Баланс после схватки вышел таким:
– две вражеские бронемашины сожжены;
– потери врага неизвестны (если они вообще есть, хотя Юнус заявил о двоих убитых);
и
– двое наших в плену (один тяжело раненый);
– трое пропали;
– пять грузовиков потеряны, из них три захвачены врагом.
Наша экспедиция в Тунис отменяется.
В целом, я не жалел о случившемся. Уотерсон показал себя с лучшей стороны. Петри выдержал испытание, многому научился, и теперь его можно было считать настоящим членом отряда. Мы избавились от Бинни, оказавшегося слабаком. Так, шаг за шагом, PPA и будет укрепляться.
На следующий день я договорился с нашими арабскими друзьями, которых мы встретили накануне боя, что они порыщут по холмам и найдут отставших троих родезийцев. Конечно же, арабы их отыскали и через неделю на верблюдах доставили в Хун. Мы же отправились к Швейрифу, расположенному в восьмидесяти километрах от предыдущей экстренной точки рандеву.
Хендерсон умер, не доехав до госпиталя в Триполи. Бинни был полностью здоров, но оказался в госпитале, где его и нашли, когда наши войска взяли Триполи. Он просил разрешения вернуться в PPA, но я не взял его.
Глава IVБоб Юнни под обстрелом
В вади возле Швейрифа мы прокрались, поджав хвост, и обнаружили там что-то вроде генеральной ассамблеи LRDG, на которой, к счастью, на нас милосердно никто не обратил внимания. Никогда я не видел столько патрулей в одном месте: кто-то уже уезжал, кто-то выдвигался в Хун, куда перебрался из Заллы главный штаб.
На второй день на своем «вако» прилетел Прендергаст. Выслушав наши доклады, он заметил: «Так себе вышло, верно?» – крайне жесткая отповедь, по его меркам. Но у нас не было времени жалеть о былом, потому что война продолжалась. В тот же день 8-я армия атаковала Роммеля в Буйрате и через две недели планировала достичь Триполи, поэтому ей срочно требовалась информация о Маретской линии. Ник Уайлдер, который как раз возвращался из экспедиции, уже радировал, что нашел в хребте Нефуса проход, подходящий для «хука слева» Монтгомери – километров на шестьдесят севернее Дехибата. Теперь предстояло разведать местность к северу от «бреши Уайлдера» и проложить там маршрут, по которому пройдет не только летучий отряд LRDG, но и целая танковая дивизия. Требовалось также, не теряя времени, изучить укрепления между Матматой и Джебель-Тебакой: через считанные недели в этой пустынной местности обоснуются части Роммеля, и рыскать там станет опасно.
Топливные склады были заложены вдоль границы с Тунисом и в Таузаре – оазисе в южном Тунисе, который находился под контролем французских войск в Северной Африке (они теперь без особого энтузиазма сражались на нашей стороне). Чтобы обустроить склады, Джейк Изонсмит летал в штаб 1-й армии в Алжире и вернулся оттуда с кучей невероятных баек. Одна из них, неизменно вызывавшая недоверчивый смех у любой аудитории, гласила, что офицеры в 1-й армии носят галстуки: «А мечи они не таскают с собой? Может, еще и арбалетами вооружены?»
Эти склады позволяли нам достичь Туниса, сохранив собственные запасы непосредственно для операций; 18 января PPA в полном составе и со всем снаряжением отправилась на задание совместно с новозеландским патрулем лейтенанта Тинкера. Я получил приказ идти с ним до Ксар-Гилане, оазиса в Тунисе, в пятистах километрах, и сообща разведать дорогу к Маретской линии, а затем собрать информацию о самих укреплениях между Матматой и Эль-Хаммой. После выполнения задачи моя разведывательная миссия завершится и я буду волен действовать по своему усмотрению по всей территории за Маретской линией, стараясь на основе полученных на месте данных нанести врагу максимальный урон. Задумавшись о возможных встречах с офицерами в галстуках, я попросил выдать мне приказ в письменной форме, а также заверить его подписью и печатью (неслыханная у нас процедура), после чего отправился за советом к моему старому другу Биллу Шоу, офицеру-разведчику из LRDG. Капитан Шоу, как и я, до войны в армии не служил. Он работал археологом при палестинской администрации и прослыл опытным путешественником по пустыням. Начинал он на верблюдах, а потом присоединился к Багнольду в первых автомобильных экспедициях к горе Увейнат и Гильф-аль-Кебиру. Его имя часто встречается на картах тех мест: пунктирные линии с пометкой «Шоу 1935» – свидетельство его изысканий. В рядах LRDG он служил со дня ее основания. О пустыне, ее топографии, обитателях (как нынешних, так и прежних) и специфике боевых действий в ней он знал больше, чем кто-либо в мире, и с легкостью мог рассказать, что́ с самого первого дня делал каждый патруль, куда и в каком составе перемещался. Билл обладал феноменальной памятью, и, хотя в последнее время не имел возможности выходить на задания, благодаря своим удивительным способностям он описывал маршруты или ориентиры так, будто сам там побывал. Билл знал пустыню даже лучше арабов: его заносило в такие места, куда их нога никогда не ступала.
