– Дело в том, что я ухитрился потерять его номер. Ну не занес сразу в телефон, болван…
– У меня нет его номера.
– Как это? – удивился Артур – на этот раз неподдельно. – Вы же работаете вместе. Разве не бывает ситуаций, когда нужно посоветоваться? Или подменить друг друга?
– На это у нас есть директор магазина.
Логов вздохнул:
– Ладно, позовите директора.
– Его нет. У него встреча с поставщиками.
Я все ждала, когда ее терпение лопнет, и она спросит наконец, что же нам вообще надо, но девица была непрошибаема. Артур тоже это понял и отступился:
– Когда директор вернется?
Плечи ее раздраженно дернулись:
– Она мне докладывает, что ли?
– А Макс выйдет завтра, правильно?
Мне казалось, Логову хочется крепко схватить ее и хорошенько встряхнуть, но работа научила его сдерживаться. И не с такими дело приходилось иметь.
Получив ленивый кивок в ответ, мы вышли из магазинчика, уже не казавшегося таким волшебным. Эта тупая лентяйка осквернила его, и мне не хотелось больше сюда возвращаться, но, судя по всему, завтра нам предстояло именно это.
– Ладно, – вздохнул Артур, садясь в машину. – Сейчас найдем сносную кофейню, а потом двинем на Арбат.
Нетрудно было выпить кофе вблизи проспекта Мира, но Логов не ищет легких путей и потому отправился аж на Чистые пруды, где потом предложил немного «подышать». С ним за компанию я на многое была готова, поэтому мы побрели, обмениваясь версиями, почему вообще могли убить такую девушку, как Дина? Она могла за себя постоять, в этом даже я успела убедиться, так что если б убийца вызывал у нее опасения, Дина просто не осталась бы с ним наедине и уж точно никуда не поехала. Что же произошло? Он подкараулил ее? Застал врасплох? Обманул, посулив что-то стоящее? Или этот человек просто не вызывал у Дины боязни?
На самих прудах, которые в зимние месяцы превращались в каток, почти никого не было, кроме мамы с двумя краснощекими мальчишками, пытавшимися скользить по льду прямо в сапожках, и худенького старичка в беретике, добросовестно нарезавшего круги. Я засмотрелась на него: он выглядел таким симпатичным и трогательным – то ли художник, то ли ученый… А потом заметила старушку, которая дожидалась его в другом конце катка с небольшим термосом в руках.
Завершив очередной круг, старичок подъехал к жене и обнял так нежно, что у меня задергался подбородок. На Артура я боялась взглянуть: заметил ли он эту пару? Он сам негромко проговорил:
– Я мечтал, что мы с твоей мамой станем такими же милыми старичками…
– Вы были самой красивой парой. – У меня перехватило горло на последнем слоге.
– Были, – признал Артур, не пытаясь изобразить ложную скромность.
И обнял меня за плечи, прижав таким отцовским жестом, что я не удержалась и всхлипнула. Он прогудел:
– Ну-ну… Что ты? Оксана была в нашей жизни, и мы должны быть благодарны за это. У нас остались воспоминания, а это уже немало… Много ли на свете людей, которые могут сказать, что их любил лучший человек этого мира? А нас с тобой она любила.
Светлым знаком небес – приветом от мамы! – вокруг нас вдруг закружились крупные медленные снежинки. Они легко опускались на темные волосы Артура, который вышел без шапки, на мои ресницы – и без того мокрые. Снегопад был до того неожиданным и красивым, что я прошептала:
– Как еще она может показать, что любит нас по-прежнему?
Повернув меня к себе, Артур поглядел так серьезно, что я замерла – сейчас должно было прозвучать нечто очень важное. Может быть, самое важное в моей жизни. За его спиной старичок в берете закручивал термос, должно быть, уже выпил чаю. Кивнув жене, он пустился в очередной заезд, а она осталась ждать.
– Хочешь я перееду с тобой в Образцово? – тихо спросил Артур. – Я ведь тоже люблю собак… Это будет наш дом. Наша семья. Ну да, странная, конечно… Но у меня нет человека роднее, чем ты, Сашка. И я не хочу, чтобы ты оставалась одна в этом огромном доме. Или даже с Ивашиным… Какой из него защитник? Я уже прикинул: не так-то долго мне добираться до работы оттуда, тем более никто не заставляет меня ровно в девять утра быть на рабочем месте… Ты хочешь этого?
Кивнув, я уткнулась лбом в его плечо, но потом для верности повторила:
– Да. Хочу. Мне нужна семья. С Никитой это было бы не то… Только с тобой.
Он вытащил аккуратно сложенный платок, бережно вытер мне щеки и промокнул глаза. Мимо нас с воплями промчались те самые мальчишки, которые тянули за собой сломанную ветку клена, усыпанную сухими сережками. Я подумала, что они изображают горячих коней, запряженных в карету принцессы.
Убрав платок, Артур улыбнулся:
– Значит, договорились. Я внутренне сопротивлялся твоей затее с этим приютом, потому что тогда мы лишились бы наших завтраков и вообще стали бы редко видеться… Но теперь я ускорю процесс, и скоро наш дом наполнится собачьей любовью. Ты слышала? Говорят, что они – ангелы, оставшиеся на земле… Ты веришь в это?
– Верю, – прошептала я.
