Хорошо если долгая дорога пронесет этих двоих раздолбаев мимо казенного дома.
Они должны были! Просто обязаны были уведомить о ночном отключении сигнализации и меня, и осведомиться о причинах внепланового визита у лица, чьим кодом был снят блок.
Я сегодня должен был получить докладную на Шуру. Не говоря уже о том, что ночное отключение – повод и для дисциплинарки, и для более строгих мер. Что может понадобиться сотруднику, находящемуся на контракте, не предусматривающем сверхурочных, посреди ночи на территории закрытого клуба?
– Так бывает же, что само отключается, – бубнит Ваня, второй охранник.
– Само? – господи, как же хочется убивать. – Сигнализация умеет отключаться сама?
– Ильгиз иногда отключает сигнализацию в тренерской. Когда его очередная баба из дома выгоняет. Мы подумали… Может, и тут что-то такое. Ведь если что-то пропадет – вот он, личный код, знаем кого брать за жабры, а так, чего дергать…
Убить обоих. Расстрелять у белой стенки на въезде в клуб. Ильгиза – выпороть при всем честном народе. Чтобы больше никто даже не смел повторять этот фортель.
Мечты-мечты.
– Вот ты, – устало киваю Ване, – садишься и сочиняешь объяснительную. В которой убедительно рассказываешь, по какой причине вы, два гения, не сподобились среагировать ни на ночное отключение сигнализации, ни на выход из строя камеры. Убедительно у тебя не получится, сразу рекомендую отключить фантазию и излагать честно. Если повезет – хозяин клуба вас не посадит. Но чашки-плошки свои можете паковать в коробочки. Ваши путевки в службу занятости вам занесут после обеда.
– А я? – встревоженно вскидывается Вася. – Мне не надо объяснительную?
– Надо, – обламываю без особой жалости, но ты пойдешь со мной смотреть, что там с камерой случилось. У нас в лучшем случае минут двадцать осталось до приезда наркоконтроля. После они медпункт к чертовой матери опечатают, и разобраться уже не получится. А я хочу иметь свою картинку в голове.
На самом деле охранник мне не особо и нужен. Разве что… Постоять на стреме.
Я точно знаю, что Юля все еще обедает с Ариной, и хотел бы зайти в медпункт, пока её там нет. Конфликт вроде как сглажен, но натянутость никуда не делать. Да и безмерно бесит меня сама необходимость оправдываться за то, что я обеспокоился состоянием беременной невесты.
Да и не до оправданий сейчас.
Я не понимаю.
Отключение было именно ночным.
Не утренним!
И вообще, строго говоря, оно было аж вчерашним.
Вчера ночью Александра отключила в медпункте сигнализацию, провела там ночь, а утром решила воспользоваться украдкой разведанным кодом от сейфа с вожделенной дозой?
С одной стороны – версия вроде как складная.
Но зачем было ждать до утра?
Две короткие фразы от реаниматолога, приехавшего в скорой, говорили о том, что Шуре чудовищно повезло. Если бы Юля опоздала с помощью хоть на десять минут – скорая, вероятнее всего, повезла бы юную наркоманку прямо в морг. Морфий был вколот именно ранним утром. Но по логам – Шура всю ночь провела в медпункте.
Версия охранников правдива?
Что я слышал об Александре вчера от Юлы?
Завалила сессию? Мать этому не обрадовалась?
Могла ли Шура сбежать из дома и по примеру чертова Ильгиза решить перебиться в медпункте? И не далеко ли ей ехать? Ильгиз хотя бы живет в поселке, в десяти километрах от клуба. Он за час, даже пьяный, своими ногами дойдет.
Ночевала в медпункте без задней мысли, а утром – сломалась?
– Стой тут, – коротко приказываю Василию, останавливая его на нижней ступеньке медпункта, – если хоть кто-то придет. Кто угодно. Даже если Юлия – дашь мне знать. Ясно?
– А как? – охранник сразу нацепляет на физиономию заговорщицкое выражение. – Каким-нибудь особым стуком?
– Просто войдешь и скажешь, что идут.
– А вы будете обыск делать, Николай Андреевич? – таинственность с лица Василия не желает уходить.
– Я буду смотреть. Обыск сделает полиция.
Нет, определенно от потери этих двоих идиотов клубу только лучше будет. И да, зря мы решили сэкономить на охране. Надо было брать главой службы безопасности того бывшего спецназовца, знакомого Лекса. Его бы и Энджи наверняка одобрила. Другое дело, что Артему не очень понравилась та зарплата, которую запросил Васильцев. Но может быть, удастся смотивировать Тимирязева на эту трату сейчас?
Ощущаю себя смертельно усталым. А ведь все самые смачные трудности еще впереди.
Дверь медпункта открываю взятым заранее запасным ключом. Код от сигнализации у меня тоже есть, универсальный. Есть все-таки бонусы у положения директора этого клуба, окромя выданной мне лопаты для раскидывания огромной кучи дерьма.
Захожу. Оглядываюсь. Нахожу взглядом камеру которая стоит всего в полуметре от входа. Дешевая, не панорамная, без датчиков движения. Увы!
Занятно.
Мой взгляд цепляется за черное круглое пятно. Слишком черное и заметное даже на черном корпусе камеры. Чтобы рассмотреть поближе – встаю на первый попавшийся стул. Стоящий у двери. Обычно на нем паркуются, чтобы надеть бахилы.
