Половина второго.
Бог ты мой, всего полчаса прошло? А мне казалось, что все два полных часа протянулось мимо меня.
Факт номер один — я опоздала на обед с Артемом.
Факт номер два — он никогда не ест быстро, и я еще могу дойти и объясниться. Если не поверит — с каждого входа-выхода конюшни, стоит камеры, мы посмотрим…
— Энджи, ты куда? Ты вообще мне ничего не объяснила.
— Мне надо идти, — тихо отрезаю я прибавляя шагу. Все катится псу под хвост, и мои мысли, которые я так старательно собираю в кучку, разбегаются как живые тараканы. Может быть удастся спасти хоть что-то?
— Хорошо, поговорим по дороге. Я тебя провожу, — он догоняет меня, идет шаг в шаг.
— Не нужно, — я останавливаюсь, надеясь его урезонить, — не нужно, Ник, это личное. Меня ждет Артем.
По-крайней мере, я на это надеюсь.
— А ты паршиво выглядишь, — прямо в лоб рубит Ольшанский, — настолько паршиво, что мне очень сомнительно, что ты можешь пройти сто метров и не рухнуть в обморок. Так что пусть он подождет. Я передам ему тебя с рук на руки.
— Ты невыносим, — выдыхаю я измученно.
— И это ужасно полезный навык, — Ольшанский ехидно улыбается, — кажется, ты куда-то торопилась?
Черт с ним.
Пусть делает что хочет.
Может я и вправду выгляжу паршиво…
— Так как ты оказалась запертой в одном стойле с Вестой, — педантично повторяет Ольшанский, шагая рядом и даже умудряясь попадать со мной «в ногу».
— А как ты думаешь?
— Ты сама к ней зашла?
— Я?! — моему возмущению нет предела. Неужели я похожа на настолько не осмотрительную идиотку, — может ты еще и предположишь, что я случайно за собой дверь захлопнула, так что засов сам задвинулся?
— Ты же предложила мне придумать самому, — парирует Ник, — так что произошло на самом деле?
— Меня там заперли, — бесцветно откликаюсь я, — впихнули туда и заперли. У тебя есть еще вопросы?
— Кому это может быть нужно?
В этом весь Ольшанский. У меня постистерическое состояние, у него — допрос. Все норовит разложить по полочкам.
— Не знаю, — я качаю головой, — у меня гудит голова и я пока не способна внятно осознавать, кто может настолько меня не любить. Те, кого я сократила? Может быть ты?
— Я? — Ник столбенеет, сгребая меня за локоть.
— А что? — я язвительно приподнимаю бровь, — некоторые ошибки наверняка мешают тебе жить.
У него дергается глаз. Два или три раза. Потом я просто отвожу глаза и шагаю дальше.
До ресторана осталось всего чуть-чуть.
Это самое чуть-чуть Ник идет следом за мной молча.
И когда я замираю — он налетает на меня. Ничего… Мои ноги настолько крепко врастают в гравий дорожки, что даже врежься в меня динозавр, ему и тому не удалось бы сдвинуть меня с места.
— Энджи… — он снова вопросительно трогает меня за локоть, а я закусываю губу, глядя вперед.
На ресторанную парковку. Точнее — на серый гелендваген, запаркованный на самом её краю. И на парочку, пытающуюся друг друга сожрать в шаге от неё.
Я ошиблась…
Немножко, но ошиблась.
С обедом Артем Валерьевич закончили. С основной его частью. Перешли к десерту.
Сегодняшний десерт — карамельная блондиночка с длинными от ушей ногами. Та самая, что пыталась занять мое место на скачках. Или это я пыталась занять её место?
— Эндж… — голос Ника звучит… понимающе. Он тоже все разглядел.
Я…
Я разворачиваюсь на пятках и шагаю. Куда-то. Обратно? Без разницы, лишь бы подальше отсюда.
Парочка на парковке слишком заняты друг другом, они не заметят.
Шаг, второй, третий…
Нет, я не плачу.
Велика честь…
Я ведь не была в него влюблена. Не была?
Если не была — то почему мне больно?
Я ведь… Я ведь все понимала. Все было так очевидно. Он и женщины… Простые решения, легкие связи.
Так зачем я отщипнула для него себя? Пусть даже крошечку. Зачем?
У таких вещей нет рациональных объяснений.
Зато если последствия.
Шум в ушах, сквозь который я не слышу Ника.
Жар, плавящий кожу изнутри.
Капли бегущие по губам.
Я слизываю их языком, думая что это снова слезы. Оказывается — кровь…
38. Ник
— Да твою ж мать…
Это выдаю я, а Энджи будто зависает, когда из носа начинают бойко падать алые капли. И мне, отчаянно желающему вернуться на парковку, и пересчитать своему дорогому начальнику зубы, приходится остановиться и зарыться в карманы. Находится и пачка бумажных платков. Даже не початая.
— Идем, — я стаскиваю Эндж с дорожки ведущей к ресторану, увожу к первой попавшейся скамейке.
— Садись.
Она могла бы огрызнуться, могла бы возразить, но просто подчиняется, явно все еще оставаясь в состоянии аффекта.
Второй раз за день, между прочим.
Что произошло в конюшне — для меня до сих пор загадка. Скорей всего, часть информации нужно спрашивать не с Эндж, и возможно даже не мне.
Впрочем, об этом я подумаю чуточку попозже.
