ее Карет-Али. В следующий рейд я планировал уйти за Габес, во внутренние области страны. По моим расчетам, к моменту, когда я подготовлюсь к рейду, 8-я армия выйдет на границу Туниса, Габес окажется в зоне действия Королевских ВВС, а наша база переедет поглубже во вражеский тыл.
Наступила ночь. Канери и Юнус отправились в Ксар-Гилане. Я, лежа на песке, обдумывал планы и ждал. Через полтора часа на горизонте показались автомобильные фары. Мы нацелили на них пулеметы. Я опасался, что Канери схватили и теперь противник разыскивает нас. Две фары, сидящие как у джипа, появились на вершине склона. Я просигналил фонарем: R – R – R. Фары в ответ промигали условленный отзыв: T – T – T. Мы опустили пулеметы. Джип подъехал, из него выбрался Канери вместе с французским лейтенантом-парашютистом.
– Рад видеть вас живыми и на свободе, – сказал я.
– Понимаю, – рассмеялся француз. – В Кебили мы так и не попали. Разбили еще один джип, так что взгромоздились вшестером на единственный уцелевший и вернулись в Ксар-Гилане. А противник, похоже, активизировался. До меня дошли слухи, что твой лагерь в Карет-Али расстреляли три «мессершмитта», сгорело несколько машин.
Мы двинулись к римской башне. Наш приятель, старый Али, бывший полковой старшина французской армии, подтвердил слухи. Двое из тех арабов, которых мы встретили в Карет-Али, добрались до итальянских постов в Дузе и сообщили о нашем лагере.
Я оставил Канери и шестерых французов в засаде возле Ксар-Гилане, чтобы они перехватили Тинкера на обратном пути и не дали ему попасть в ловушку. Если, как я предполагал, итальянцы отправили из Дуза или Кебили бронепатруль, чтобы разобраться с выжившими после авианалета, то ему придется двигаться по дороге через Ксар-Гилане. Я выехал ночью, прихватив с собой старика-старшину, чтобы он показал путь до Карет-Али.
Наш джип под непрерывный треск продирался сквозь дьявольский тунисский бурьян высотой в человеческий рост. В свете фар заросли травы, выпрыгивающие на нас из тьмы и исчезающие под колесами, отливали неестественными металлическими оттенками зеленого и белого. Али хорошо знал свое дело: через полтора часа мы свернули в теснину, ведущую к нашему лагерю. Внезапно лучи фар выхватили остов сгоревшего трехтонника, зловеще застывший среди разбросанного хлама. Я объехал лагерь, подсчитывая потери: дотла сгорели все до единого грузовики – мои и новозеландские. Стояла мертвая тишина, мои люди исчезли бесследно.
Глава VКак подобает новозеландцам
В дальнем конце лагеря мы нашли на песке многочисленные человеческие следы, цепочка уводила за самые высокие дюны. Я бросил машину и пошел по ней пешком с фонарем в руке. Поднимаясь все выше и выше четверть часа и выкрикивая свое имя, я добрался до гребня, спустился в ложбину, взобрался на следующую гряду. Меня окликнули, я посветил фонарем и увидел человека, закутанного в одеяло. Боб Юнни отвел меня в ложбину, где спали его люди: все были на месте, но двое новозеландцев были ранены в ноги и не могли ходить.
Бобу удалось спасти несколько автоматов и пистолетов, немного провизии и какие-то одеяла. Тридцать канистр горючего, которые он зарыл в песке, ночью откопали и стащили арабы. Все остальное погибло. Все тунисские арабы, в том числе наш заложник, исчезли.
Размах разразившейся катастрофы вызвал у меня мрачную радость. Все планы и надежды, которыми я занимал себя последние три месяца, оставили мой разум. Я нисколько не сожалел о тщательной подготовке и всех наших усилиях, которые пошли прахом именно в тот момент, когда должны были принести плоды. Вместо долго вынашиваемых планов разбить врага в одиночку теперь я моментально сосредоточился на новой безнадежной ситуации, из которой предстояло выпутаться. Сложность и срочность задачи воодушевляли. Мозг без лишних усилий заработал с удивительной ясностью, прежде мне не знакомой, – обычно я думаю долго и путано, терзаю себя вопросами и сомнениями.
Юнни со скорбной бодростью рассказал мне, что прошлым утром прямо из-за барханов вынырнули три «мессершмитта». Он понял, что происходит неладное, уже когда загрохотали пулеметы. Самолеты пикировали снова и снова и поливали лагерь огнем. Они улетели всего через пять минут, но все девять грузовиков уже взрывались и горели. Юнни попытался спасти непострадавший джип с радиостанцией, но пылающая канистра с бензином, выброшенная взрывом из одного трехтонника, угодила прямо в кузов и погубила машину. Двое новозеландцев получили пулевые ранения, а еще несколько человек, в том числе Уотерсон, попытавшись спасти из огня имущество, отделались легкими ожогами. Опасаясь появления итальянского моторизованного патруля, Юнни увел отряд в дюны, куда противник мог добраться только пешком.
