Парень демонстративно втянул воздух, как бык, готовящийся к атаке, грудь выпятилась. Друзья за его спиной закивали, мол, мы с тобой, мы за тебя. Я в страхе замерла, прикидывая, как быстро смогу раскалить кожу, если вдруг вздумают хватать и тащить.
Зато пластинчатый – сама невозмутимость. Возможно, черные пластинки на глазах не дают трезво оценить ситуацию, и ему кажется, что парень всего один, к тому же щуплый. Но мне прекрасно видно, какой это бугай, и за спиной еще четверо. Тоже не маленьких.
– Извините, – попыталась вставить я. – Может решить все миром? Все, ээм… Погорячились. Может…
Пьяный парень меня перебил.
– Я тебе еще покажу, что такое погорячиться. Как только разберемся с этим. Пошли выйдем. Страшно?
Пластинчатый снова сдвинул плечами.
– Нет, – сказал он равнодушно. – Просто вас, дураков, жалко. Пытаюсь вразумить, пытаюсь. А вы все никак. Ну, раз хочешь разбираться, давай разбираться. Только потом не нойте.
Это оказалось последней каплей. Пьяный парень взревел. Не дожидаясь, пока выйдут на улицу, вскинул кулаки и ринулся на пластинчатого. За ним, как по команде, бросились его друзья.
Я взвизгнула. Когда соскакивала со стула, успела подумать, что это совсем не честно, пятеро на одного. Даже в самых мерзких тавернах Гнилой пасти так не делают. Да и вообще, в Трехмирье не разрешают драться в тавернах. За дверями могут хоть поубивать друг друга, но внутри любят чистоту, и каждый хозяин следит за репутацией.
Стараясь даже не оглядываться на драку, которая завязалась вообще-то из-за меня, я почти бегом выбежала в первый зал, где грохот музыки показался еще сильнее.
Зажав уши, проскочила мимо бородатого стража в красной рубахе. Тот одарил меня кислым взглядом и тут же потерял интерес.
Едва выбежала из таверны и юркнула через самооткрывающиеся двери, в легкие ворвалась струя чистого воздуха. Только теперь поняла, как душно было внутри.
Пару секунд думала, как быть и что делать, если даже в местной таверне не смогли подсказать, где искать Клауса и остальных. Почему-то вины за случившееся не ощутила, хотя пластинчатый ввязался в драку из-за меня. В душе порадовалась, что хоть кто-то в этом жутком мире способен на проявление мужественности и чести.
Не придумав ничего лучше, чем вернуться к женщине, одарившей платьем, из-за которого на меня странно косятся, я спустилась по ступеньками и двинулась по брусчатке.
Едва отошла пять метров, из-за спины донесся голос:
– Могла хотя бы спасибо сказать.
Я оглянулась. Пластинчатый поправил перемычку между черными кружочками на глазах, потом смахнул с плеча невидимую пыль.
Дар речи на секунду покинул, пока представляла, как мог один, пусть и плечистый, парень разобраться с пятерыми. Видимо, таращилась долго потому, что метка огнекрылого запекла сильнее, а незнакомец сунул пальцы в карман и проговорил:
– Ну? Я дождусь заслуженной благодарности?
Наконец, голос вернулся, я потерла шею и сказала осторожно:
– Спасибо. Извините, что втянула. Я не думала, что… Тут все… В общем, не знаю. Спасибо.
Губы пластинчатого сразу расплылись в улыбке, налет серьезности слетел, хотя одежда все равно делает его похожим на чернокнижника. Мне показалось, в его лице что-то знакомое, но из-за черных пластинок не понятно, кого напоминает.
Он махнул рукой и сказал:
– Обращайтесь. Можно на «ты». Даже нужно. Или я старый по-твоему?
На вид ему лет двадцать пять, в Трехмирье такой возраст старым не считается, поэтому поспешно произнесла:
– Нет-нет, что вы… Ты. Просто у вас тут все не понятно. Чужие порядки, правила. Поэтому стараюсь соблюдать дистанцию.
– Из далека приехала? – поинтересовался пластинчатый, и тут же сам ответил: – Издалека. Сразу видно. У нас в таких платьях только монахини ходят. Или ты монахиня? Извини, не хотел обидеть, если что. Ничего против монахинь не имею.
Сложив одно с другим, поняла, кто такая послушница при святилище, и проговорила еще поспешнее:
– Я не послушница. Не монахиня и не кто там еще. Просто моя одежда пострадала. А женщина в святилище любезно отдала мне это.
Я указала на широченное платье. Взгляда пластинчатого не видно из-за кружочков на глазах, но почему-то кажется, он ироничный. Юноша потер подбородок и глянул куда-то в сторону, потом спросил:
– Зачем тебе Клаус?
Я едва сдержала визг радости, понимая, если знает о нем, то наверняка знает, где его искать.
Приведя зашедшее в плясе сердце в порядок, произнесла, стараясь, чтобы голос звучал уверенно:
– Он мной знакомый. И с ним мой друг. Я потерялась в чужом городе. А он и Фил – единственные, кого знаю в нем.
– Ого, – сказал пластинчатый. – Ты и Фила знаешь? Как же судьба свела такую скромную девушку с такими людьми?
Неприятное предчувствие в груди шевельнулось и снова заставило сердце выплясывать рил. Я снова впилась взглядом в лицо пластинчатого, пытаясь понять, где могла видеть этот волевой подбородок и правильные скулы, но из-за пережитого мысли разбегаются, как потерявшие королеву муравьи.
