В лагерь мы вернулись другой дорогой. Я выбрал путь, который оказался короче и ровнее. Ранним утром мы достигли того высохшего озера, которое уже пересекали. На все без малого двести квадратных километров идеально ровной поверхности приходился единственный кусок скалы, камень, похожий на лемех плуга, утонувший в песке вертикально и торчащий на каких-то несчастных восемь сантиметров. И вот на него я и налетел на скорости восемьдесят километров в час, распоров обе правые шины и погнув колесный диск. Хаф, окончательно затосковавший над своим засаленным блокнотом, выскочил из машины и принялся орудовать ключом с выражением подчеркнутого усердия, которое явно говорило: «Если бы я вел машину, а не решал, как первоклассник, твои дурацкие примеры, нам не пришлось бы тратить драгоценные запаски, на которые ты непрестанно молишься». И здесь он, пожалуй, оказался прав. Мне хотелось бы выглядеть в глазах моих людей кем-то вроде полубога, но дело, похоже, не клеилось. Я ошибся с расчетами провизии. Вчера все видели, что в горах я потерял направление, хотя и пытался корчить из себя грамотного навигатора, а нашел его, только выехав на дорогу (что смог бы любой кретин). Теперь моя беспечность за рулем стоила нам двух новых шин, при том что у других водителей еще не было ни одного прокола.
Пока Хаф неторопливо вез меня в лагерь, я принял два решения, которых, кажется, придерживаюсь и поныне: первое – больше не читать людям наставлений, второе – всегда рассказывать о своих ошибках, демонстрируя подчиненным, как поступать не надо.
В лагере я увидел столько распакованного безо всякой необходимости и разбросанного повсюду снаряжения, что решил преподать людям урок собранности и скомандовал немедленно выдвигаться, хотя дневного света оставался едва ли час. Следующий привал мы сделали на дальнем берегу пересохшего озера.
На следующий день, 2 декабря, двигаясь по следам, мы достигли входа в разлом на южной оконечности Гильф-аль-Кебира. Вдалеке я увидел какие-то машины и, вспомнив об Алмаши, решил атаковать четырьмя джипами под руководством сержанта Уотерсона, гораздо более опытного вояки, чем я. Приблизившись, мы увидели, что это не вражеский патруль, а часть крупнотоннажной колонны снабжения Сил обороны Судана на пути из Вади-Хальфы в Куфру, где размещался суданский гарнизон. Мы зачехлили стволы и подвязали пулеметы, прежде чем подъехать к ним. Жизнерадостные чернокожие суданцы проводили нас к своим британским командирам, с которыми мы обсудили все пустынные сплетни.
4 декабря, через одиннадцать дней после выезда из Каира, мы, попетляв между осыпающимися холмами, разглядели впереди пальмовые рощи Куфры – темную линию на горизонте. Рапортуя подполковнику Прендергасту, под командование которого мы поступили, я смиренно принял его шутку, что мы установили рекорд по длительности переброски от Каира до Куфры и тем самым я упустил последний шанс повоевать в Джебеле. Незадачливый командир наспех сколоченного подразделения, не в том положении я был, чтобы огрызаться.
Глава IIIУпрямый Юнус
23 ноября, в день нашего выезда из Каира, 8-я армия в Адждабии, к югу от Бенгази, завершила третье (и последнее) освобождение Киренаики. К моменту нашего прибытия в Куфру передовые части уже стояли напротив укреплений Роммеля в Эль-Агейле, между побережьем и солончаками, собирая силы для следующего броска. В Джебеле, бывшем театре военных действий, теперь хозяйничала Администрация оккупированных вражеских территорий, и задача, ради которой создавалась PPA, утратила актуальность. Подходящая цель для нас теперь переместилась почти на тысячу километров к западу, за Триполи, вглубь Туниса, где немцы готовили довольно внушительную линию обороны между Джебель-Тебакой и побережьем. Изначально эта Маретская линия (или линия Марет), как мы ее называли, возводилась французами для предотвращения возможного нападения итальянцев с территории Триполитании. После падения Франции и высадки союзников в Северной Африке оккупировавшие Тунис итальянцы вывернули линию Марет наизнанку, чтобы она защищала не с юга, а с севера от потенциального наступления союзных войск. Роммель после поражения при Эль-Аламейне, осознав, что, вероятно, ему придется оставить Триполи и отступать в Тунис, приказал вернуть систему обороны на линии Марет в исходное положение. Фельдмаршал надеялся остановить продвижение 8-й армии и сохранить Тунис в качестве африканского плацдарма «Оси». В 8-й армии мало что было известно о Маретской линии, и командование рассчитывало, что LRDG добудет необходимые сведения.
Смена задач поставила меня в довольно щекотливое положение. Я с легким сердцем повел свой наспех собранный и полуобученный отряд в Джебель, потому что мне требовались лишь транспорт, припасы, радиосвязь и иногда сопровождение: с тремя хорошими солдатами Юнни, Уотерсоном и Локком, горсткой проверенных арабов и с помощью всего населения моего ливийского королевства у меня хватило бы сил взорвать и уничтожить все топливные склады, какие бы я только нашел. Партизанская тактика, успешно применявшаяся в прежних экспедициях, не подвела бы и сейчас. Воевать же в Тунисе, в незнакомой местности, население которой, возможно, настроено враждебно, – это совсем другое дело. К тому же в Тунисе кардинально изменятся наши цели: там линии коммуникаций противника тянутся не тысячами, а сотнями километров, из-за чего проблема снабжения топливом утрачивает остроту. 8-й армии жизненно необходимы топографические сведения, но эту задачу полностью возьмет на себя LRDG – у них достаточно и людей, и опыта, а у меня ни того ни другого. Я задумался о перехвате вражеских конвоев и налетах на штабы и аэродромы и решил, что мы будем сеять «панику и уныние» – эту тактику повсюду осмеивали, но я превращу ее в мрачную реальность. Для такой задачи у меня достаточно хитрости и умения использовать обстоятельства; не хватало только ударной силы, и я приступил к ее созданию.
