– Кувшин с водой стоит в кухне на подоконнике.
Он обернулся к окну и вытянул длинную костлявую руку:
– В наших домах очень широкие подоконники. Некоторые даже ставят на них микроволновки. Но я ею не пользуюсь. На газу можно разогреть так же быстро.
– А вреда меньше, – подхватил Артур. – Согласен. И вот вы…
– Я подошел к окну, чтобы налить воды. Нужно же запить таблетку…
На этот раз он взглянул мне в глаза, и я с готовностью кивнула: конечно, нужно!
– В этот момент и подъехал тот парень с мусорным пакетом. Меня еще удивило, что пакет такой маленький. Столько мусора не стоило и вывозить, верно? Я вот стараюсь накопить побольше, чтобы не ходить лишний раз. Но я не в эти баки выношу, у нас свои во дворе имеются.
– Это был именно парень? – уточнил Логов. – В смысле, молодой? Как он двигался?
– Он выскочил довольно шустро, так что, думаю, он еще молод. Не толстый. На нем была черная куртка. Расстегнутая… Черная вязаная шапка. Хотя, возможно, темно-синяя или коричневая, в темноте трудно различить такие нюансы.
«А он наблюдательный!» – удивилась я. И решила, что старику, наверное, чертовски скучно одному, вот он и заполняет жизнь мельчайшими деталями.
Видимо, Артур подумал о том же и откровенно вздохнул:
– А машину вы, конечно, не запомнили…
– Почему это? – обиделся Борис Станиславович. – К вашему сведению, молодые люди, я – инженер. Космические корабли строил. С самим Королевым работал. Неужели я один автомобиль от другого не отличу?
– С Сергеем Павловичем? – ахнул Артур и от возбуждения даже навалился грудью на стол. Глаза у него заблестели, как у мальчишки.
А я испугалась, что сейчас он начисто забудет о нашем деле и примется расспрашивать о главном конструкторе. Мне и самой было бы интересно послушать, но где-то рядом разгуливал монстр с бензопилой и никто не мог поймать его, кроме Логова.
– Славная эпоха была, – с горечью отозвался старик. – Все в прошлом… Сейчас таких гигантов не осталось. Эра пигмеев.
И хотя это не могло не задеть меня, как главного пигмея в этой комнате, я не могла не разделить его сожаления. Такого триумфа и поистине всемирной любви, которая была обращена на первого космонавта Земли, а через него и на самого Королева, остававшегося в тени, наша страна больше не испытает. Теперь все русское, даже если это прекрасно, вызывает только раздражение, а то и неприкрытую ненависть. Я не страдаю ура-патриотизмом, и все же мне досадно от этого. За что меня ненавидеть какому-нибудь американскому Тому? Ничего плохого я ему не сделала и не собираюсь… Если честно, мне вообще нет до него дела!
Кажется, Артура тоже слегка отрезвили последние слова Бориса Станиславовича, и он заговорил уже более деловым тоном:
– Так что же это была за машина?
– Белый джип Toyota Land Cruiser, – отчеканил старик. – Я эту марку хорошо знаю… Номер, увы, не разглядел. Зато точно видел, что у него был «кенгурятник». И дополнительные галогеновые фары на нем установлены. Прямоугольные.
Откинувшись на спинку стула, Артур смотрел на него с неприкрытым восхищением. Которое я вполне разделяла: много ли нам встречалось свидетелей, которые могли сообщить столько сведений?
– Спасибо, – произнес он с чувством. – Борис Станиславович, вы для нас просто находка! Последний вопрос: что стало с котом?
Отпечатков пальцев, взятых с обнаруженных рук, в базе Комитета не оказалось. Но Артур на это особенно и не рассчитывал… Поиски кинологов тоже ничего не дали: убийца возвращался в машину, и собаки теряли след.
Другие части тела убитой девушки тоже пока никто не обнаружил. Логов велел поставить в известность полицию всего Подмосковья – парню на джипе ничего не стоило увезти их в соседние города. Москва, Мытищи, Ивантеевка, Щелково, Пушкино, даже Сергиев Посад и Долгопрудный – все были в состоянии боевой готовности и получили ориентировку на белую «Тойоту», которую видел инженер Малкин – такую фамилию носил Борис Станиславович. Но ни одного сигнала за день так и не поступило, даже пропавшую девушку никто не искал, и это просто выводило Артура из себя.
В такие дни, когда расследование прочно увязало и Логов не мог сдвинуть его с мертвой точки, ему хотелось забиться в угол и молча прислушиваться к сигналам Вселенной, которая иногда посылала их. Но Сашка настояла, чтобы он приехал на ужин: на нее снизошло вдохновение приготовить лазанью, а такое случалось нечасто, нужно было ловить момент.
По дороге к ней он чуть не уснул в «пробке» и очнулся, только заметив кривую надпись, сделанную краской на металлической створке ворот: «Сюр – иногда можно». Почему-то ему сразу увиделись ногти на отпиленной руке: на больших и средних пальцах, а также на мизинцах они были покрыты бирюзовым лаком, поверх которого восседали крошечные жуки, прорисованные с невероятной тщательностью. На ярко-желтых указательных и безымянных были тончайшими линиями выполнены полупрофили и женские силуэты.
– Сюр? – спросил он, показав фотографии Сашке.
С лазаньей к этому моменту они уже разделались, Артур не хотел, чтобы девочку стошнило в тарелку. Только Сашка и глазом не моргнула, забрала у него телефон и внимательно изучила рисунки.
