В Группу 141 меня привел Иэн Коллинз, издатель и офицер. Он был одним из лучших умов в этой великолепной команде и самым усердным тружеником. В первый же день он дал мне на два часа – прочесть и запомнить – папку под названием «Операция “Хаски”», содержавшую общий план вторжения на Сицилию, вслед за которым предполагалась высадка и на Апеннинский полуостров. Получив таким образом сведения, ради которых я приезжал в Алжир, я мог вернуться в Филиппвилль и готовить своих людей к операции на Сицилии, а там и в материковой Италии. Однако вместо этого я решил устроить перерыв и остался в Бу-Зарейе, где подолгу засиживался за работой в штабе союзников. Непосредственно я трудился в секции, занятой планированием малых рейдов. В итоге благодаря нашей работе SAS высадила с торпедных катеров ночной десант под командованием Джеффри Эпплъярда на остров Пантеллерия; бойцы Особого лодочного отделения Джорджа Джеллико с подводной лодки высадились на западном берегу Сардинии, прошли через весь остров, разгромив по пути два аэродрома, и вновь погрузились на лодку (в неполном составе) на восточном берегу; воздушный десант под Генуей взорвал тоннель; крупный отряд 2‐го полка SAS десантировался на склон вулкана Этна, чтобы сеять панику и уныние в тылу немцев, пока на Сицилии разворачивалась основная высадка союзников. Некоторые из наших идей воплощались в жизнь, но большинство после нескольких дней обсуждений отвергались как невыполнимые. Группа 141 подходила к делу весьма практично, учитывая всё, что только можно предусмотреть, и ничего не оставляя на волю случая: никакого сравнения с бессистемным дилетантским планированием в ближневосточном штабе осенью, из-за которого обернулись крахом наши рейды на Тобрук и Бенгази. Секретность поддерживалась на высочайшем уровне – не из-за каких-то специальных мер, а лишь потому, что члены группы всё понимали и не болтали лишнего; они редко покидали пределы здания штаба, а когда все же выходили наружу, то пили умеренно и держали язык за зубами.
Попав сюда и лично познакомившись с коллегами, я обнаружил, что на обмен информацией между секциями не существует никаких ограничений. При первой же возможности я отправлялся туда, где планировали что-то более масштабное, чем наши пустячные рейды, и учился.
Для собственного отряда я зарезервировал высадку с подлодки на северном побережье Сицилии. Нам предстояло пересечь северо-восточную оконечность острова и взорвать железнодорожный мост на линии Мессина – Катания, которая после высадки наших основных сил на южном побережье станет для противника главной транспортной артерией. Эта экспедиция, к сожалению, не состоялась: через несколько недель работы в Группе 141 я узнал, что, поскольку любая информация о планах союзников, которую я здесь получу, представляет особую ценность для врага, мне нельзя будет участвовать в операциях, в которых существует вероятность попасть в плен. Не буду отрицать, что такой строгий режим способствовал обеспечению секретности, но из-за него я лишился возможности принять активное участие в каких-либо операциях до завершения вторжения на Сицилию (а отправлять на дело своих бойцов, сам оставаясь в тылу, я не собирался). Поэтому я поспешил покинуть Группу 141, прежде чем она начнет планировать вторжение в материковую Италию, чтобы избыток знаний снова не связал мне руки, и отправился к своим в Филиппвилль.
Сразу после прибытия в Тебессу мы приступили к отсеиванию: в итоге обратно на Ближний Восток отправились почти все наши рекруты, кроме Уотерсона, Локка, Дэвиса и Уилсона, стрелка Боба Юнни. Петри остался бы с нами, но начальник топографического управления настоял на его возвращении. Между тем я неустанно вербовал новых людей. Однажды вечером в Гафсе в суматохе отступления я, бродя без дела, встретил сержанта Кертиса, сапера, которого вместе с командиром отправили к американцам для проведения взрывных работ и минирования города при отходе войск. На ничейной земле на них напали арабы. Офицера убили, а Кертис, когда я на него натолкнулся, искал машину, чтобы вернуться и закончить работу. Момент был неподходящий, чтобы беспокоить американское командование, которое впервые в своей практике проводило отступление под натиском врага, так что я повез Кертиса сам. В Тебессе он отказался возвращаться в свою часть и заявил, что его призвание – сражаться в рядах PPA. Я согласился взять его. Гораздо позже ценой больших усилий мы урегулировали его переход со 2‐м эшелоном, где Кертиса объявили «пропавшим без вести». В мирной жизни сержант Кертис работал счетоводом в Оксфорде – коренастый коротышка двадцати четырех лет, неутомимый весельчак. Довольно быстро он стал одним из столпов PPA. Кстати, говоря о своих людях, я упоминаю те звания, до которых они дослужились в наших рядах. Все добровольцы, записывавшиеся в наш отряд, автоматически становились рядовыми и не получали никакой дополнительной платы.
Уже упоминавшийся капрал Кэмерон пришел к нам из 2‐го полка SAS. В тот же день, когда он присоединился к нам, я назначил его своим стрелком. Он оставался при мне, пока спустя год его не убило на водительском сиденье прямо у меня на глазах. Раньше он работал егерем, и было ему тридцать три.
