— Мира! — бросает мне в спину, и я нервно оборачиваюсь. — У меня тоже есть условие.
— И какое? Если ты…
— Будешь делать то, что я скажу, — перебивает Артем. Собираюсь возмутиться, но он уточняет: — Но только если сама захочешь.
Судорожно киваю и уединяюсь в гардеробной. Здесь стоит огромное зеркало, так что… если мне не понравится, я просто не выйду в этом комплекте. Пусть считает меня трусихой или кем еще!
Руки подрагивают, ужасно боюсь растянуть или, чего хуже, порвать эту красоту. Когда надеваю бюстик, вообще не дышу. Пальцы не сразу ловят крючки на спине, я нервничаю, глядя в зеркало. Размер мой, Баев не ошибся. Даже думать не хочу, кто его научил разбираться в женских размерах. Но сам лифчик… он же… он совсем ничего не скрывает! Вообще! Ничего! Все такое тонкое, почти прозрачное — соски выпирают, и почему-то хочется… потрогать себя. Кружево слегка царапает кожу, отчего по телу пробегает едва заметная судорога. Мне приходится сделать пару глубоких вдохов, чтобы хоть немного успокоиться. Мысль о том, что такой меня увидит Артем, будоражит еще сильнее.
Тереблю в руке трусики — такие же тонкие и прозрачные, как и верх. Ну разве что спереди кружева побольше. Не будь его, я бы это не надела!
На грани белье. Вот если б оно было еще откровеннее… чуть не смеюсь от промелькнувшей в уме догадки: он знал и все точно рассчитал! Баев не был бы тем, кто он есть, если б не умел просчитывать все досконально.
Кружева тонкие, но хорошо тянутся, и совсем не стесняют движений. Отмечаю это для того, чтобы отвлечься от жара, который постепенно разгорается внизу живота. Мне очень хочется себя потрогать, но еще больше хочется, чтобы меня коснулся Артем.
«Ты будешь меня умолять до тебя дотронуться», — как наяву слышу его насмешливый голос. Он и здесь все просчитал верно.
Нет, Мира! Это он будет умолять!
Сердце колотится, как будто я не белье мерила, а пробежала без остановки этажей двенадцать вверх. И все же я довольна: белье провокационное, очень откровенное — я бы никогда себе такое не купила, — но сидит на мне так, словно его для меня сшили. Не представляю, сколько оно могло стоить!
Не успеваю выйти из гардеробной, потому что дверь распахивается, и я вижу Артема. Раздраженного и… нетерпеливого. Замираю, подавив в себе инстинктивную реакцию — закрыть тело руками.
— Ты решила… — замолкает, меняется в лице. Уже не такой злой. Рассматривает меня мучительно медленно, как будто трогает каждую клеточку тела, ничего не пропускает. Глядит так, словно на мне вообще ничего нет!
Воздуха в груди нет, я не ожидала, что будет вот так. Полагала, что выйду, обольстительно улыбнусь опешившему Баеву, покручусь вокруг, накину халат. И выставлю Артема за дверь!
Мира, только ты могла подумать, что сможешь выставить Баева! Ага!
— Н-нравится? — не выдерживаю я будоражащей тишины. — Или…
У Артема тяжелый оценивающий взгляд и… и мне становится стыдно за свою наготу. Мира, ты девственница и ничего не умеешь! В кого ты решила поиграть? В гейшу? Кого решила соблазнить? Баева? Его впечатлить?!
Господи, что я творю! Взгляд цепляется за халат, который лежит на пуфе. Все. Пора заканчивать это представление. Тянусь к халату, но не успеваю его схватить. Он уже у Артема.
— Это тебе сегодня не понадобится, Мира!
Он выходит из гардеробной, и мне не остается ничего другого, как пойти за ним.
— Мне нравится. Очень, — наконец признает Баев. — Красивая и сексуальная моя девочка.
От его приглушенного голоса по телу пробегают импульсы возбуждения.
— Возбужденная девочка, которая не знает, что делать дальше, — продолжает выбивать из меня дух Баев. — Девочка, которой нужно научиться чувствовать свое тело. Я помогу.
Он сидит в своем кресле в нескольких шагах от меня, но такое ощущение будто… будто ласкает меня… там. Как тогда, на столе в общаге.
— Все я чувствую. — Нервно дергаю плечом и выпаливаю: — Просто… непривычно и ярко.
Артем берет пульт, и через секунду в комнате уже полумрак, гаснет весь свет, а шторы закрывают огромное в пол окно.
— Так лучше? — тихо спрашивает Баев.
— Да, намного…
— Стеснение никому не нужно, Мира. В первую очередь тебе. Ты очень чувствительная девочка. Я знаю. Дотронься до своих сосков, Мира. Они хотят, чтобы ты их поласкала. Я вижу.
От его шепота по телу ползут мурашки, дышать становится труднее, как будто в комнате вдруг поднялась температура. Еще эта темнота провоцирует, подстрекает, что ли… Темнота на стороне Темного…
— Артем, я… — тяну время, хотя знаю, что сделаю все, что он мне скажет. Здесь, в этой полутьме, где мы с ним одни, я хочу полностью расслабиться и подчиняться ему.
— Потрогай себя, Мира, — шепчет Артем, и я готова уже стонать от одного его голоса. — Представь, что это я тебя касаюсь. Вот так, через ткань… чувствуешь? Как ты хочешь? Подразнить, слегка погладить соски пальцами или сильно сжать? Ты любишь, когда немного больно?
Кусаю губы, чтобы не вскрикнуть — грудь слишком чувствительная, она ноет от моих прикосновений.