И да, мне не показалось.
След – проплавленная чем-то дырка у основания камеры. Близкая к проводам, отвечающим за её работу. Сами провода – торчат из этой дырки обугленными черными хвостами.
Итак, камера отключилась не сама. Её тупо вывели из строя.
И вот это рушит и без того хлипкую картинку, которую я для себя набросал.
Время отключения камеры – лишь на две минуты разнится со временем отключения сигнализации.
Если ты просто пришла переночевать на работу, без какого-то злого умысла, только в последний момент сломавшись под давлением зависимости – зачем тебе выводить из строя камеру вот так сразу? Зачем тебе вообще выводить её из строя?
Нет. Умысел определенно был. Но в таком случае непонятно, какого черта Шура торчала в медпункте до утра. Ведь могла вычистить весь сейф с морфием, а там было ампул десять – и сбежать. Вот это было бы понятно.
Несостыковки, несостыковки, несостыковки. Моя паранойя – наследство с предыдущего места работы. Сколько проверенных временем, испытанных сотрудников, давних напарников тогда пошло на увольнение, просто потому, что… люди очень любят деньги.
А ведь какой сплоченный был коллектив. Каждый на своем месте. Сначала. Потом начались утечки, руководство туже начало затягивать гайки, полным ходом развернулись рабочие репрессии.
В конце концов, к новым сотрудникам старался даже не привязываться. Любой из них мог оказаться новым предателем.
И каким образом Эду тогда удалось убедить меня вернуться после увольнения?
Впрочем, это вопрос риторический.
Козырь всегда отличался особым талантом к убалтыванию. Даже лично выписав мне приказ на увольнение, он позже пришел и позвал меня обратно.
И я ведь вернулся. Хоть и не хотелось. Чем же именно он меня мотивировал под тот коньяк? Сейчас уже и не вспомнишь. Да и не до этого. Мой осмотр продолжается.
На глаза мне попадается разноцветный Шурин рюкзак. Бесячий, фиолетово-розовый, с кислотными разводами, от расцветки которого у эпилептика может случиться припадок. Он висит в углу. На обычном своем месте. Между стеной и шкафом. На специально присобаченном для этой цели крючке.
Как можно прийти с совершенно четким намереньем вывести из строя видеокамеру, взять из сейфа дозу морфина и уйти, но при этом рюкзак положить туда же, куда обычно.
Или цель была просто уколоться по быстрому – а там будь что будет?
Это понятно для наркомана на ломке, но когда ты долго в завязке, твои планы должны быть более далеко идущими. Ты должна понимать последствия, так ведь? А Шура работает у нас месяца четыре.
Или я просто слишком многого хочу?
Трогать рюкзак по идее нельзя. Еще не хватало, чтобы потом ко мне у наркоконтроля были вопросы. Но… В принципе… Из бокового незастегнутого кармана торчит рабочей стороной вверх электрошокер. Дешевый, но вполне узнаваемый.
По всей видимости, это им Шура жгла камеру?
Нет, ну как так?
Как можно так детально продумать план кражи ампулы, запастись оружием для уничтожения свидетельств своего присутствия – и не подумать, что если ты останешься в медпункте на всю ночь – к этому будут вопросы.
Могла и не жечь камеру.
Просто поспать на койке, тайком набить ампулами рюкзак, дождаться конца рабочего дня и унестись в страну пьяных единорогов так, чтоб никто не помешал. Ну не было же у неё планах передоза. Такое не запланируешь!
В кармане звонит телефон.
– Выходи встречать следаков, – тяжело и очень коротко роняет Артем.
Что ж, время вышло. Пора вести тяжелые разговоры.
Следователь нам достался… Вполне терпимый. Ну, то есть – мне он таким кажется. Суховатый, деловитый, без лишних намеков или ехидных ухмылочек проясняет ситуацию. Его оперативники в это время ставят на уши медпункт. Кто-то в стороне – уже допрашивает вернувшуюся с обеда Юлу. Хоть бы они там не перегнули с натиском – она уже бледная, как смерть.
Артем смотрит на следака со стороны и хмурится. Его мысли я почти что читаю. Клубу не выгодна шумиха. Клубу выгодно побыстрее закрыть дело, доказать, что произошедшее – досадная оплошность в выборе персонала. Устраненная! И вообще мы не собираемся чинить препоны следствию.
Оперативники убираются аж через три часа.
Удается обойтись без опечатывания медпункта – все что нужно, полицейские увозят с собой – кислотный Шурин рюкзак со всем его содержимым, оплавленную камеру демонтированную с потолка, пресловутый стул, стоящий у двери. А еще и целый альбом отпечатков пальцев и даже следов обуви. Причем снятых с абсолютно всех, кто сознался, что заходил в медпункт. В том числе с меня.
– Это еще зачем? – нервно спрашивает Юля.
– Необходимость таких мер определяет наш штатный эксперт, – сухо откликается следователь, не отрывая взгляда от планшетки, – надо – значит надо. Вы можете отказаться. Но это автоматически вызывает к вам вопросы.
– Мы не будем отказываться, – бросаю прямой взгляд на Юлу, – мы заинтересованы в том, чтобы расследование проходило как можно скорей.