Когда мы встретились с 1-й танковой дивизией после прорыва 8-й армией Маретской линии, я сразу же попросил ее командование позволить мне отобрать в их полках троих добровольцев в мой отряд – из Дербиширского йоменского полка я взял двоих, а из LRDG, навестив их в Египте в мае 1943‐го, пятерых. В наши ряды вступили сержант Митчелл из Уэльса и сержант Бьютимен из Йоркшира, кавалер Воинской медали, радист, стрелок и водитель, человек невероятной смекалки и множества умений, надежный и бесстрашный (однажды я даже оставил его командовать нашим штабом, когда под рукой не оказалось никого из опытных офицеров). Бьютимен демонстрировал выдающееся хладнокровие. Всякий раз, когда мы попадали в по-настоящему опасную передрягу, можно было рассчитывать, что он предложит какой-нибудь неочевидный, но действенный способ выбраться из беды. Даже окажись мы в самой безвыходной ситуации, когда джипы застряли посреди горного потока между высоких лесистых берегов под перекрестным огнем невидимого противника, Бьютимен обязательно дал бы совет, который прозвучал бы очень буднично, вроде: «Кажется, Попски, если мы сейчас на первом перекрестке свернем налево, а потом на третьем направо, то окажемся напротив метро “Южный Кенсингтон”», – но он бы и был единственно возможным решением. В конце концов Бьютимен возглавил наше управление связи, где занимался очень сложной работой с бóльшим успехом, чем я могу ее описать, не уходя в технические дебри. Он присоединился к нам в двадцать три года, а призвали его в восемнадцать, и обзавестись гражданской профессией он не успел.
Сержант Сандерс, кавалер Воинской медали, новозеландец, в мирной жизни служил моряком торгового флота. Он тоже пришел к нам из LRDG, где не раз отличался и удостоился награды. Он разговаривал резко, скупо и еще более отрывисто, чем большинство новозеландцев; порой его речь звучала совсем нечленораздельно. Ему было двадцать восемь, но действовал он с такой сосредоточенностью и независимостью, что казался старше. Несмотря на флегматичную манеру поведения, он проявлял редкостную отвагу, а благодаря своей практичности почти никогда не попадал в серьезные неприятности.
Капрал Макдональд, двадцатисемилетний ирландец, стал у нас главным механиком (командовал секцией военного транспорта). Мастер на все руки, он мог буквально пилить топором и строгать гаечным ключом.
Ми и Уильямсон, неразлучная пара из северных графств, тоже раньше служили в LRDG. Они были чуть моложе основной массы наших бойцов и в свободное от рейдов время постоянно вляпывались в самые дикие истории.
Сержант Портер, стекольщик из Ланкашира, сапер, высокий и широкоплечий парень с круглым веселым лицом, пришел к нам из SAS. Он стал нашим экспертом-подрывником, и его обожало все подразделение. Вместе с ним пришли Сэмми Барнс, металлург из Ноттингемшира, довольно субтильный двадцативосьмилетний парень, светловолосый и застенчивый (хотя по выносливости он превосходил большинство из нас), и Джимми Хантер, булочник из Перта. Сержант Ричес раньше служил в гвардейском драгунском полку – один из немногих кадровых военных, которому в PPA оказалось уютно, как дома. Также на некоторое время к нам прикомандировали одного американского офицера. Он поучаствовал в нескольких наших рейдах, чтобы перенять опыт для создания в составе американской армии подразделения, аналогичного PPA. Но, к сожалению, его очень быстро отозвали, и больше я о нем не слышал.
Помимо этих ребят, подобных же образом я привлек еще несколько человек, в частности из гвардейских драгун и серых шотландцев, и к сентябрю, когда пришло время покидать Тунис, наше подразделение насчитывало около сорока бойцов и четырех офицеров. Средний возраст составлял двадцать семь лет. Разумеется, мы намного превысили штатную численность, но, поскольку по бумагам мы базировались на Ближнем Востоке, а отряд по-прежнему оставался небольшим, с проверками в союзном штабе к нам никто не приставал. По правде сказать, нас могло бы стать еще больше, но далеко не все потенциальные новобранцы соответствовали моим запросам. Я твердо решил ни в коем случае не снижать стандартов, а единственный доступный мне на тот момент метод вербовки заключался в том, что я упрашивал знакомых командиров разрешить мне набрать добровольцев в их подразделениях. Конечно, улов оставлял желать лучшего. Даже в те времена откликалось немало людей, но большую часть из них я отметал после собеседования, а тех немногих, кого я хотел бы взять, чаще всего не отпускали командиры, которые вовсе не собирались отдавать лучших людей, и сложно их за это винить.
Служба в PPA была исключительно добровольческой. Предполагалось, что в моей власти вернуть каждого в его часть, если я так решу, – и наоборот, если кого-то не устроит служба у нас, ему достаточно попросить о переводе обратно, и при первой же возможности его просьбу удовлетворят. Второго обычно не случалось: если кому-то не подходили наши стандарты, мы обычно понимали это раньше, чем он сам, и отсылали его, не дожидаясь просьб. Недо