Слышу тихий смешок.
— Доволен? — выдыхаю я. — Я не люблю боль.
— Любишь, но когда она на грани, а не за гранью. Я научу тебя лучше себя чувствовать. А теперь дотронься до своего живота, ласкай его… а теперь ниже… да… не останавливайся… ниже, Мира, ты ведь хочешь себя трогать.
Пальцы нерешительно замирают у резинки трусов.
— Ты же доводила себя до оргазма после того нашего раза, да, Мира?
— Да… — Я горю от смущения, стыдно признаться, но рядом с ним мне хочется быть раскованной. Даже порочной. Такой, как он.
— Так покажи мне, чему ты научилась. Или… или попроси меня, я помогу.
Его голос, такой вкрадчивый и мягкий, течет как раскаленный металл, но не обжигает.
— Я… я сама…
Как же я хочу его губы, его руки на себе, но упрямлюсь. Нет! Пусть он первый попросит! Пусть он!
— Тогда ложись на кровать, Мира. И спусти с себя трусики. До колен. Погладь себя… разведи ноги… чтобы я тебя видел.
Что я творю?! И все равно послушно раздвигаю ноги, насколько это возможно. Вряд ли в полутьме можно что-то увидеть, но от мысли, что Артем смотрит на меня там, ладонь сама накрывает лобок и проникает внутрь.
— Такая нежная и… мокрая, да, Мира? — Шепот становится еще тише, прерывистее, но обволакивает каждый мой нерв. — Коснись клитора, проведи пальцами по губам. Теперь выше, чуть нажми на клитор, оттяни его чуть наверх…
— А…ах… — Кусаю губы, но больше не хочу сдерживаться. Вскрикиваю, когда напряжение внутри разрастается до такой степени, что почти невыносимо терпеть.
Различаю какое-то движение в темноте. Артем уже подошел к кровати, стягивает с себя футболку. Замираю, глядя на его обнаженный торс. Баев что-то вытаскивает из кармана штанов, бросает на кровать. А потом снимает их с себя, оставаясь в одних трусах. И никакая темнота не в состоянии скрыть его возбуждение.
— А…Артем… — беспомощно выдыхаю, когда он ложится рядом. Чувствую тяжесть и жар его тела в нескольких сантиметрах от себя.
— Не отвлекайся, — обдает мои губы горячим дыханием. — Продолжай, малышка… продолжай…
Не касается меня руками, но ощущаю его везде — на груди, на животе… Запах его возбуждения проникает в меня. Еле сдерживаюсь, чтобы не дотронуться до него. А как же я хочу его губы на себе!
— Артем…
— Давай… еще… сильнее… сама…
Он дрожит от вожделения… из-за меня, из-за того, что я рядом… От его шепота, его вздохов меня уносит… Тело простреливает так, что перед глазами возникает яркая вспышка, я кричу, не слыша себя, и падаю…
Не знаю, сколько проходит времени, когда я наконец возвращаюсь в себя.
— Артем… — шепчу я одними губами, но он слышит. Склоняется надо мной. — Поцелуй меня…
Его губы впиваются в мой рот, выталкивая из груди оставшийся воздух. Горячее тело вдавливает в матрас, но это самая приятная тяжесть, какая только возможна. Вжимаюсь в него, лихорадочно вожу ладонями по влажной спине и ощущая сильную пульсацию у себя между ног.
Артем приподнимается на локте, и я тону в его черных глазах. Мой Темный.
— Сейчас, — произносит он одно слово, и я едва заметно киваю. Но этого достаточно для того, чтобы одним движением сдернуть с меня белье, которое теперь валяется где-то на полу.
Мой рука бесстыдно касается его плоти, пока еще прикрытой тканью. Представляю его в себе. Внизу живота по-прежнему пульсирует, ноет от пустоты, которую нужно заполнить.
— Потрогай его, — велит Артем прерывающимся от нетерпения голосом. Он сам на пределе. — Давай, поласкай его.
Послушно оттягиваю резинку трусов и касаюсь разгоряченной плоти. Такой неожиданно нежной и очень твердой. Задерживаю дыхание и, осмелев, пытаюсь обхватить член рукой.
— Давай, — стонет мне в рот Артем. — Вот так… вверх и вниз… еще…
— Такой большой, — сглатываю я. — Очень большой…
Артем что-то шепчет мне в рот, я мало что соображаю. Но когда вдруг раздается громкий и очень резкий звонок, меня будто подбрасывает на кровати.
— Бля! — дергается Артем, пытаясь меня удержать, но я уже слетаю с кровати. — Мира! Не отвечай!
— Телефон! — Пытаюсь сообразить, откуда он истошно орет так, что оглушает. — Где же…
Баев со стоном падает на кровать, когда я, подняв мобильный с пола, отвечаю на звонок:
— П…привет, пап? Что-то случилось?
Глава 28
Равнодушно смотрю, как поднимается шлагбаум и пропускает нас на территорию академии. В машине Артема тепло и уютно, а за окном дует холодный злющий ветер, даром что давно наступила календарная весна.
И все же сейчас я с большим удовольствием очутилась бы на улице, потому что там… гораздо теплее.
Баев молчит всю дорогу, что ужасно нервирует. Хотя пора уже привыкнуть к его несносному характеру. Чуть улыбаюсь, вспоминая Лиду, которая с дрожью в голосе рассказывала, что все горничные воют от хозяина и одна я смогла с ним ужиться.
— Рад, что хоть кому-то весело, — доносится с водительского кресла.