Наступление союзников: солдаты меняют итало-немецкий дорожный указатель «Шоссе „Оси“» на «Дорогу демократии»
Куфру, где мы базировались, от ближайшей точки, подходящей для удара по вражеским коммуникациям на побережье, отделяло более тысячи ста километров, а до Маретской линии нужно было проехать почти тысячу восемьсот по пескам. Я не хотел проводить операции на таком удалении от базы, поскольку в конечной точке маршрута топлива и провизии у меня останется только на обратный путь. Нужно было обустроить передовую базу, где можно будет автономно существовать два месяца, располагая запасом времени для изучения местных условий и проведения серии рейдов. Значит, пока не оборудую базу, я останусь с LRDG, что меня вполне устраивало, ведь, как я справедливо заключил, лучший способ обучить моих людей – отправлять их в совместные патрули с профессионалами, пусть перенимают опыт.
Прендергаст управлял своим соединением с эффективностью капиталиста. Он сознательно не обращал никакого внимания на романтику своего дела и не терпел импровизаций, основывая свою удивительную систему патрулей на строгом расчете, словно расписание поездов. Патрули двигались четко по графику и, как бы далеко их ни заносило, дважды в сутки по радио передавали в штаб информацию о своем местонахождении. Прендергаст всегда держался тихо и деловито, а если где-то требовалось его личное присутствие, садился в свой самолет, гражданский «вако», и вылетал в нужную точку пустыни, а потом возвращался в штаб и снова нес бремя административных рутинных забот. Он мало говорил и держался в стороне ото всех нас, но при этом заражал окружающих своим энтузиазмом – парадоксальным энтузиазмом, который проявлялся в аккуратности, а не в авантюризме.
Я предполагал, что Прендергаст не сразу согласится готовить моих людей: понятно, что он вряд ли пожелает (абсолютно справедливо) отягощать свои отряды «пассажирами». Впрочем, прецеденты имелись: некогда у LRDG обучались злополучные ближневосточные коммандос и крайне эффективные оперативники SAS, а опыт ориентирования в пустыне у них перенимали многие подразделения 8-й армии, к тому же LRDG не раз помогали с поездками мне, Управлению спецопераций, передовому штабу «A» и другим пассажирам Джебельской автобусной линии. В ожидании удобного момента я занимался хозяйством и мотался по делам. 6 декабря главный штаб LRDG неспешно переместился на восемьсот километров, в оазис Залла в Феццане, частично оставленном итальянцами. За четыре дня до Рождества я поехал пополнить запасы в Эль-Агейлу, на приморской дороге. Врага оттуда выбили 13 декабря, и за восемь дней 8-я армия успела развернуть там базу снабжения и склады NAAFI.
Патруль LRDG в пустыне – «джебельская автобусная линия» в действии
В Заллу мы возвращались через небольшой оазис Марада, за которым на ухабистой песчаной равнине грузовики расползлись, выбирая дорогу поровнее. Замешкавшись, я оказался в хвосте. Стараясь нагнать своих, я заметил, что мне кто-то машет рукой. Это оказался Уотерсон, который отправил свой джип дальше, а сам дождался меня, чтобы показать удобный проезд. Уотерсон забрался на тюки с припасами в кузове джипа, и я продолжил путь, время от времени уточняя направление. Не дождавшись ответа на очередную реплику, я обернулся и увидел, что сержанта нет: он вывалился из кузова на каком-то особенно крутом ухабе. Мы вернулись на шесть километров и подобрали его. Он, увязая в мягком песке, шел по следам джипа и встретил нас хмурой улыбкой. Это происшествие положило начало игре под названием «верхом на джипе», в которой состязаются «всадник» и «шофер». «Всадник» лежит вверх лицом на тюках, убрав руки за голову. Его задача – не свалиться оттуда, пока «шофер» не заглушит мотор или пока машина не завязнет в песке (или не остановится по другой причине). Задача «шофера» – сбросить «всадника» любыми средствами, но не повредив машины. Уотерсон, невысокий и гибкий, неизменно побеждал в роли «всадника».
В тот же день я спустился на джипе по склону на песчаное дно, затормозил, вылез и помахал грузовикам, чтобы ехали следом. Первым нырнул Уэлдон, проскользив по почти отвесному обрыву. Он выкатился на песок и, проехав десять метров, исчез в облаке дыма и песка, поднявшегося от мощного взрыва. Уэлдон и Петри, пошатываясь, появились, оглушенные, но невредимые. Лишь через шесть недель выяснилось, что Уэлдону разорвало барабанную перепонку. Уотерсон, порывшись в песке, обнаружил ряд мин, установленных поперек наших следов, и с удивительной ловкостью извлек взрыватели. Такая работа доставляла ему удовольствие.