инимали всех посетителей и отправляли к нам только тех, за кого они могли ручаться. Радистов перемены в их скучной жизни особенно порадовали.
Я изучил содержимое наших складов и составил длинный список необходимого, который мы по радио передали LRDG. Через несколько дней пришел ответ:
ПАТРУЛЬ R2 ПРИБУДЕТ В БИР-БИЛАТЕР 4 ИЮНЯ В ДВАДЦАТЬ ОДИН НОЛЬ НОЛЬ СО ВСЕМИ ЗАКАЗАННЫМИ ПРИПАСАМИ ТЧК ТАКЖЕ С R2 ПРИБЫВАЮТ ГРАНГИЙО И ДВА АРАБА С ПРИПАСАМИ ТЧК БЛИЖНИЙ ВОСТОК ТРЕБУЕТ ВАШЕГО ЕМУ ВСЕМЕРНОГО СОДЕЙСТВИЯ КОНЕЦ СВЯЗИ.
Грангийо был тем офицером, которого я хотел заполучить на должность интенданта. Я поразился, что в ответ на мой запрос они устроили такую экспедицию, и решил, что, может быть, зря пренебрежительно относился к Ближневосточному командованию. Правда, последнюю фразу в сообщении я так и не понял. Неужели они думали, что я не окажу всемерного содействия офицеру, которого сам вызвал? Но эту мысль, лежащую за пределами моего понимания, я быстро прогнал.
Чепмэн, Шевалье и я в приподнятом расположении духа отправились к Бир-Билатеру на встречу с Грангийо. Дик Кроучер и его новозеландский патруль подъехали вовремя, и мы устроили вечеринку. Новозеландцы вообще отличные ребята, а искренний и веселый Кроучер был моим старым товарищем. На час мы отбросили обычаи арабов и запутанные отношения племен, забыли про наблюдение за дорогами и планы новых диверсий: мы болтали, пили пиво и ром с лаймом. Затем они уехали, а мы остались грузить привезенные ими сокровища на верблюдов.
Капитан Грангийо, теннисист международного уровня из Александрии, любил изображать стереотипного француза. Он вскрикивал, махал руками и, хотя и не расцеловал нас, казалось, мог сделать это в любой момент. Его сопровождали двое солдат Ливийской арабской армии, а еще он привез множество таинственных тяжелых мешков, по форме напоминающих сосиски. Пока мы неспешно возвращались к лагерю, я поведал ему о специфике нашей работы и своих ожиданиях от него.
– Буду рад помочь вам, – сказал он. – Но у меня есть и свое задание.
– Какое задание?
– Этого я сказать не могу.
– Как так? – спросил я. – Ты сам не знаешь?
– Знаю, более или менее, – ответил он, как будто смущаясь. – Но об этом мне говорить запрещено.
– Почему?
– Это тайна, и у меня есть особые инструкции не обсуждать это с вами.
– Так ты прибыл сюда не по моему запросу?
– А у вас был интерес на мой счет? Мне ничего не говорили.
Ситуация сложилась идиотская, и мы оба расхохотались. Я отметил, что вряд ли смогу чем-то помочь, не зная, в чем суть его задания, а без моего деятельного участия он не сумеет выполнить свою миссию в восточном Джебеле, который в каком-то смысле находится под моим контролем. Возможно, он достигнет некоторых успехов, но информация о них обязательно дойдет до меня, таким образом, секрет неизбежно выйдет наружу. Так не лучше ли сейчас все рассказать мне? Тогда я действительно смогу помочь.
Грангийо не был дураком и понимал, какое положение я занимаю в Джебеле. В то же время как хороший военный он знал, что должен следовать приказу – до определенного момента. Он на мгновение задумался, склонился в седле и заговорил по-французски.
– Ce sont de cons, – он говорил о нашем каирском начальстве, – mon vieux Popski, mais nous allons être plus malins qu’eux.
Он рассказал мне, что из Англии на Ближний Восток пришло распоряжение содействовать побегам наших военнопленных и помогать им добираться до наших позиций. Грангийо присоединился к этому проекту. Его миссия в Джебеле заключалась в том, чтобы создать продовольственные склады на потенциальных путях следования беглецов и договориться с местными арабами, чтобы они помогали нашим отыскать провизию и добраться до подходящих точек, откуда их сможет забрать LRDG. В таинственных мешках, как он мне объяснил, хранились какие-то новейшие пайки, специально разработанные учеными, а еще он привез с собой сорок тысяч лир – чтобы подкупать арабов.
Я сказал, что схема выглядит вполне разумной и, вероятно, сработает, если немного адаптировать ее под реальные условия. У меня и так зрел похожий план, и я был рад помочь в реализации такого проекта.
– Не могу понять, почему полковник запретил мне говорить об этом с тобой, – задумался Грангийо. – Секретность секретностью, но кто-то же должен знать, что я тут делаю.
– Сколько лет твоему полковнику?
– На самом деле он пока еще подполковник. Довольно молодой, лет двадцать восемь, если не меньше.
– Кадровый офицер?
– Полагаю, что так.
