – спросил Защитник. – Вам нравится?
– Очень, – ответил Ложкин.
Защитник, без сомнения, строил гнездо. Все эти существа на самом деле не были тем, чем казались. Они были людьми и животными лишь внешне, зато внутри оставались сверхсовершенными роботами, работающими по собственным, абсолютно неизвестным Ложкину, программам. Проходило время, и они начинали размножаться, независимо от пола. Что сделает Защитник, когда это поймет? А как же его прекрасная девушка с зыбкой грудью? Девушка, с которой он собирается строить хорошую семью?
– Как ее зовут, твою девушку? – спросил Ложкин.
– Маша, я ведь говорил. Мы хотим пожениться ровно через год после знакомства, если получится. Нужно подождать, чтобы проверить свои чувства, мы так вместе порешили. Она уже показала меня своим родителям… Андрей Сергеич, на вас лица нет. Нельзя так переживать из-за драки.
– Нет, нет, – сказал Ложкин, – ничего. Я в порядке. Только не могу понять одной штуки: эти мужики, с которыми я дрался, были уверены, что дали мне деньги. Я же их никогда в жизни не видел. Никогда в жизни! Как это может быть?
– Позавчера, – ответил Защитник, – вы с ними долго разговаривали. Я это видел собственными глазами. Чтоб мне лопнуть, если вру.
– Но я не помню!
– Что-то с памятью вашей стало, – сказал Защитник. – Лекарство есть от склероза, «Фезам» называется, по радио реклама была. На вашем месте я бы попил. Не нравится мне ваша память. Это не к добру. Пейте три раза и взбалтывайте перед употреблением, если, конечно, это не таблетки: пейте утром, днем и вечером.
43. Вечером…
Вечером он, наконец, решился.
До этого времени не произошло ничего существенного. Ложкин упорно размышлял, пытаясь найти объяснение хотя бы чему-то из вихря событий вокруг себя, но размышлял он тщетно. Оставалось еще письмо, которое могло бы пролить свет на многое, если не на все. Вторым вариантом был камешек Ауайоо, который мог ответить на любой вопрос, – вот только задавать вопрос нужно было с той стороны двери.
Солнце уже зашло, но было еще довольно светло.
Он решил не отходить далеко от двери. В самом деле, наверняка достаточно отойти от нее всего на шаг, и в случае любого намека на опасность сразу же прыгнуть назад. Конечно, это опасно, но жить со здоровенной обезьяной в доме тоже опасно. А с яйцекладущим человеком? Никто не знает, на что способны эти существа, что они могут сделать в любой момент. Этот Защитник на самом деле далеко не тот, кем он кажется, и не тот, кого создавал Ложкин для своей защиты. Это просто монстр, который до поры ведет себя прилично. А приятно ли жить с провалами памяти? Поэтому Ложкин решил все же спросить Ауайоо, даже не дожидаясь утра. Он просто не мог ждать утра.
Он взял спящий зеркальный камешек и спустился в подвал. Здесь было прохладно, и сырость оседала на каменных стенах искрящимися мелкими каплями, поверх которых виднелись слюнявые следы недавно проползавших слизней, – причем следы были такой толщины, что одного слизня хватило бы на обед для трех голодающих Поволжья. Ложкин содрогнулся, когда представил себе таких тварей. Откуда они взялись, и как умудрились развестись так быстро?
А ведь прорыв-то уже произошел, – подумал Ложкин. – Пока я раздумываю, рассусоливаю и толку воду в ступе, идет вторжение. Тот мир все сильнее проваливается сюда, захватывает метр за метром, камень за камнем, новые и новые твари осваиваются здесь, а от меня-то уже мало что зависит. Сегодня гигантские слизни, а завтра что? И кто поручится, что это и в самом деле просто безобидные моллюски?
Решительно открыв вторую дверь, он поднялся по ступенькам и оказался в том мире. Его снова поразила невероятная тишина этой вселенной. Он мог слышать собственное дыхание и толчки собственного пульса. Он тряхнул головой и достал камешек.
– Ты идиот! – сказала Ауайоо. Ложкин успел заметить, что она из блондинки перекрасилась в светло-рыжую.
– Что?
– Ты слышал, что! Зачем ты вошел сюда после захода солнца?
– Мне нужны были ответы. Я не знаю, что делать. Не знаю!
– Нужно было подождать до утра, неужели это трудно понять?
– Я не мог. Но ведь ничего не случилось?
– Это ты так думаешь, что ничего не случилось! – возмущалась Ауайоо. – Всякий раз, когда кто-то входит сюда ночью, он открывает новые каналы и расширяет старые.
– Какие каналы? – не понял Ложкин.
– Каналы прямой связи между мирами. Короче говоря, когда ты вошел сюда после захода солнца, добрая дюжина существ отсюда проникла в твой мир. И твоему любимому миру они вряд ли понравятся. Они ведь только и ждали первой возможности, чтобы войти! Теперь они будут жить там, у тебя, прятаться в твоих лесах, охотиться по ночам, дышать людям в спину…
– Черт возьми, я понял! – воскликнул Ложкин. – Лиса!
– Какая лиса?
– Была заметка в газете, о том, что в Еламово лиса откусила мальчику руку. Тогда я не поверил, потому что лиса не может быль такой сильной. Теперь я понял. Это была не лиса. Это было существо отсюда! Сколько их выпустил дед?
– Несколько тысяч, – ответила Ауайоо. – Хотя он был аккуратнее, чем ты. А ты уже выпустил не меньше сотни, если хочешь знать.
– Но что я могу сделать?
– Теперь уже ничего. Только впредь не повторяй этой ошибки. Ни за что не открывай эту дверь после захода солнца. О чем ты хотел меня спросить?
– Со мной происходят странные вещи. Кажется, что катится лавина, которую я не могу остановить.
– Так и есть, – согласилась Ауайоо. – сам ты с этим никогда не справишься. Ты наделал слишком много ошибок. Вот сам и расхлебывай.
– Но у меня провалы в памяти. Я даже не знаю, какие ошибки совершал, а какие нет!
– Это наименьшая из проблем.
– Но мне это не нравится!
– Тогда ладно, слушай. Проснулся третий камешек, из тех, что ты принес с собой, – сказала Ауайоо. – Выражаясь фигурально, это демон памяти. Он способен сотворить с твоей памятью все, что угодно. И не только с твоей. Ты будешь помнить то, чего не делал, а другие люди не вспомнят то, что они совершили. Он может создавать ложную память, стирать настоящую. Он может управлять людьми. Сейчас он управляет тобой.