Пещеры, давшие название этим местам, в более благополучные времена использовались для хранения зерна, а сейчас пустовали. Те из них, что находились повыше и не были загажены скотом, представляли собой отличное жилье, свободное от насекомых. Я нашел себе пещеру высоко на скале: к ней было удобно забираться, а из двух «окон» оттуда открывался вид на северные горы.
Когда я прибыл, Саад Али и Метвалла, с провизией и прислугой, уже устроились здесь, как и некоторые наши гости. Прибытие остальных ожидалось на следующий день. Шейх Али ибн Хамид приехал рано и удалился в свою пещеру. Я расставил часовых на вершинах холмов дальше по вади, и, когда на закате мне сообщили о приближении шейха Абдул Кадира ибн Бридана, я выехал ему навстречу. Крепкий коренастый мужчина за восемьдесят, с белоснежными усами и седой бородой, облаченный в бурнус без капюшона под роскошным белым джердом, он выглядел слишком громоздким на своей маленькой гарцующей кобыле, сбрую которой украшали свисавшие до земли черно-алые кисточки. У него оказался глубокий хриплый голос, и мы, не спешиваясь, пожали друг другу руки. На обратном пути к лагерю мы обменивались традиционными формальностями. Арабы придают этим слова не больше смысла, чем мы непринужденным диалогам: «Как вы поживаете?» – «Спасибо, а вы как?», а через некоторое время, допустим: «Как семья?» – «Спасибо, а ваша?», а потом, за кружкой чего-нибудь, например: «Всего наилучшего!» – «Будьте здоровы!» – «Храни вас Бог». Неспешный и полный достоинства образ жизни подразумевает, что арабские формальности гораздо более многочисленны, чем наши, и занимают больше времени. Их произносят сдержанным и ровным голосом, а отвечают лишь легким наклоном головы и поднесением руки к сердцу. Однако у высокородных представителей племени обейдат была своя особенность: в их голосах сквозили протяжные ноты, предполагавшие искренность, и Али ибн Хамид звучал даже несколько наигранно. Абдул Кадир ибн Бридан, напротив, тяготел к мужественности и грубоватому юмору.
Ближе к вечеру мы собрались на ужин. Нас было около шестидесяти, некоторые шейхи все еще находились в пути, официальную часть предполагалось начать только на следующее утро.
Прибывавшие на протяжении ночи гости разбивали свои биваки выше и ниже по вади. Они распрягали и отправляли пастись лошадей и верблюдов, разжигали костры, заваривали чай. Я оставил Саада Али развлекать гостей и удалился в свой римский дом на скале, чтобы хорошенько выспаться: завтрашний день сулил долгие речи, которые требовали остроумия и ясности мысли.
На рассвете Абдул Кадир ибн Бридан возглавил общую молитву, потом все выпили чаю, и я позвал шейхов собраться в тени у подножия скалы. Они расселись кругом во множество рядов, а я встал перед ними с Абдул Кадиром ибн Бриданом по правую руку и Али ибн Хамидом по левую. Саад Али расположился позади меня, чтобы при необходимости пояснить непонятные обороты речи и подсказать имена выступающих, многих из которых я, конечно же, не знал. Я поднялся и заговорил, подбирая слова:
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Шейх Абдул Кадир ибн Бридан, шейх Али ибн Хамид, шейхи кланов и родов обейдат, арабы Джебель-Ахдара, правоверные сенусси, братья! Я скорблю, что в этот торжественный день не могу обратиться к вам должным образом и подобрать нужные слова. Язык мой темен, ибо я не ученый, а всего лишь солдат, человек войны, а не науки. Я явился к вам из чужой страны и не знаю вашего языка, но я пришел к вам как брат, брат по оружию, чтобы вместе с вами сражаться против общего врага, разорившего ваши земли, убившего ваших родичей, угнавшего ваши стада, против врага всех правоверных.
Я остановился, чтобы перевести дыхание, и услышал, как Абдул Кадир, учтиво кивая в знак одобрения, повторяет своим рокочущим басом: «Разорившего ваши земли, убившего ваших родичей, угнавшего ваши стада, врага всех правоверных». По рядам слушателей пробежал ропот. Я обернулся к Сааду Али. Он подмигнул мне и пояснил: «Отлично, давайте дальше, только про темный язык не надо, так только в Египте говорят». Я продолжил:
– Ваш духовный лидер, ваш эмир, досточтимый шейх сейид Идрис ас-Сенусси, да благословит его Аллах, предложил свою помощь и помощь своего народа моему королю, королю Англии. Сегодня батальоны арабских изгнанников сражаются бок о бок со своими английскими братьями, правоверными Индии, солдатами из Австралии, Новой Зеландии и Южной Африки… Бок о бок с воинами всего мира, – запнувшись, добавил я. – Черно-белое знамя сейида Идриса, полумесяц и звезда сенусси реют бок о бок с флагом короля Англии. Но этого мало: британское правительство знает, что у него нет более верных друзей, нет более преданных союзников, рвущихся вступить в бой, чем арабы-сенусси Джебеля, чем вы, собравшиеся здесь арабы племени обейдат, угнетенные, порабощенные и израненные, но не сдавшиеся, изгнанные гнусными сицилийскими колонистами с пастбищ своих отцов, нищие и голодные, но все еще сильные мужчины и воины. Мое правительство видит вас, и оно нуждается в вашей помощи.
«Угнетенные, порабощенные и израненные, но не сдавшиеся, изгнанные гнусными сицилийскими колонистами с пастбищ своих отцов», – громыхал Абдул Кадир ибн Бридан, и по рядам прокатился одобрительный ропот. Запас чеканных формулировок у меня иссяк, поэтому оставшаяся часть моей речи превратилась в чудовищную смесь арабского с английским.
