Он рассчитывал, что находчивость Мухаммеда защитит их от коварства местных арабов. Почти год назад Юнни с ним прошагали свыше трехсот километров во вражеском тылу, когда их ливийский батальон переходил из Адждабии в Тобрук. С тех пор Боб уверенно полагался на способности товарища.
Раненых новозеландцев перенесли в мой джип, и я тут же выехал в Ксар-Гилане, где оставил их на попечении Канери, а потом вернулся в Карет-Али, чтобы при дневном свете поискать провиант. Пешая группа Уотерсона выступила в четыре. Путь указывал Али, за которым приглядывал Юнус.
Возвратившись, я застал Юнни, Мухаммеда и еще двоих бойцов PPA за сбором консервных банок. Нам повезло, что арабы презирали консервированную еду и не заинтересовались ею, хотя все остальное выгребли подчистую, включая теодолит, который мои люди спасли из огня и спрятали под кустом.
Вернувшись в Ксар-Гилане с небольшим грузом провизии и двумя солдатами, я двинулся по следу пешей группы и где-то в полдень настиг ее. Люди отдыхали и ждали обеда – Юнус сумел купить у каких-то арабов крупного козленка. Все, казалось, пребывали в бодром настроении, а особенно кипучий энтузиазм проявлял Уотерсон. Думаю, он, как и я, наслаждался катастрофами.
В Ксар-Гилане Тинкеру не терпелось поскорее доставить доклады в штаб 8й армии. Мы предположили, что в тот же день он отправится в Таузар к 1-й армии, а моя пешая партия двинется по следам его джипов. Отправив в штаб наши донесения, он найдет машины и вернется по своим следам, чтобы подобрать нас. По нашим подсчетам, бензина хватит, чтобы три джипа доехали до Таузара, да еще останется пара десятков литров для моего и французского джипов, которые, пока есть горючее, повезут груз пешей группы и при необходимости прикроют ее своими пулеметами.
В пешей группе насчитывалось тридцать семь человек: семнадцать новозеландцев, двенадцать британцев, шесть французов и два араба. Поскольку мы были практически безоружны, шансы выжить в нашем трехсоткилометровом переходе оценивались как довольно сомнительные. Справа, на расстоянии не более десятка километров от нашего маршрута, в Дузе и Сабрии стоят итальянские посты. Пески Большого Эрга слева от нас не позволяли отдалиться от противника. На протяжении сотни километров нашего маршрута любому арабу, который решится нас сдать, понадобится лишь потрястись пару часов на верблюде до ближайшего итальянского поста, где ему щедро заплатят за информацию. Я не опасался моторизованных колонн: у итальянцев нет машин, способных пересечь труднопроходимую местность, через которую пролегал наш путь. Авиация тоже не доставит нам особых проблем, разве что придется потратить немного времени, пережидая налеты в укрытии. Но вот если нас настигнут туземные кавалерийские части, пиши пропало. Да и местные арабы-кочевники легко перестреляют всех нас из своих допотопных мушкетов, как только узнают, насколько мало оружия в нашем распоряжении. А во второй половине маршрута мы рискуем наткнуться на патрули французских гумьеров, которые славятся тем, что сначала стреляют, а потом задают вопросы. Им, кажется, вообще все равно, в кого стрелять.
Чтобы добраться до пункта назначения живыми, нам требовалось одурачить наших врагов, итальянцев и арабов, стравив их друг с другом. И я без промедления принялся за дело. Сначала итальянцы. После налета «мессершмиттов» прошло уже три дня, а мы так и не заметили никаких патрулей, отправленных на разведку. Я предположил, что итальянцы получили донесения о джипах, появившихся в окрестностях Ксар-Гилане, и теперь остерегаются столкновения с неустановленным количеством тяжеловооруженных машин, способных прорваться даже через самую труднопроходимую местность. Логично было усилить их опасения и создать иллюзию невероятной многочисленности нашего отряда. Для этого Али по моей просьбе пригласил нескольких местных пастухов к нам в крепость на чай. Пока мы его распивали, во двор лихо въехал Канери на двух джипах. Он подошел к нам, отсалютовал, получил от меня документ, который тут же убрал в карман, и, вернувшись в машину, с ревом умчался прочь. Через минуту то же самое проделал Тинкер с тремя джипами, затем французский лейтенант с двумя, и так по кругу в течение часа. У меня побывал каждый из пятнадцати человек, находившихся в крепости на тот момент, и наши пять джипов приезжали и уезжали девять раз. Как только машина скрывалась из виду, бойцы поспешно меняли поклажу, хотя я сомневался, что мои неискушенные гости были в состоянии отличить один автомобиль от другого. Однако я точно знал, что итальянского командира в Дузе рано утром разбудят и доложат, что через Ксар-Гилане за день проехали пятьдесят джипов, каждый с шестью пулеметами. Я надеялся, что итальянец тут же займет оборону и по телефону потребует подкрепление из Кебили. Донесение также полетит и в Сабрию, лежащую дальше на нашем пути.
Когда наш спектакль завершился, я позвал Юнуса и Абдул Селима, чтобы обсудить, как мы будем дурить других арабов, которые встретятся нам по пути.
Вечером того же дня из Карет-Али пришел Уотерсон со своими людьми. Немного позже Тинкер и Канери с двумя ранеными и еще восемью бойцами выехали в Таузар, случайно прихватив две из тех канистр с бензином, которые были специально отложены для меня.