На Арбате даже в зимний полдень было полно туристов, глазевших на сувенирные ряды и работы художников, задумчиво куривших на раскладных стульчиках. Артуру казалось, что все их работы похожи, словно принадлежат перу одного весьма и весьма среднего автора. А Скарабей был неплох, если судить по его рисункам в ВК, поэтому Логов надеялся отличить его почерк. Точнее, рассчитывал, что Сашка узнает его работы среди десятков других – в этом у нее был более цепкий взгляд.
Чтобы не поднимать паники, они прогуливались с рассеянным видом туристов, и Сашка даже жевала хот-дог для пущей правдоподобности. Его всегда поражало, как эта умная девочка с хорошим вкусом обожает дешевый фастфуд…
С портретов и графических рисунков на них поглядывали нещадно искаженные лица артистов и умильные морды толстых котов. Артур не был фанатом ни тех, ни других, у него дома жили рыбки, которые ничего от него не требовали и всегда внимательно слушали, не моргая, если его вдруг тянуло поговорить по душам. Это случалось нечасто, но он тешил себя надеждой, что рыбки узнают его и ждут.
С тех уже довольно давних пор, как Арбат из поэтичного уголка Москвы, наполненного отголосками необыкновенных судеб и историй любви, превратился в барахолку, Артур избегал этого места. Временами здесь еще проскальзывали знакомые тени, но их гнали прочь усиленные микрофонами голоса зазывал, и хотелось бежать за ними следом, чтобы не возвращаться сюда никогда…
– Ты давно была на Арбате в последний раз? – спросил он Сашку.
И обрадовался ответу:
– Даже не помню, когда… Не люблю рынки. Мне и по магазинам-то ходить в напряг… Мы с мамой здесь не гуляли, только по окрестным переулкам. Ты знаешь, что вон там, в Спасопесковском переулке, находится храм начала восемнадцатого века, в котором родился Чебурашка?
– Кто?!
– И крокодил Гена тоже. Церковь отдали «Союзмультфильму», не помню, где-то в пятидесятых… И до начала девяностых там рисовали мультяшных героев. А потом храм вернули церкви… А! – вспомнила Сашка. – Ты же знаешь картину «Московский дворик» Поленова?
– Ну… – отозвался Логов неопределенно.
– Там как раз эта церковь изображена. В ней работал знаменитый звонарь, который считался просто виртуозом! Послушать бы, да?
Артур произнес так печально, что она взяла его под руку, выкинув остаток хот-дога:
– А мне Оксана не показала это место. Наверное, оно было только вашим.
– У вас с ней наверняка были другие любимые места.
Тряхнув головой, будто пытался избавиться от серой пыльцы грусти, запорошившей глаза, он призвал:
– Хорош болтать. Смотри во все глаза, я надеюсь, Скарабей где-то здесь.
Она серьезно кивнула. Ей даже не требовалось снова взглянуть на рисунки, выложенные на его странице, Сашка запомнила их, в этом можно было не сомневаться. Опасался Артур только одного: как бы это обилие китча не стерло из ее памяти то, что они ищут.
День был каким-то неудачным: от Гали ничего особо ценного они не узнали, Максима не оказалось на работе… Обычно в таком случае Логов успокаивал себя: «Значит, повезет завтра». Но это дело ему хотелось раскрыть как можно быстрее, ведь человек, которого они пытались вычислить, был по-настоящему опасен. Одно дело, если у него были личные счеты с Диной, и теперь он успокоится, и совсем другое, если девушка стала случайной жертвой, и парень войдет во вкус…
Пока у них не было никаких доказательств в пользу ни одной из этих версий. Они блуждали в тумане, только надеясь на спасительный сигнальный огонек. Сашка заметила его первой:
– Вот. Смотри – справа. Похожи?
Глядя на нее, Артур улыбнулся и тихо проговорил:
– Делаем вид, что болтаем, не надо его пугать.
Она заставила себя хихикнуть:
– Думаешь, он настороже?
– Если Скарабей тот, кого мы ищем, то уж конечно. Он же не идиот! Хотя в его действиях есть что-то безумное…
Действуя как бы безотчетно, Логов повернул голову и вскользь осмотрел рисунки, развешанные на веревках, как мокрое белье. Сашка не ошиблась – они были сделаны той же рукой, это было ясно и без экспертизы.
«А он – мастер, – подумал Артур расстроенно. – Эти работы – настоящие головоломки, хочется так же разглядывать их и разгадывать, как и те – в Сети».
Ему всегда было досадно арестовывать талантливых людей, тем самым обедняя мир. Но у Логова было оправдание: эти чертовы гении сами подвели свои жизни к самому краю, нарушив моральные законы того самого мира, который он жалел. Талант не дает его обладателю индульгенцию, как бы художники ни убеждали себя и других в том, что им должно быть позволено больше, чем обычным смертным, ведь они выбиваются из общего ряда. Находятся над… И это невозможно оспорить, если говорить о таланте как о духе. Но пока он заключен в человеческом теле, ему приходится соблюдать земные законы и нести наказание за их поругание.
– Он за твоей спиной, – продолжая улыбаться, проговорила Сашка сквозь зубы. – Твоего роста, лет двадцать… Нет, наверное, тридцать. Черт, я не умею определять возраст! На нем спортивная куртка, черно-серая. Похоже, светловолосый… Он в шапке. Симпатичный…