зли со сломанными ребрами. А я…
Она как-то странно розовеет, закусывая губу. Смущенно?
– Ты что? – не удерживаюсь от вопроса.
– Ну, я с Ветровым тогда осталась, – впервые за время этой беседы Вика неловко отводит взгляд. Ну ясно, как они там остались и чем занимались…
– Анжела, я Ника бросила, – напоминает Вика, – и не просто бросила, а к бывшему мужу вернулась. Знаешь, как таких как я называют?
– М?
– Бумеранг. Я – бумеранг. Куда меня ни швырни – я вернусь к Ветрову. Потому что люблю его безумно, хотя он и сволочь. И питать ко мне чувства не будет взрослый и умный мужик, который понимает, что это бессмысленно. Ольшанский – и взрослый, и умный. И все он понимает.
– Но ведь называл же…
– Тут я бессильна, – Вика разводит руками, – за это пусть сам объясняется. Но я обычно не ошибаюсь с тем, кто как ко мне относится. Влюбленного мужчину просто заметить. Я даже Ветрова насквозь видела, со всеми его хотелками. Они меня раздражали на начальном этапе, потому что я была злая на него, но я их видела. А Ник… Нет. Он в меня не влюблен. Не увлечен. Не хочет. У них иногда с Яром бывают куда более захватывающие беседы, чем со мной. Вот кто ему действительно нравится – моя дочь. Кажется, даже ради возможности зашвыриваться к нам иногда и строить с Маруськой замки из конструктора Ник с Яром помирился. Но это нормально. Я подозревала, что он хочет детей. Когда его бывшая ходила беременной – он вообще с горизонтов пропал, на свадьбу нашу приехал только на роспись.
– А он приезжал? – я удивленно поднимаю брови. – Я встретила его в тот день в баре. Сидел, надирался. Приглашение на барной стойке лежало. Я подумала…
– Он был, – Вика покачивает головой, – посмотрел на роспись, подарил подарок, тост толкнул, заявил, что если бы не его героизм – Яр бы так быстро не взял меня в оборот, потребовал себе процент со свадебных подарков деньгами. Все очень смеялись. Яр тоже, даже начал в шутку торговаться за тот процент. Потом Ник уехал, да. Сказал, что к невесте поедет, она у него с токсикозом маялась. Значит, говоришь, не доехал? В баре завис?
Я киваю, обрабатывая информацию. В принципе, Ник ни слова тогда не сказал, что сожалеет о Викиной свадьбе. Это я уже сама додумала, на фоне приглашения с актуальной датой и ночного “сюрприза”.
Получается… Просто не доехал до Юли? Или все-таки…
– Я не знаю, что тебе посоветовать, Анжела, – мягко замечает Вика, – понимаю, как может задеть такой вот выверт, абсолютно согласна, что после такого довольно сложно поверить в чувства мужчины. Но просто поверь мне на слово, я общалась с ним весь этот год. Он не бредил так своей бывшей, как бредит сейчас тобой. И глаза у него так не горели. Да что там, они и со мной у него так не горели.
– Ты его выгораживаешь.
– Я? Да с чего бы? – Вика поднимает брови. – Этот свин меня по-жесткому подставил. У тебя снова ко мне претензии. А я вообще не люблю, когда у кого-то есть ко мне претензии. И честно ему так и скажу.
– Нет, не надо! – я нервно дергаю подбородком. – Не хочу это проговаривать. Зачем ему знать?
– Анжела, ну что ты как маленькая, – Вика вздыхает, как будто с легкой досадой, – мужик должен знать о своих косяках. И говорить ему надо словами через рот. Иначе он ни в жизнь не поймет, в каком месте накосячил и за что ему надо просить прощения.
С этим утверждением сложно спорить. В конце концов… Опыт отношений у меня был.
– Я сама скажу тогда.
Вика смотрит на меня в упор, а потом качает головой.
– Нифига ты ему не скажешь. Ты просто не хочешь, чтобы я сказала.
И все-таки её чутье – действительно вещь удивительная.
– Вика…
– Ну не спорь со мной, пожалуйста, – она ласково улыбается, – ему надо это знать. Надо! И поверь, я не постесняюсь в выражениях, только для того, чтобы лишний раз напомнить, что на самом деле – ему повезло, что я выбрала не его.
– Ты ведь все равно это сделаешь, да? – бессильно вздыхаю. – Что бы я ни сказала.
Она без лишних слов разводит руками и поднимается на ноги.
Мда. Надо бы рассердиться, да вот только никак не получается.
– В этом случае, спасибо, что зашла, – искренне благодарю, – я была рада тебя увидеть.
– Я надеюсь, что у нашего разговора будет еще больше положительных последствий, – Вика мне подмигивает напоследок, – если Ольшанский не приползет к тебе на коленях с букетом роз в зубах – скинь мне смсочку. Тогда сковородки я тебе подарю две. Тяжелую и очень тяжелую!
У самых дверей она останавливается, оборачивается ко мне, смотрит долгим взглядом.
– Еще кое-что скажу, – серьезно произносит она, – кое-что, до чего сама дошла с Ветровым. Есть многие вещи, за которые нельзя прощать. Мы все ощущаем их интуитивно. Но своего человека даже за непростительное можно простить. Переступить один раз через гордыню. Если он – твой, разумеется.
26. Разговор
Ник
Второй раз Вика заходит без стука. И выглядит не очень-то довольной. Что такого у неё случилось за эти сорок минут? Поругалась с Энджи? Не сказать, что очень неожиданно.