Следующим утром я собрал всю мою разношерстную компанию и огласил план действий сначала на английском, затем на французском и на арабском, после чего мы стройным порядком выступили к колодцу Бир-Хадж-Брахим, расположенному в сорока километрах от крепости. Там я планировал устроиться на ночлег. Через два часа любой порядок был потерян, а наша колонна растянулась на добрых полтора километра. Уотерсон с группой энтузиастов задали такой темп, что даже я с трудом поспевал за ними. То и дело я садился в джип, считал проходящих мимо людей и подвозил отставших к началу колонны, чтобы они какое-то время шли вместе с Уотерсоном. При таком хаосе нам очень повезло, что к ночи все добрались до колодца. Шестеро французов упрямо не желали делить свой джип ни с кем. Напрасно я взывал к их совести. Они не собирались меняться местами с товарищами, изможденными тяжелым переходом. Французы вообще не вполне осознавали, насколько опасно наше положение. Они самоуверенно планировали выдвинуться вперед и очистить дорогу от арабов.
У колодца мы встретили пастухов, которые поили скот, и опробовали на них заготовленную легенду. Они в нее поверили, и у нас появилась надежда, что мы обведем вокруг пальца и военных, хотя они гораздо сообразительнее, чем эти неотесанные простаки. На следующий день мы лучше держали строй, каждый час останавливались и собирали отставших, но преодолели лишь около двадцати пяти километров. Ни одного араба мы не встретили.
За третий день мы тоже продвинулись примерно на двадцать пять километров. Некоторые уже сняли сандалии и шли босиком, чтобы в обувь не набивался песок, который при ходьбе причиняет сильное неудобство. Но даже это не спасало ноги, а потому скорость нашего передвижения падала. На ночлег мы расположились в дюнах за одиннадцать километров от Сабрии. Ночь выдалась настолько холодной, что я во сне слишком близко придвинулся к огню и прожег дыру в своей кожаной куртке, а еще у одного человека носки сгорели прямо на ногах. Эти забавные происшествия ощутимо подняли нам всем настроение.
Днем арабы по-прежнему не встречались, но поздно вечером двое вышли к нашему костру. Похоже, что племя, чьи пастбища лежали вокруг Дуза, и племя, державшееся ближе к Ксар-Гилане, враждовали. Чтобы избежать ежедневных стычек, они оставили между своими угодьями полосу ничейной земли. Такая договоренность сыграла нам на руку: сплетни здесь распространялись очень медленно, и эти двое о нас еще ничего не слышали.
Как и все кочевники южного Туниса, эти наши гости были бедны; их тощего скота, для которого не находилось достаточного количества пастбищ, едва хватало, чтобы прокормиться. Поселившиеся на севере французы, итальянцы и другие арабы постепенно вытеснили этих скотоводов с плодородных земель, где их предки когда-то жили в полном изобилии. Отсюда возникали резкая неприязнь ко всем людям с севера и застарелые обиды, которые я собирался использовать в своих целях. Али из римской крепости, словоохотливый и идеологически подкованный, как и подобает человеку, считающему себя просвещенным и многое повидавшим, поделился со мной сведениями о местной политике. Я надеялся, что полученной информации будет достаточно, чтобы выстроить деловые отношения с полудикими кочевниками.
Я радушно (насколько позволяли мои средства) принял гостей и попросил их сообщить своему шейху, шатры которого стояли в сорока километрах к юго-западу, что завтра ближе к вечеру нанесу ему визит. За труды я одарил их деньгами: довольно щедро, но не настолько, чтобы раздразнить их алчность (Али рассказал мне, сколько и за что им платят итальянцы). Я дал им понять, что хочу обсудить с шейхом важное и секретное дело, и рассчитывал, что присущая арабам любовь к интригам заставит их держать язык за зубами.
Задуманный блеф я мог провернуть либо на следующий день, либо никогда, поскольку потом у меня кончится бензин, а без машины не получится произвести нужное впечатление и продемонстрировать им важность и секретность нашей миссии. Мои гости, несомненно, обратили внимание на скудость нашего вооружения. Я осторожно намекнул, что мы не выставляем весь арсенал напоказ, и наши общие враги-французы, когда придет время, к своему прискорбию, в этом убедятся. После байки про секретное оружие я отослал их восвояси.
На четвертый день мы выступили пораньше и прошли по следам Тинкера больше тридцати километров, а вскоре после полудня остановились на отдых в трех километрах от источника Эн-бу-Рдаф. Переход по холмистой местности, заросшей кустарником, выматывал людей, а джипы потребляли здесь пугающе много топлива. Все мы выглядели крайне потрепанными и по виду скорее походили на толпу беженцев, чем на молодцеватых военных. Однако наш дух не был сломлен. Весь день за нами на расстоянии неотвязно следовали арабские всадники, но мы лишь теснее смыкали ряды, готовые в любой момент вступить в бой. Те немногие из нас, кто сохранил оружие, занимали места в начале и в хвосте колонны. Мой джип ехал на несколько метров впереди, французский – сзади, то и дело притормаживая, чтобы не обгонять идущих пешком. После полудня на обоих флангах замелькало больше всадников, вооруженных старыми французскими винтовками Шасспо или длинными арабскими мушкетами. Чем многочисленнее они были, тем смелее себя вели. Думаю, только наши спаренные пулеметы на джипах удерживали их от нападения.