слегка сожалея о том, что вечеринка окончена, вернулись к грузовику, где ждали гвардейцы.
– Буффало Билл, – сказал я.
Джейк кивнул и еле слышно рассмеялся.
Всего через полчаса после того, как Ник Уайлдер отправился на аэродром, я насчитал в той стороне двадцать восемь взрывов, и там, судя по всему, развернулось настоящее сражение. Итальянцы лупили из установленных на крыше ангара пулеметов, периодически ухали их минометы. Без десяти час я насчитал уже тридцать два взрыва и заметил, что интенсивность огня снижается.
Добравшись до аэродрома, Уайлдер отворил оставленные без охраны стальные ворота, и вся колонна въехала внутрь. По воле случая им сразу же попался бензовоз, который моментально вспыхнул и очень кстати осветил место действия. Колонна ехала от одного самолета к другому, и каждый грузовик, проезжая мимо, выпускал по паре очередей. В замыкающей машине везли зажигательные бомбы. Если самолет не загорался от выстрелов, то в кабину пилота вручную закладывали бомбу, после чего грузовик догонял остальных. Аэродром был большой, а самолеты стояли на значительном расстоянии друг от друга, так что Ник постепенно объезжал территорию, поначалу не встречая вообще никакого сопротивления. Мы застали итальянцев врасплох. Разведка предупредила их о нашем рейде, но гарнизон не воспринял угрозу всерьез. На всякий случай у дороги поставили два танка, те самые, которые мы обстреляли при въезде в город, а больше никаких мер защиты предпринято не было. Как я узнал позже, они получали от своего командования слишком много тревожных сообщений из вышестоящего штаба и просто устали беспокоиться.
Ник провел на аэродроме около часа и разделался со всеми самолетами, какие только смог найти, после чего решил вернуться в точку рандеву, которое было назначено на час ночи у гвардейского грузовика. К этому моменту он уже был под плотным огнем крупнокалиберных пулеметов на крыше ангара, которые поддерживала пара минометов. Однако пока что ни люди, ни грузовики не пострадали. Выехав за ворота, Ник умудрился перепутать направление (думаю, свернул налево, а не направо), но быстро понял, что движется не в объезд города тем путем, которым приехал, а ведет свои грузовики по узкой главной улице Барки. В свете фар показались три легких танка, перекрывших дорогу, – их вызвали для защиты штаба после наших с Джейком мальчишеских забав. Два замыкающих танка так спешно рванули вперед, что нелепо столкнулись и заглохли; третий, ослепленный фарами, принялся стрелять наугад. Грузовикам не хватало места, чтобы развернуться под огнем, а оружия, способного уничтожить танк, у них не было, так что новозеландцы не могли ни отступить, ни отбиваться. Надавив на педаль газа, Ник Уайлдер с разгона направил передний грузовик прямо на танк. Полуторатонная машина подскочила и рухнула на танк сверху, превратившись вместе с ним в груду искореженного металла; солдаты из грузовика благополучно выпрыгнули и забрались в следующие машины, Ник занял место стрелка в джипе и возглавил колонну. Путь был свободен до самой станции, откуда доносились выстрелы. Колонна двинулась по улице, стреляя на ходу. На кольце перед станцией трассеры, которыми вел огонь Ник, ослепили водителя. Джип врезался в бордюр и перевернулся. Водитель вылетел из машины, а Ник потерял сознание прямо под ней, придавленный и облитый бензином. Экипаж шедшего следом грузовика поставил джип на колеса, а несчастного Уайлдера – не то бесчувственного, не то мертвого – уложили в кузов. Уже через минуту я увидел их – джип и два полуторатонных грузовика. Одна машина разбилась, протаранив танк, а еще одна, последняя в колонне, где ехали Кроу и еще четверо, отстала и больше не появлялась.
Ник Уайлдер, обсохнув от бензина, довольно быстро оклемался и, пока мы дожидались возвращения отряда сержанта Денниса, рассказал мне о своих приключениях в привычной отрывистой манере. Новозеландцы постепенно приходили в себя. Один раненый боец внезапно потерял сознание и сполз на землю. Мы столпились над ним, и кто-то промолвил:
– Бедняга Джимми умер.
– Черта лысого, я просто отдыхаю, – возразил мертвец, после чего с неожиданной бодростью вскочил на ноги. Мы все рассмеялись с радостью и облегчением.
Через минуту появился и Деннис. У него не хватало одного грузовика. Экипаж свернул не туда и утром принял бой, о котором я узнал только через пять лет от очевидца-итальянца. Его рассказ я приведу в конце следующей главы.
Деннис устроил в казармах настоящий переполох. Его бойцы кружили вокруг бараков, швыряли гранаты и стреляли по окнам. Они блестяще справились с задачей отвлечь итальянцев от атаки на аэродром.
Мы сделали свою работу и отправились к мавзолею Сиди-Селим, где нас ждали грузовик с радиостанцией и доктор Лоусон. Я опасался, что два танка все еще караулят нас в темноте, а потому вел машину очень осторожно, пока наконец мы не выехали на вершину холма, так и не встретив противника. Затем мы свернули с шоссе на дорогу к гробнице, и Джейк Изонсмит поспешил к передатчику, чтобы связаться с отрядом SAS Дэвида Стирлинга в Бенгази. Однако радисты безуспешно стучали ключами, и мы заподозрили, что наши соседи попали в беду – так оно в действительности и оказалось.
В три часа ночи к Сиди-Селиму, где мы ждали хвост нашего отряда, приехал сержант Деннис с известием, что последняя машина гвардейцев вылетела с дороги и перевернулась. «Они напились, – подумал я, – и заслужили то, что с ними случилось». Я бы списал их со счетов, но Джейк Изонсмит, не выражая недовольства их поведением, отправился со мной к месту аварии.