– А что с ними не так? – осторожно поинтересовалась я. – Они оба нам помогали. Хотя Клаус не очень дружелюбный. Но я списала это на личное. Не очень он меня любит.
– Не любит? – переспросил подмирец почему-то усмехаясь.
Я кивнула, чувствуя, как губы тоже невольно расползаются в улыбке.
– Думаю, даже терпеть не может, – согласилась я, понимая, как в се это неправдоподобно звучит. – Но все равно, мне нужно его найти.
Пластинчатый достал из кармана коробочку, затем какой-то крошечный прямоугольник, чиркнул и из него появился радостный язычок огня. Люди, умеющие обращаться с огнем, для меня сразу становятся хорошими, поэтому и степень доверия к пластинчатому выросла.
Он поднес огонек к небольшой трубочке, которую вставил в рот, кончик затлел. Когда убрал коробочку с прямоугольником в карман и вынул трубочку, изо рта вывалились клубы дыма, словно внутри него Ферал.
– Что это? – спросила я, зачарованно глядя на трубочку.
Он непонимающе глянул на нее, потом на меня.
– А… Это… – произнес он кривясь. – Обычно другие курю. Вообще думал бросить. Но, видимо, пока не сильно хочу.
Когда до меня долетел запах дама, он показался странным и горьковатым. Дым Ферала, по сравнению с этим, просто аромат роз в замке верховного мага.
– Фу, – выдохнула я и замахала руками.
Пластинчатый моментально отшагнул и стал дымить куда-то в сторону.
– Извини, – произнес он. – Забывают, что не всем нравится дым. Так. Значит, Клаус. А почему, позволь спросить, Клаус отпустил тебя одну шататься по городу в испорченном платье? Пусть даже у вас не простые отношения. Оно же испорченное, я правильно понял?
– Отношения? – не поняла я. – Какие отношения? Нет никаких…
К щекам медленно потекло тепло, я пересчитала всех деревенских овец в уме, чтобы загнать его обратно. Жар нехотя, но пошел вглубь, но легкий румянец все же выступил потому, что пластинчатый странно посмотрел на меня и ухмыльнулся.
– Да тут нечего стесняться, – сказал он, выпуская дым вправо.
– Именно, – хмуро заметила я. – Потому, что нет никаких отношений. Ты меня даже не знаешь, а уже глупости придумываешь.
– Зато я знаю Клауса, – многозначительно заметил пластинчатый. – Ну ладно. Нет, так нет. Значит, ты свободна и никому не обязана?
Мысли заметались, я пыталась понять, стоит ли говорить этому человеку о Трехмирье, о Ферале, которому я не просто обещана, а чуть ли не продана. И если стоит, то как.
Когда пластинчатый тихонько покашлял, решила, что данные о Трехмирье подмирцам если и стоит выдавать, то очень дозированно.
Я сказала:
– Все не так просто. С Клаусом точно не просто, но мне очень нужно его найти. Его и моего брата, с которым приехали в Айскленд.
– Понятно, – проговорил пластинчатый со знающим видом. – С Клаусом вообще мало кто может найти общий язык. Ладно. Давай так, я отвезу тебя куда хочешь, а ты расскажешь, что у тебя с ним за дела. Еще не было ни одной проблемы, которую не мог бы решить вместо него я.
Он снова сунул ладонь в карман, послышался короткий сигнал со стороны телег, которые стройным рядком стоят у брусчатки.
– Пойдем, – сказал он. – У меня машина тут припаркована.
Не дождавшись ответа, развернулся. Пройдя мимо телег, остановился возле серебристой, низкой, и с узкими хищными глазами. Дернув на себя, открыл дверцу и приглашающе кивнул внутрь.
Я на секунду застыла, поскольку снова приходится доверять незнакомому человеку, к тому же подмирцу. Но его поведение в таверне подкупило, а почти галантное отношение, в отличие от Клауса, вообще заставило задуматься о выборе союзников.
Резко вдохнув и выдохнув, я прошла к телеге и села внутрь.
– Чувствуй себя как дома, – проговорил пластинчатый с улыбкой довольного кота.
А я добавила:
– Но не забывать, что в гостях?
Пластинчатый уже закрывал дверцу, но при этих словах чуть замедлился и хмыкнул.
– Сразу видно влияние Клауса. Нет. У меня можешь делать, что хочешь, включай магнитолу, навигатор, кондиционирование – что хочешь.
Уровень доверия к пластинчатому вырос еще на порядок. Пока он обходил телегу, я быстро оглядела внутреннее убранство.
Эта телега самая красивая из всех, что видела. Убранство обтянуто черной кожей, блестящим металлом. Рычаг между сидениями тоже сверкает, словно целиком отлит из серебра. На передней стенке черный прямоугольник, похожий на тот, что висит у Клауса, но в десятки раз меньше. Баранка, которая, как поняла, выполняет роль поводьев – с металлическими пупырышками и черными вставками. Пахнет в телеге то ли мятой, то ли еще чем-то свежим.
Дверца открылась, пластинчатый юркнул на сидение.
– Ну как? – спросил он. – Освоилась?
Я неуверенно ответила:
– Немного. Что это?
Он проследил за моим взглядом, направленным на черный прямоугольник, и сказал:
– Монитор? Недавно поставил. Очень удобно кстати. Ты водишь?