– Это не сюр. – Она покачала головой. – У девушки был вкус.
– Ты считаешь? Ты сделала бы такое?
Растопырив пальцы, Сашка с разочарованием оглядела свои обгрызенные ногти:
– Куда мне…
Ему захотелось пожалеть эти несчастные тоненькие пальчики, но таких вольностей Артур себе не позволял. Все же он не был Сашиным отцом… А тому-то хотелось погладить ее ручки, согреть их в ладонях?
«Сергей Каверин», – всплыло имя, которое он старался не вспоминать. Зла на него не держал… Убили мужика, чего теперь на него злиться? За то, что ему посчастливилось встретить Оксану раньше почти на два десятка лет? Или за то, что подарил миру такую вот Сашку, без которой сейчас было бы совсем тоскливо?
Она уже с умным видом рассуждала об изящности линий, воссоздавших на ногтях убитой чей-то силуэт и контур лица, прикрытого копной волос. Едва сдерживая улыбку, Артур пытался вслушаться в слова, ведь Сашка всегда говорила толковые вещи, но почему-то его часто смешило это, словно младенец осмеливался читать ему лекцию. Слишком юным казалось ее личико с этой выступающей нижней губой, нежной кожей и прозрачной голубизной больших глаз…
Только Сашка не была младенцем, а во многих вещах разбиралась получше его.
– Понятно, что маникюрша использовала так называемые стоковые векторные иллюстрации… Просто они напомнили мне, какие уникальные рисунки некоторые художники создают простым карандашом. Я даже не о великих сейчас. Не о Микеланджело или Леонардо, куда уж… Если поближе, то у Пикассо и у Ван Гога тоже были карандашные портреты. Но и сейчас есть настоящие мастера! Ты когда-нибудь видел работы Цезаря Дель Валя? Это колумбийский художник. Нет?! Ну что ты… Он – гений. Сейчас…
И, схватив телефон, она быстро набрала имя в поисковой строке, продолжая говорить:
– Его работы – это не просто портреты… Каждый – целая история взаимоотношений человека с миром. Разных людей. И отношения разные. Вот, смотри!
На узком экране Артур увидел сморщившегося от боли и раздражения парня, зажавшего ладонями уши. А вокруг него роились буквы, не складывающиеся в слова и фразы. Он не хотел их слышать, но буквы, монотонное гудение которых Артур услышал, не исчезали. Преследовать его они будут всю жизнь…
На втором рисунке уже другой (а может, тот же самый!) парень был загнан в угол пустой комнаты. Даже не комнаты, а незапертого отсека, из которого можно было выйти в любой момент. Только этот человек не хотел наружу… Уткнувшись лбом в стену, он застыл, тоже наверняка закрыв глаза. Трудно было рассмотреть, но Артуру показалось, будто парень стоит не на земле, а чуть над ней. Он не желает иметь с этим миром ничего общего, но голова его плотно вжалась в угол. Она держит его… Горе от ума?
– Он хорош, – кивнул Артур и вернул телефон Сашке. – Тебе нравятся именно такие вещи?
– Депресняк? А тебе хотелось бы, чтоб я любовалась Линдой Хабер?
– Это еще кто?
– Канадская гиперреалистка. Она стремится к тому, чтобы ее рисунки походили на фотографии. Рисует толстеньких младенцев, собачек и счастливых чернокожих влюбленных.
Логов хмыкнул:
– Чем плохо?
– И то правда! – произнесла она издевательским тоном. – Вот подарю тебе такой примитив, будешь любоваться…
Рассмеявшись, он предложил миролюбиво:
– Вернемся к нашим… ногтям. Ты, как я уже понял, не эксперт по этой части, но, может, читала что… Такой маникюр многие мастера могут сделать?
Сашка пожала плечами:
– Никогда не интересовалась этой темой. Вот Машка тебе помогла бы…
О покойной сестре она почти не вспоминала, по крайней мере вслух, и от того, что сейчас Машино имя было произнесено так походя, Артуру стало не по себе. Уже отболело? Зажило? Сколько должно пройти, чтобы Сашка так же легко смогла говорить о матери?
– Да, она знала в этом толк, – согласился он. – Придется завтра наведаться в какой-нибудь маникюрный салон. Сейчас я уже все – выдохся. До дома доехать бы.
– Если нет сил, можешь спать на диване.
Она произнесла это так спокойно и приветливо, что Артур сразу согласился. Если б он только заподозрил, будто Сашку смущает его присутствие, то непременно уехал бы. Уж как-нибудь добрался бы до дома… Но его обдало теплом от одной только мысли: не придется выходить на холод, садиться в непрогретую машину и тащиться по темному городу в пустую квартиру, где никто никогда не скажет: «Спокойной ночи!»
Она улыбнулась и встала:
– Я постелю.
А минут через десять, приняв теплый душ и забравшись под одеяло, Артур зажмурился от удовольствия, услышав тихий шелест:
– Спокойной ночи…
Звонок застал его, когда Логов показывал маникюрше фотографии – не отрезанных мертвых рук, конечно, ему сделали отдельно изображения рисунков на ногтях. Из мастериц салона он выбрал рыжую и поджарую, с цепким взглядом. Ей было лет тридцать, она уже наверняка знала свое дело, но оно еще не надоело ей хуже горькой редьки, как самой взрослой и толстой из них, с печатью отвращения на лице.