Я откладываю на потом разборки с причинами, потому что здесь и сейчас нужно разобраться с последствиями.
И бледная Эндж, с лицом испачканным в крови — это страшно.
Я набираю медпункт без лишних разговоров.
— А я как раз собиралась тебе звонить…
— Твоя помощь срочно нужна Анжеле, — я перебиваю мурлыканье Юлы, которое сейчас совершенно не к месту, — подойди в сквер у фонтана. И не забудь чемоданчик.
С минуту с той стороны трубки царит молчание, потом — Юля оживает.
— Уже бегу. Куда подойти? Это там где желтые скамейки?
— Справа от фонтана, — повторяю я.
Сбрасываю, опускаю глаза, гляжу в расширенные зрачки Эндж.
— Это всего лишь кровь, — хрипло шепчет она, — сейчас она закончится и не надо никого дергать.
— Когда закончится, тогда и не будем. Постарайся успокоиться.
— Я не нервничаю, — ложь сегодня ей плохо дается. Будто я не знаю, что она обычно прячет внутри себя.
— Да ну, — я иронично приподнимаю бровь, — а кровь у тебя хлещет просто так? От счастья, надо полагать?
— Можно мне другой платок?
Кроткий голос Анжелы — еще один симптом близости к нервному срыву. Она просто не умеет быть такой. Только когда силы уже совершенно заканчиваются.
— Энджи, — я забираю у неё использованный платок — чудом не чертыхаюсь, потому что тонкая бумага оказывается насквозь пропитана кровью, хоть выжимай, — перестань сопротивляться помощи. Тебе она сейчас нужна. И не только тебе.
— От тебя?
Её тону очень не хватает привычной язвительности. Потому что это могло прозвучать ядовито, хлестко, а звучит слабо.
— От меня.
Она кривит губы, качая головой. Я не удивлен. Что ж, и свой ряд методов я тоже уже утвердил.
Я все равно сделаю, то что должен. И сейчас тоже.
Да где, черт возьми Юла?
Я бросаю взгляд на часы и понимаю — прошло уже семь минут с момента моего звонка. И да, медпункт не очень близко, но её же даже на горизонте нет!
— Ник, еще платок.
Еще одной пропитанной бумажной салфеткой в моей руке становится больше.
Объемы покидающей тело Эндж крови меня пугают. Я видел ломаные носы, и носовые кровотечения — в переизбытке, но тут кровь даже и не думает останавливаться. Течет себе и течет. И не мелкими капельками как из лопнувшего капилляра, а вполне себе бодрой капелью.
Что-то определенно не так.
Пальцы свободной руки снова берутся за телефон.
Алена берет не с первого гудка, но все-таки быстро.
— В срочном порядке пришлите кого-нибудь из официантов со льдом в сквер к фонтану.
— Что-то случилось?
— Анжеле Леонидовне стало плохо.
Девушка охает и сбрасывается, явно, чтобы кого-то побыстрее напрячь.
Я наконец вижу торопливо шагающую в нашу сторону женскую фигурку с медицинским чемоданчиком, но… Это не Юля. К нам с ошалелыми глазами подлетает Шура, наша непутевая стажерка.
— Юлию Александровну затошнило, — бодро сообщает она, — давайте я первую помощь окажу.
Токсикоз у Юл — явление редкое, но меткое. Время выбирает безошибочно, является тогда, когда точно было не надо.
При всей моей лояльности, но Шуре можно доверять первую помощь только своему заклятому врагу.
— Померяй давление, — решаюсь я на меньшее из зол, — и сгоняй до служебной парковки, подними водителя. Нам нужна машина, чтобы отвезти Анжелу Леонидовну в больницу.
— Куда? — Эндж впервые за несколько минут подает признаки того, что слух ей еще не отказал, — я никуда не поеду. С чего?
Ох, как мне сейчас не хватает скотча. Такой универсальный инструмент, и рот ерепенистой сотруднице заклеить, и руки-ноги связать, чтобы не брыкалась при доставке.
— Ну, что там с давлением? — я перевожу взгляд на Шурочку. Она проявила чудеса сообразительности и даже справилась с тонометром.
— Сто семьдесят на девяносто пять, — Шурочка сначала докладывает, а потом соображает какие цифры назвала и взволнованно ойкает, хватаясь за голову.
— Еще есть вопросы? — я опускаюсь на корточки, чтобы заглянуть Энджи в глаза, — беременных госпитализируют и при меньших показателях. Не говоря уже о том, что кровь у тебя не останавливается слишком долго. Езжай.
— Кто будет работать за меня? — Анжела едва-едва кривит губы, — и как быстро мне найдут замену если я начну шляться по больницам?
Господи, да кто ж отсыпал этой женщине упрямство? Кто учил её быть железобетонной и не позволять себе упасть? Всегда восхищался этими её качествами, но сейчас они совершенно не к месту.
— Никто не будет искать тебе замену, — я ловлю её ладонь и стискиваю холодные пальцы, — этому клубу нужна ты, и никто другой ему не поможет. Да и разве сейчас ты не должна больше думать о своем ребенке?
Я вижу по глазам, как сложно дается ей решение. За те три года что мы знакомы, она ни разу не брала больничный, и я ни разу не смог её словить даже на симптомах простуды. А я пытался, видит бог.
Она всегда старалась быть сильней всего на свете. Даже болезней. Но сейчас перебить мои аргументы она не может. Сдается. Кивает. А потом прикрывает глаза и просит еще один платок.