– Я ведь тебе сразу говорил, что это не самая лучшая идея, – произношу, застегивая запонки на рукавах рубашки. Глупо, конечно, иметь в шкафу больничной палаты дюжину деловых рубашек. Но Энджи они явно нравятся. По крайней мере, прикасается она ко мне чаще.
– Если хочешь выговориться – давай по-быстрому, Вик, – кошусь на часы и морщусь, – через час у Энджи вечерний осмотр, и во время него обычно гостей из палаты выставляют. А я – хочу к ней.
– Не волнуйся, – Вика покачивает головой, – я не отниму у тебя много времени. Просто срочно нужно рассказать тебе анекдот.
– Срочно? – приподнимаю брови. – Ты серьезно?
– Еще как!
Задумчиво опускаю взгляд на её талию.
– Ты уверена, что вас с Яром не надо поздравлять с новым пополнением? А то даже для самой себя ты сегодня потрясающе внезапная.
– Не там ты ищешь причины моей внезапности, – Вика нетерпеливо дергает подбородком, – так вот, анекдот. Анекдот про героя-любовника. Бегал этот герой-любовник по миру, встречался с женщинами. То с одной встречался, то с другой. Не пойми чего ему было надо. И вот довстречался он до того, что с последней своей женщиной даже в именах страстной ночью запутался. Конец.
Гоголевская немая сцена и та не передала бы удивления, с которым я уставился на гостью.
– Вик…
– Ты не понимаешь, где смеяться? – она меня перебивает. – Полностью разделяю. Я тоже не понимаю. Особенно если учесть, что имя-то в этой истории использовалось мое. Надеюсь, ты сам догадаешься, про остальных участников этой истории?
Смотрю на нее, смотрю, висну и висну, и наконец понимаю.
Она говорила с Энджи. Пришла от неё. Провела там больше получаса, значит, разговор у неё с Энджи состоялся. С Викки легко быть откровенным, это одно из её удивительных дарований. А судя по тому, что выжидающе она смотрит на меня и злость её явно адресована тоже по моему адресу…
– Нет!
– Да! – она рявкает так категорично, что мертвые и те из могил бы повскакивали, чтобы спросить, кто так орет и по какому поводу.
– Да, – кажется, Вика спохватилась, что перегнула палку и повторяет уже тише, скрещивая руки на груди, – да, Ник, да. Это ты у нас герой-любовник с маразмом. А уж кого ты там так называл, будем говорить?
– Но когда?
– Ты у меня спрашиваешь, да? – Вика округляет глаза. – Не ты ли час тому назад сетовал, что подвижек у тебя с Анжелой нет. Как держала на расстоянии, так и держит. Честно говоря, теперь я понимаю, почему.
Я зависаю. Потому что она права, ночь-то у меня с Энджи была всего одна, вариантов нет. Но я совершенно не помню про этот треш с именами. Собственно, я и ночь-то ту почти не помню. Только как у двери снятого наспех номера целовал Энджи и не понимал, почему раньше этого не делал. Номер помню уже хуже. А все, что было после – так и вовсе хранилось в памяти какими-то осколками. Как мял сначала её одежду, потом – кожу… Как целовал в шею и наслаждался своим именем в её устах. Как целовал ниже и ликовал от того, как весь воздух пропитывается жаркой сладостью её удовольствия. Но чем дальше, тем больше штормило меня от повышающегося градуса в крови. Все мельче становятся обрывки этих воспоминаний. Все больше провалы между ними. Так, например, я помню, как просыпался уже после, где-то между утром и ночью, когда голова еще была тяжелой, и понимание того, что я натворил, не добралось до рассудка.
Так вот тогда Энджи была смертельно хороша, только – даже во сне слишком грустная. И получается, что где-то в перерыве между этими эпизодами я…
– Господи, какой трындец, – смотрю вроде перед собой, но не вижу совершенно ни хрена. Пытаюсь принять это откровение. И ведь... Получается! По крайней мере, это действительно многое объясняет. И такое сильное отчуждение Энджи все это время.
– О, трындец – это очень слабо сказано, – Викки беспощадно кривит губы. – Мне теперь ужасно интересно, как ты намерен оправдываться.
– Я жутко перебрал тогда, – произношу и сам понимаю, насколько неубедительное это объяснение. Вот и Вика саркастично качает головой.
– Чтоб ты знал, обычно это считается отягчающим обстоятельством.
Знаю. Это даже не особо оправдание. Чистосердечное признание из разряда “все равно на плаху, так хоть умру покаявшись во всех грехах”.
Хотя мне умирать рановато. Мне еще минимум лет восемнадцать надо жить. А лучше – дольше.
– Я знал, конечно, что сильно закопал себя в отношениях с ней своими косяками, – выдыхаю тихо, – но чтобы настолько…
– Да уж, – ядовито комментирует Вика, – настолько закопался, что я бы посоветовала тебе быть менее усердным в своих раскопках. Еще немного – и ты до центра Земли доберешься. А там, говорят, жарковато.
Да какой там центр Земли. Я скоро с той стороны планеты выберусь, до того глубокая у меня будет яма.
– Когда мы с тобой решили, что продолжим общаться, мы сошлись на том, что не будем вспоминать про эпизод наших с тобой отношений, – недовольно озвучивает Вика, – я не из тех, кто будет осознанно бесить мужа, держа при себе безответно влюбленного бывшего. Ты сам сказал, что перегорел. Но теперь получается, ты мне наврал. А может, ты вообще как эта твоя Воронцова? Тайный сталкер-маньяк?