Южный Тунис
Мне хотелось расспросить его о Южном Тунисе. О топографии Билл рассказал не больше, чем гласила карта, поскольку никто из нас в тех местах не бывал. Однако он посоветовал отказаться от идеи пересечь Большой Восточный Эрг: моим грузовикам проехать там будет еще сложнее, чем по пескам ливийского Песчаного моря. Также он рекомендовал не доверять тунисским арабам, которых считал нелояльными из-за их давней вражды с французами. Полученные сведения меня огорчили: я рассчитывал устроить в Восточном Эрге неприступный и недоступный лагерь и создать сеть арабских информаторов, подобную той, что была у меня в Киренаике. Я искренне надеялся, что мой друг ошибается.
Предполагалось, что мы встретим Ника Уайлдера на обратном пути с его задания, чтобы он передал нам свежую информацию о местности, где проводил разведку, – южной части зоны наших действий. Меня предупредили, что там же, возможно, будет действовать SAS, но их маршруты и цели никому неизвестны, потому что Дэвид Стирлинг тщательно оберегает свои секреты и предпочитает не раскрывать намерений потенциальным конкурентам.
Стирлинг, молодой, высокий, привлекательный и энергичный, воплотил в себе (вопреки своей природной скромности) романтического героя войны на Ближнем Востоке. Он создал и обучил первый полк SAS – сначала для воздушно-десантных операций, а затем для наземных боевых действий на джипах. Перед битвой в Эль-Аламейне Стирлинг и Мэйн со товарищи громили немецкие аэродромы, а после сражения сеяли панику среди отступающих войск противника. Беззаботный и не ведавший страха, он заражал своих людей преданностью делу и вел навстречу захватывающим приключения. Где мы брели, он гарцевал.
Через несколько недель его взяли в плен возле Габеса, и до конца войны он оставался во вражеских застенках.
Юнни привел из Заллы арьергард PPA, а еще к собранию в Швейрифе присоединился Хантер, с которым прибыли наш Локк и его спутники. Таким образом, в результате ряда совпадений наша маленькая команда воссоединилась, и из Швейрифа мы выдвинулись в полном составе.
Мы лишились Бинни, попавшего в плен в вади Земзем, но получили сильное пополнение, увеличившее численность наших офицеров на пятьдесят процентов: в Залле мы нашли Жана Канери, нашего третьего офицера. Когда мы покидали Каир, Канери вместе с Чепмэном, моим товарищем по Джебелю, топил вражеские корабли в бухте Бенгази. Их метод заключался в следующем: ночью вплавь добраться до цели с пристегнутой к груди специальной миной (их прозвали «блюдцами»), отстегнув, укрепить ее на корпусе судна ниже ватерлинии (благодаря встроенным магнитам мины легко притягивались к стальным корпусам), запустить часовой механизм, вернуться на берег и, переодевшись, уйти через город за шестнадцать километров в тайное убежище среди холмов. В назначенный момент мина взрывалась, создавая в корпусе метровую дыру, и судно шло ко дну.
Освобождение Бенгази положило конец этой изнурительной деятельности. Опасаясь, что его снова перехватит хиреющая Ливийская арабская армия и откомандирует обратно в Каир, Канери решил, наоборот, двинуться вперед. 8 января он оказался в Эль-Агейле, когда туда из Заллы как раз прибыл пополнить запасы конвой LRDG. Когда-то Канери несколько месяцев провел в этом подразделении и нашел там немало друзей. Пообщавшись с ними, он узнал, что в Залле базируется PPA, закинул свои пожитки в кузов одного из грузовиков и через два дня явился к Бобу Юнни.
Бойцы SAS и Дэвид Стирлинг (справа)
Канери (мы произносили его фамилию как Кэнери) был французом. Его, артиллериста в звании сержанта французской армии, в день объявления войны отправили в Сирию, а после падения Франции он дезертировал и поехал в Каир, где провел часть своего детства и имел множество друзей. Там он записался в британскую армию и, поучаствовав в Абиссинской кампании, был отправлен в Ливийскую арабскую армию. Канери получил диплом юриста в Сорбонне, но уже два года носил мундир и не занимался юридической практикой. Он присоединился к нам в возрасте двадцати шести лет и на тот момент довольно скверно говорил по-английски.
Теперь у нас было два идеальных, с моей точки зрения, офицера: опытных и несгибаемых человека, связанных тесной дружбой, взаимопониманием и общностью целей. Наши взгляды не совпадали, но, можно сказать, дополняли друг друга. Юнни сочетал деловитость с залихватской, почти романтической отвагой, что придавало нашим начинаниям яркости и воодушевляло бойцов. Канери, жесткий и даже циничный, обладал мужеством и хладнокровием, а также был крайне изобретателен: его любили и боялись – и повиновались ему. Француза отличала страстная любовь к точности и аккуратности, которая спасала нас всякий раз, когда моя безалаберная небрежность приводила к чудовищной неразберихе. Я привносил воображение, масштабный подход к нашим задачам и определенное умение отбирать людей, подходящих для нашего дела. Однако без этой целеустремленной парочки, способной довести начатое до конца, большинство моих планов обернулись бы провалом. Упорное желание добиться своего двигало нас вперед и не давало расслабляться.