Мы разговаривали вполголоса: рядом спали люди. Сенусси развели огонь и заварили нам чаю: кроме своего оружия, они спасли из огня чайники и стаканы. Пока я расспрашивал Юнни и выслушивал его ответы, у меня в голове без каких-либо сознательных усилий сложилась четкая и детальная картина нашего положения. В общих чертах она выглядела так: ближайшее место, где я могу рассчитывать на помощь, – это Таузар, французский оазис по ту сторону Шотт-Джерида. Расстояние от Карет-Али до Таузара составляет более трехсот километров по неразведанной и, скорее всего, труднопроходимой пустыне. У противника (в основном это итальянцы) на нашем пути есть укрепленные посты в Дузе, Кебили и Сабрии. Неприятель знает о нашем присутствии. Местные кочевые арабы убоги, но настроены враждебно: сами, может, и не нападут, но не преминут выслужиться перед итальянскими хозяевами, сообщив им наше местоположение. Пусть их здесь немного, но пройти по их землям незамеченными все равно невозможно. Кроме того, только они могут показать нам источники воды и, может быть, помочь с провизией. Радиостанции у нас нет.
Из транспорта осталось пять джипов с запасом топлива в двести литров на всех. Есть вероятность, что этого хватит, чтобы три машины доехали до Таузара.
С учетом французов и еще двух десантников SAS, застрявших в Ксар-Гилане, у нас всего пятьдесят один человек, из которых двое ранены и не способны идти. Остальные обуты как попало (большинство носили открытые сандалии или кеды на босу ногу) и не подготовлены к длинным переходам.
Оставшейся провизии, если значительно урезать рацион, хватит на пять или шесть дней.
Мне предстояло незамедлительно решить, в порядке срочности, следующие задачи:
– передать добытые нами разведданные в 8-ю армию;
– оказать медицинскую помощь раненым;
– вывести отряд из песков Карет-Али, если возможно, до рассвета, чтобы итальянские наземные силы не блокировали нас, а затем добраться до Таузара;
– предупредить лейтенанта Генри, который с родезийским отрядом шел за нами следом, об опасности, что местные арабы сдадут его люфтваффе.
Не успел Юнни закончить свой рассказ, а я уже понимал, что́ нам нужно делать. Согласитесь, здорово получить все ответы, даже не напрягая извилины. Я надеялся, что эта неожиданная способность находить решения останется со мной навсегда, и с радостным волнением ждал нового дня. Разбудив всех, я усадил их вокруг себя, подбросил дров в костер и разжег яркое пламя, чтобы видеть лица, пока говорю. Чтобы дать людям время собраться с духом, я приказал сенусси не жалеть скудных запасов и заварить каждому крепкого арабского чаю. Раненых я разбудил лично и помог им подобраться к огню. После дозы морфия они еще пребывали в полудреме. Увидев, что все готовы слушать, я объявил:
– Не думайте, будто с Тинкером что-то случилось, раз его нет сейчас здесь. С Тинкером все в порядке. Он вернется завтра. Пока вы были под обстрелом, мы с ним собрали уйму информации. Нужно как можно скорее передать ее в штаб. У нас нет своей радиостанции, поэтому нам нужно как можно скорее выйти к 1-й армии. В наших невзгодах виноваты местные арабы, которые нас предали. Я знаю тех двоих, кто это сделал. Арабы здесь не такие, как сенусси, – им платят итальянцы и немцы. Ближайшее место, где мы можем найти представителей 1-й армии, – Таузар, он сейчас в руках французов. Чтобы туда попасть, придется преодолеть триста километров. Не все пойдут пешком: Тинкер и Канери, взяв с собой двенадцать человек, в том числе раненых, поедут на джипах. Остальные – пойдут на своих двоих. Если получится, группа на джипах, добравшись до Таузара, раздобудет транспорт и вернется за пешими. Но рассчитывать на это нельзя. По моим прикидкам, мы доберемся до Таузара за восемь дней. Выступаем через два часа, чтобы до рассвета покинуть это место, которое мне совсем не нравится. К тому же у нас мало еды, и мы не будем тратить ее попусту, сидя на задницах. Я прямо сейчас повезу двух раненых в Ксар-Гилане, а когда вернусь сюда рано утром, мы погрузим еду и снаряжение, не разграбленное арабами. Сержант Уотерсон будет командовать пешим отрядом отсюда до Ксар-Гилане, а Юнус проведет вас туда кратчайшим путем, который не будет совпадать со следами моего джипа. Боб Юнни, сержант Гарвен и сержант Мухаммед останутся здесь максимум на семь дней на случай, если Генри и патруль «С» по пути в Таузар завернут сюда. Их нужно предупредить об опасности и предательстве арабов. Если Генри не появится, они пойдут в Таузар одни. Если нам немного повезет, мы выберемся из этой передряги без проблем, не считая боли в усталых ногах. Всем надо держаться вместе, никому не отставать. Это не Джебель. У одиночки среди враждебно настроенных арабов не будет ни единого шанса. На этом всё. Благодарю за внимание. Сейчас Уотерсон проведет перекличку.
Сначала я хотел оставить с предупреждением для Генри только сержанта Мухаммеда, но согласился с предложением Боба Юнни, который вызвался составить ему компанию. Сержант Гарвен, новозеландец, тоже захотел присоединиться к ним. Кажется, он решил, что в этом отчаянном арьергарде обязательно нужен кто-то от LRDG.
Тридцатитрехлетний Юнни, по сути, все еще оставался человеком гражданским. Чувствовалось, что военную науку и армейскую дисциплину он откровенно презирал, всей душой предпочитая действовать по своему усмотрению. Даже сейчас он требовал, будто некой привилегии, разрешения остаться для участия в рискованной миссии. Я подумал, что это в какой-то степени смягчит его горькое разочарование от гибели всего нашего снаряжения, ведь он приложил больше усилий, чем кто-либо еще, чтобы оно у нас появилось, а теперь оно пропало, прежде чем Боб дождался возможности его применить.