Точно так же, как и я, он знал, что если мы оставим разгильдяев на произвол судьбы и немедленно прикажем отряду выступать, то за оставшиеся два часа темноты успеем достаточно углубиться в пустыню и, когда вражеские самолеты (их вызовут из Бенгази на разгромленный аэродром в Барку) поднимутся в воздух, им нелегко будет разыскать наши уцелевшие машины за грядами дюн посреди песчаного бездорожья. Часовая задержка могла превратить успешное отступление в катастрофу. Но Изонсмит сознательно шел на риск: наверное, среди нас всех только он не согласился бы бросить слабаков, которые попали в беду по собственной вине, ради спасения своих лучших людей. Джейк выполнил все задачи, которые ставил перед собой в этой операции, но этого ему было мало: он бы счел свою миссию проваленной, если бы не пришел на помощь самым неопытным и беспомощным участникам рейда. Его правила были немного не от мира сего, но я с некоторым смирением признавал абсолютную непререкаемость моральных принципов этого человека.
Когда мы подъехали, гвардейцы угрюмо сидели возле перевернутого грузовика среди рассыпанного по земле хлама. Мы зацепили трос за днище и потянули его своей машиной. Грузовик качнулся и встал колесами на дорогу. Быстро закинув снаряжение в кузов, мы покатили к Сиди-Селиму, откуда вместе с основным отрядом отправились в обратный путь. Первые лучи солнца пробивались сквозь ночной мрак, когда наша колонна въезжала в скалистое ущелье перед итальянским постом, который Джейк обстрелял накануне вечером. Когда мы приблизились к скалам, я увидел по обе стороны дороги вспышки и услышал треск пулеметов. Несколько трассеров, летевших, как мне показалось, прямо в меня, заставили пригнуться на сиденье (я ехал в грузовике слева от водителя), но гораздо больше невидимых пуль жужжали вокруг, ничуть меня не пугая. Я размышлял о том, какой психологический эффект производят трассеры, когда мою левую руку будто ударом кулака отбросило от борта, на который я опирался. Через долю секунды я почувствовал такой же удар в левое колено, а водитель громко охнул. Я взглянул на него. Он казался невозмутимым.
– Ранен? – спросил я.
– В ногу попало, – ответил он.
– Можешь вести?
– Пока нормально.
Он продолжал сосредоточенно вести грузовик. Я поднял левую ладонь: мизинец болтался на лоскутке кожи, текла кровь. В первый и единственный раз за всю войну меня охватила злоба. Захотелось поквитаться с той тварью, которая покусилась на цельность моего тела, оторвала мой палец. Я схватил пулемет, повернул его в сторону и ответил очередью на вспышки слева. Магазин опустел. Парень, сидевший позади меня, подал мне новый, и я снова и снова, переполненный яростью, жал на гашетку.
Чуть позже в предрассветном сумраке я заметил, что машина, ехавшая за нами, остановилась, и тогда мы тоже затормозили, поскольку действовало правило: если кто-то встал, прекращает движение вся колонна. Там сзади что-то случилось, и мы ждали, стреляя по вспышкам, которые уже побледнели в свете разгоравшегося дня. Вперед выскочил сержант Деннис на джипе. Он съехал с дороги и по широкой дуге покатил влево, к неприятельским баракам, ведя огонь из двух пулеметов. Настойчивое жужжание пуль поутихло, и мы тоже прекратили стрельбу, чтобы поберечь патроны. Подъехал Джейк и сообщил, что радиогрузовику пуля пробила шину.
– Еще ни разу я не видел такой быстрой замены колеса, – сказал он и, усмехаясь про себя, покатил дальше.
Наша неровная колонна снова пришла в движение и, свернув за поворот, скрылась от вражеской засады. У обочины я заметил двух триполитанских кавалеристов с лицами странного серого цвета. Неподвижно застыв, они таращились на меня во все глаза.
– Чем они намазались? Пылью? Пудрой? – спросил я у водителя.
– Кажется, они испугались, – ответил он. – Видишь, шевельнуться не могут.
Парализованные страхом, триполитанцы ждали смерти, но ярость уже покинула меня, поэтому я не тронул бедолаг. Хотя, пожалуй, стоило бы их пристрелить.
Еще через четверть часа мы добрались до места встречи, где Изонсмит встретил нас и проводил на позицию под деревом.
Я прохромал еще сто метров до дерева, под которым вел прием доктор Лоусон, и присоединился к другим раненым, ожидающим осмотра. Хотя, как мы выяснили, по нам почти пятнадцать минут с близкого расстояния били тридцать шесть пулеметов, не повезло только мне и моему водителю: остальных зацепило еще в Барке, но и там никто не получил серьезных ранений. Моему водителю, высокому гвардейцу, пуля аккуратно пробила икру насквозь. Теперь нога онемела, и он с трудом передвигался, но при этом сохранял невозмутимость. Мы все сидели прямо на земле, курили, перебрасывались шутками и спокойно наслаждались жизнью. Дик Лоусон, молодой веселый военврач с круглым лицом, наскоро осмотрел пациентов и сначала занялся теми, кому не требовалась сложная помощь, так что я оказался последним. Меня всегда интересовали чужие раны, поэтому и тут я предложил свои абсолютно бесполезные услуги врачу и его ассистенту. Я понимал, что, по правде сказать, путаюсь у них под ногами, но ночное воодушевление еще не покинуло меня и я не мог бездействовать.