– Думаю, дело здесь не в секретности, – сказал я. – У него мог быть другой мотив. Допустим, месяц назад твой полковник был простым капитаном. Возможно, у него есть влиятельные друзья или просто повезло. В любом случае он получил хорошее место в штабе с перспективами карьерного роста. Это много значит для кадрового военного, он постарается не упустить свой шанс. Он хочет преуспеть. Поэтому он отправил тебя за линию фронта, туда, где, как ему известно, уже некоторое время работаю я. Он думает, что у Попски все схвачено. Он уверен, что если Попски узнает, зачем послан Грангийо, то Попски, конечно, поможет Грангийо, они спасут несколько военнопленных, а потом Попски присвоит себе всю славу. Его оценят в 8-й армии и заберут на повышение. А уж если Попски освободит всех военнопленных, то рано или поздно возникнет вопрос, почему организация, специально созданная для этого, не справилась со своей задачей. Возможно, ее расформируют и, скорее всего, сместят возглавляющего ее офицера, заменив его более опытным специалистом, хотя бы тем же самым Попски, хоть он всего лишь и майор. В результате твой начальник рискует лишиться звания, а то и, не дай боже, угодить на фронт!
Грангийо оценил мою бурную фантазию и посоветовал мне сочинить психологический роман. Сам он выдвинул куда более простую версию: его полковник был sinistre imbécile и не понимал, что единственный способ не впутывать меня в это дело – вообще не предпринимать никаких действий. Но к чему бы это привело?
В результате мы договорились о взаимовыгодном сотрудничестве. Мы вместе организуем помощь беглым военнопленным, поможем вернуть всех, до кого доберемся, а все лавры в любом случае достанутся Грангийо. Он, в свою очередь, возьмет на себя обязанности моего интенданта и вникнет в наши дела. Итог меня полностью устраивал: такой трудолюбивый, методичный и эффективный человек, как Грангийо, был необходим нашему отряду, тем более что он приятный собеседник, кладезь неожиданных знаний и обладатель отличного чувства юмора. Что касается военнопленных, мне было все равно, кого похвалят за их освобождение – главное, чтобы бедолаги благополучно выбрались.
Глава VIIИскупление Саада Али
Получив приказ «сеять панику и уныние», я предположил, что он связан с подготовкой наступления 8-й армии, но с тех пор мы могли наблюдать только действия, предпринятые противником. Всю собранную информацию мы передавали в штаб, но ответов не получали. Новости Би-би-си существенно отставали от реальных событий. Оставалось полагаться лишь на собственные догадки.
На основных дорогах значительно выросло количество транспорта, в мелководном порту Дерны стало тесно от катеров и парусных лодок, а аэродром, расположенный в Аль-Фтайе, на возвышенности над городом, ежедневно принимал множество немецких транспортных самолетов. По ночам небо на востоке полыхало пожарами и взрывами – я предполагал, что наша авиация бомбит посадочные площадки и склады противника. Не возникало сомнений, что началась серьезная битва, но мы тщетно ждали немецкого отступления. Напротив, прибывало все больше солдат, танков и грузовиков. Проехал даже понтонно-мостовой парк, который понадобился бы немцам только для форсирования египетских каналов. По слухам, которые благодаря арабам доходили к нам из столовых итальянских офицеров, немцы наступали с переменным успехом. Грангийо, хотя сам лишь недавно приехал из Сивы, знал только, что идет крупное сражение, в котором вроде как у нас есть все шансы взять верх. Как мы узнали позже, Роммель опередил наше наступление и нанес упреждающий удар 27 мая 1942 года танковыми частями к югу от Бир-Хакейма и пехотой, преимущественно итальянской, в районе Газалы. Ожесточенное противостояние продолжалось три недели, но пока что никому не удалось переломить ситуацию в свою сторону. Мы в Джебеле развили очень бурную деятельность – например, подорвали несколько объектов вражеской инфраструктуры. Мы не сомневались в близкой победе британского оружия. Итальянцы в основном разделяли нашу точку зрения, а арабы при виде такого единодушия вообще считали войну уже выигранной. Обстоятельства работали нам на пользу: мы развили небывало активную деятельность и при этом уже не особенно заботились о секретности, принимая лишь минимальные усилия для ее сохранения.
Постепенно воодушевлявшие нас ночные фейерверки на востоке затихали, а затем и вовсе прекратились. Пробки на дорогах рассосались, а огромные склады вокруг Аль-Куббы опустели – все отправились вперед. Однажды утром в нашем лагере появился шейх Абдул Джалиль ибн Тайиб и передал слух, что Тобрук пал. В течение дня и следующей ночи мы получили еще множество все более подробных сообщений, подтверждавших эту новость. Тобрук действительно пал 20 июня, в плен попали двадцать тысяч наших парней.
Какой-то дурак придумал сомнительное «древнее пророчество», якобы гласившее: «Кто владеет Тобруком, тот владеет Киренаикой». Теперь арабы безостановочно повторяли его, пугая друг друга, и за двадцать четыре часа воцарился полный хаос. «Итальянцы победили в войне, они останутся в Киренаике навечно. Грядут расправы над арабами». Каждый видел в соседе басас – соглядатая. Мне намекнули, что неплохо бы перенести нашу подозрительную штаб-квартиру куда-нибудь подальше. Предложение показалось мне разумным, но не настолько, чтобы усиливать панику и бежать впопыхах. К тому же тревожные события застали меня врасплох: несколько человек еще не вернулись с заданий, часть верблюдов паслась на дальних пастбищах, а упряжь, веревки, сундуки и другое наше снаряжение хранились в полном беспорядке. Я начал готовиться к переезду в места более отдаленные и менее людные (штаб-квартира находилась всего в десятке километров от главной дороги), рассчитывая отправиться в путь через три дня. На второй день еще затемно ко мне приехал Метвалла и сообщил, что на рассвете из Ламлуды выйдет итальянский отряд, который некий