– Мое правительство нуждается в вашей помощи, и оно хочет помочь вам. Это желание привело меня сюда, и я останусь здесь с вами. Я командующий силами союзников в Джебеле. Я хочу услышать, чего хотят ваши шейхи, в чем нуждаетесь вы. Если это возможно, мы это предоставим. Я хочу, чтобы вы знали: вы всегда можете прийти ко мне, если с вами случится беда. Я прошу вас всех помогать моим людям, если они сюда прибудут, давать им кров и проводников. Наконец, я хочу, чтобы вы сообщали мне любые сведения о враге, которые вам удастся получить. Я хочу, чтоб вы стали глазами и ушами британской армии.
Изрядно утомленный, но вполне довольный своим красноречием, я собирался присесть, когда поймал пытливый взгляд Али ибн Хамида и сообразил, что забыл сказать главное. Пришлось продолжить:
– Мы сильны и уверены в успехе, но только Аллаху известно, когда настанет час победы. Нам понадобится каждый способный держать оружие. Призовем мы и вас. Все вы воины, у многих из вас гораздо больше военного опыта, чем у меня, так что не мне вам говорить, что на войне важно выбрать правильный момент для атаки. Если удар будет нанесен в неподходящее время, погибнете и вы, и ваши братья, и некому будет оплакать эту ошибку, а враг восторжествует. Я не все могу сказать вам, но то, что могу, звучит так: сегодня не время атаковать. Но я говорю вам: время придет, и я буду с вами, чтобы передать вам приказы и вручить оружие, чтобы уничтожить врага.
Я умолк и застыл в неуверенности, нужно ли добавить что-то еще. Затем, выйдя из оцепенения, я вполголоса обратился к Абдул Кадиру ибн Бридану:
– Я скажу вам кое-что, и вы поймете, почему я сейчас прошу вас подождать. Мы готовим для врага большой сюрприз. Сюрприз из-за моря и с небес. Из-за моря и с небес. Понимаете?
Абдул Кадир, уставившись на меня своими слегка выпученными глазами, неуверенно произнес:
– Понимаю.
Я повернулся к Али ибн Хамиду, который спокойно и отчетливо подтвердил:
– Прекрасно понимаю, ваше превосходительство господин майор: птицы, орлы.
Сделав вид, что хочу обратиться с тем же вопросом к Сааду Али, я еле слышно уточнил:
– Старик напротив с седой бородой и хлыстом – кто он, важная персона?
– Да, майор, я знаю, о чем вы говорите, – громко ответил Саад Али и прошептал его имя: – Тайиб ибн Джибрин.
Я подошел к старому шейху:
– Ты понимаешь, Тайиб?
Он мрачно кивнул. Я пошел по кругу, обращаясь к каждому: «Ты понял, Абдул Джалиль ибн Тайиб? А ты, Метвалла? А ты, Абдул Азиз? Ты? Ты?» Мне единогласно отвечали: «Мы поняли».
Вернувшись на свое место, я продолжил:
– Как только сюрприз будет готов, настанет ваше время. Вы слышали шейха Али ибн Хамида. Он сказал: «Орлы». Нашим орлам понадобятся гнезда, чтобы отложить яйца. Все вы, каждый из вас найдет гнезда, куда наши орлы снесут яйца. Вот так сюрприз это будет для гнезд!
По рядам прокатились сдержанные смешки.
– Да пребудет с вами мир, милость Аллаха и Его благословение, – я резко закончил и вернулся на место.
Теперь слово взял шейх Абдул Кадир ибн Бридан. Торжественное вступление, с которого он начал свою речь, осталось за пределами моего понимания. В потоке его высокопарного красноречия я лишь изредка выхватывал знакомые слова. Как и всякий достойный представитель его поколения, он не умел ни читать, ни писать, зато был мастером художественного слова и изъяснялся на классическом арабском языке. Дошедший до нас из VII века диалект племени курейш, который ближайшие сподвижники Пророка использовали для составления Корана, и поныне во всем арабском мире от Омана до Марокко применяется в официальных выступлениях и, теоретически, должен использоваться в любой литературе, включая даже газеты. От современных версий арабского языка он отличается примерно так же, как латынь от французского, испанского и итальянского. У меня о классическом арабском было весьма слабое представление, поэтому я лишь вежливо поклонился на непонятный комплимент, услышав упоминание моего имени, и погрузился в свои мысли, надеясь, что при необходимости Саад Али мне поможет. Я рассматривал толпу перед собой. Едва ли не каждый, даже самый захудалый, шейх от Тобрука на востоке до Ламлуды на западе и Мехили на юге покинул свои шатры и находился сейчас здесь, в вади Ксур, слушая мятежные речи. Всего в десятке километров отсюда по Мартубскому обходу один за другим шли немецкие конвои, но нас от них надежно скрывали горы. Казалось немыслимым, что враг не подозревает о моих затеях и упустит возможность разом прихлопнуть всю британскую подпольную деятельность. Итальянцы уже двадцать пять лет удерживали побережье Киренаики, а с 1929 года контролировали и внутренние области страны, основав многочисленные колонии на плодородных землях Джебеля: Джованни-Берта, Луиджи-ди-Савойя, Беда-Литториа, Маддалена, Д’Аннунцио, Барка, роскошные отели в Дерне и Кирене. Им полагалось бы знать, что происходит в стране, которая, по сути, им принадлежит. В любой момент их броневики могли появиться на возвышенностях и расстрелять наше собрание к чертовой матери. Но ничего не произошло – благодаря хитрости арабов-сенусси, их преданности своим шейхам и беспечности их итальянских поработителей.