Мы угостили наших новых друзей лебеном и чаем, поскольку они были слишком слабы, чтобы есть, и оставили их отсыпаться до утра. Потом они на стертых негнущихся ногах доковыляли до нашего лагеря.
Наши новобранцы были в основном из Южной Африки плюс несколько англичан. Придя в себя, они простили нас за, как они выразились, прискорбный розыгрыш. Парни оказались жизнерадостными, чрезвычайно изобретательными и были вполне способны позаботиться о себе. Один из них, лондонец, и вовсе не был военнопленным. Полгода назад при отступлении он получил ранение в колено и отстал от товарищей. Какой-то араб подобрал его и привел в свой дом в вади Дерна. Он раздобыл бинты, рана постепенно заживала. Как только лондонец смог двигаться, его отправили в другой дом, потом в пещеру, потом в еще один дом и так далее. Ни разу он не оставался на одном месте дольше чем на три дня. Приютившие лондонца арабы кормили его лучше, чем питались сами, – он даже умудрился растолстеть. Более того, они каждый день давали ему по семь сигарет, купленных у итальянских или немецких солдат. Я знал, что табак в Джебеле в дефиците, а потому не очень-то верил в такую щедрость. Но оказалось, что этот методичный по натуре парень вел дневник, куда записывал все, что получал от своих гостеприимных хозяев (питая слабую надежду однажды с ними рассчитаться), и в самом деле запись «сигареты – 7 шт.» мелькала там регулярно.
Теперь на наши плечи легли заботы о постоянно растущей семье. За первой партией беглецов последовали другие, Чепмэн привел с собой из путешествия беженцев-дурса, да и другие арабы продолжали приходить. Все они нуждались в питании и уходе до эвакуации в Египет. Сложнее всего дело обстояло с провиантом: собрав запасы со всех своих складов, я наскреб приличное количество муки, но всего остального не хватало. Мы очень тщательно планировали наш и без того скромный рацион. Я купил несколько козлят и овцу у наших соседей (которые тоже жили отнюдь не в роскоши) и отправил людей в Дерну за фруктами, свежими овощами и сигаретами из немецких и итальянских армейских пайков. По-настоящему мы никогда не голодали, но я тратил столько времени на вопросы пропитания нашего отряда, растущего день ото дня, что даже месяцы спустя просыпался по ночам из-за того, что подсчитывал в уме продукты.
Деньги тоже подходили к концу. Пришлось продать всех наших животных, кроме Птички и двух верблюдов. Затем я начал выдавать долговые расписки. В конце этой эпопеи я задолжал больше полумиллиона лир (в основном это касалось жалованья). Но мне удалось выплатить все эти долги за один крайне примечательный день.
Чепмэн и я с самого начала приняли мудрое решение: мы жили отдельно, каждый под своим деревом на расстоянии двести – триста метров. Благодаря этому мы никогда не бесили друг друга. Каждые два или три дня он подходил ко мне и торжественно спрашивал: «Не соблаговолит ли майор пожаловать отужинать с коллегой-майором сегодня в семь?» А на другой день его приглашал я. На наших ужинах мы делились тщательно сберегаемыми заначками: половиной плитки шоколада, баночкой крабовых консервов, полудюжиной свежих виноградин из Дерны. Однажды к стандартному набору из хлеба и тушенки мы добавили две маленькие сырые луковицы – подлинная роскошь.
Каждая группа нашего отряда стояла отдельным лагерем: южноафриканцы, радисты, дурса, барази и обейдат. Все мы мирно сосуществовали в нашем вади.
Последнее зарядное устройство для батарей радиостанции приказало долго жить. Однажды ночью мы услышали по Би-би-си объявление о падении Мерса-Матруха, и больше ничего. А самое последнее сообщение мы получили из Каира, в ужасном качестве. Потратив три дня на дешифровку, мы разобрали в этой путанице только одно предложение: «Храни вас Бог». Звучало не слишком оптимистично. (Лишь оказавшись в Египте, мы узнали, что услышали всего лишь составленный каким-то чересчур эмоциональным идиотом ответ на наше сообщение о прибытии первой партии беглых военнопленных.)
Оставшись в изоляции, мы с Чепмэном решили, что пришла пора самим позаботиться о своем будущем. Предполагая, что Египет пал, мы видели два варианта развития событий. Либо прятаться в «Дурсаленде», возможно, на протяжении нескольких лет, что, как выяснил Чепмэн во время своего последнего путешествия, чревато серьезными проблемами. Либо пройти почти семьсот километров на юг к оазису Куфра, откуда можно попытаться попасть в Судан, который, как мы надеялись, все еще находился в руках британцев. Мы решили, что если патруль LRDG не появится в назначенное время, то мы воспользуемся вторым вариантом. Караванный маршрут на Куфру начинался в оазисе Джалу, где теперь стояли итальянцы. Нам предстояло двинуться по обходному пути, в том числе проехать двенадцать дней верхом на верблюдах без доступа к воде. Я связался со старым Мусой, моим другом из Бальтет-аз-Залака, который взялся подготовить верблюдов к долгому и опасному переходу. Он обещал, что управится за два месяца, но настоятельно рекомендовал отложить отъезд до зимних холодов.
Два сведущих в технике южноафриканца вызвались разобраться с зарядным устройством и попытаться оживить радиостанцию. Бензиновый мотор устройства оказался в порядке, но динамо-машина полностью выгорела. Кто-то вспомнил про сломанный итальянский мотоцикл, брошенный где-то в районе дороги Хармуса – Мехили. Мы отправили туда разведчиков, через четыре дня они вернулись со снятой с мотоцикла маленькой динамо-машиной, которая выглядела вполне работоспособной. Южноафриканцы соорудили деревянную раму, на которой закрепили двигатель от нашего зарядного устройства и итальянскую динамо-машину. Части оборудования соединялись ремнем, сделанным из полосок кожи, которые мы также собрали из того, что бросили итальянцы. Однажды утром я наконец услышал фырканье мотора и подошел посмотреть. Южноафриканцы буквально сияли от гордости. Динамо-машина крутилась, более того, давала необходимое напряжение. Здесь сработало чистое везение – никто не знал, какая скорость вращения нужна. Оставалась еще одна загвоздка. Динамо-машина, работающая на ременном приводе, была оснащена шкивом, а вот мотор – нет, поэтому ремень постоянно слетал с его оси. Чтобы избежать этого, пришлось установить два ограничительных штыря, но мягкая кожа перетиралась о них за пять минут с небольшим. Наши инженеры не унывали, они нарезали несколько десятков ремней и сразу устанавливали новый, как только старый приходил в негодность. Процесс, однако, оставался небыстрым, поскольку каждый ремень сначала требовалось сшить. В лучшем случае система работала пятнадцать минут из часа. Южноафриканцы возились с ней день и ночь, и на третьи сутки им все-таки удалось оживить наши дохлые батареи. Но включать радиостанцию мы пока не решались. И тут работу наших инженеров пришлось прервать.
Глава IXПрятки
Шейх Али ибн Хамид верхом спустился в наш вади. Возле дерева, под которым сидел я, он осадил кобылу и спешился. Мы по-братски обнялись. Я не видел его с самого съезда шейхов в Каф-аль-Ксуре – с тех пор, казалось, прошла целая жизнь. Зная осторожность Али ибн Хамида, я совершенно не ожидал его здесь увидеть, особенно при свете дня. И особенно теперь, когда все надежды на скорое освобождение Киренаики угасли.
Он сразу перешел к делу:
– Племянник Абдул Кадира ибн Бридана, Абдул Азиз ибн Юнус, с которым ты с самого начала не стал работать (и я знаю, на то имелись причины), был смертельно оскорблен твоим недоверием. Некоторое время назад этот озлобленный дурак решил заделаться басас – соглядатаем. Он написал генералу Пьятти, потом несколько раз упорно пытался с ним встретиться, утверждая, что в Джебеле действуют британские офицеры с радиостанцией. Пьятти посмеялся над ним и грубо прогнал. Генерал прекрасно знал о положении дел на вверенной ему территории: все англичане отбыли в Египет, из которого их скоро тоже выдавят, – и он не собирался выслушивать вздорные истории каких-то там шейхов, мол, пускай своими делами занимаются. Так что домой Абдул Азиз вернулся, затаив в своем сердце еще большую злобу. Потом, десять дней назад, не знаю почему, Пьятти послал за Абдул Азизом и спросил, правда ли тот знает, где скрываются британские офицеры. «Да, – сказал Абдул Азиз. – В вади Рамла». Тогда генерал Пьятти вызвал меня, шейха Абдул Джалиля ибн Тайиба, моего родственника, и прочих шейхов обейдат, – продолжал Али ибн Хамид. – Он сообщил нам, что Абдул Азизу ибн Юнусу известно об английских офицерах в вади Рамла. Все мы поклялись, что во всем Джебеле не сыскать ни одного британского офицера. В прошлом, может быть, появлялись один или два, когда английские окопы располагались у Газалы, но с тех пор даже слухи о таком немыслимы. Пьятти сказал, что наше дело – знать, а не собирать слухи и он намерен решить вопрос раз и навсегда. Сюда отправится моторизованный патруль с заданием найти вас. Я, Абдул Джалиль и Абдул Азиз будем с ними, мы выдвигаемся из Мехлили завтра в полдень. Если вас найдут, нас с Абдул Джалилем повесят. Если нет, у Абдул Азиза могут начаться проблемы.
– Храни тебя Аллах, – сказал я. – Пусть у Абдул Азиза, а не у вас. Что нам теперь делать?
Мы выбрали новое убежище. Али ибн Хамид уехал, пообещав каждую ночь присылать гонца с новостями об итальянском патруле. Мы погрузили свою поклажу на верблюдов, замели следы и ушли, оставив двух арабов в дозоре на Зумлат-ан-Навамисе, приметном холме, у которого намечалась наша встреча с LRDG. Мы передали им просьбу задержать патруль, если тот появится, пока опасность не минует.
В течение следующих пяти дней мы играли в прятки с итальянским карательным отрядом. Каждый вечер, как мы и договаривались, прибывал гонец и предупреждал нас о маршруте на следующий день. Исходя из полученных сведений, мы меняли стоянку. Конечно, у нас была фора, но мы все равно рисковали: итальянцы передвигались на грузовиках, а мы толпой из пятидесяти с чем-то человек шли пешком, оставляя за собой заметный след. К тому же наши перемещения ограничивала необходимость за ночь добраться до одного из четырех действующих колодцев в округе, потому что запас