вольные нам были не нужны.
На этот раз удача (или чутье) не подвели: не считая шестерых павших в бою, все из этого набора дошли в нашем подразделении до конца войны. Если кто-то и покинул его раньше, то лишь те, кто, на мой взгляд, надорвался и нуждался в смене обстановки. Оставшиеся составили ядро, вокруг которого строился наш отряд – а со временем ему предстояло расшириться. Эти ветераны обучали новичков, и именно они создали и поддерживали кодекс поведения, который отличал PPA от любых других формирований.
Нам больше не требовалось участие арабов, и мы договорились, что всех их уволят из армии и они поедут в Джебель, по домам. Юнус рвался со мной в Италию (и вообще куда угодно), но я счел это неправильным, ведь его война уже закончилась. Пришлось ответить ему отказом. Его отъезд меня опечалил, потому что без Юнуса мне стало одиноко. Наши отношения ученика и учителя, дружеские и доверительные, позволяли мне обсуждать с ним личные темы, о которых больше я ни с кем не мог говорить, а его советы всегда помогали, поскольку Юнус отличался удивительной прозорливостью. А еще он был веселым и жизнерадостным человеком, так что скучал по нему не я один.
Вернувшись из Алжира в Филиппвилль, я надолго призадумался, чем дальше заниматься PPA. Если предположить, что местное население окажет хотя бы минимальную поддержку (такое, по нашей скудной информации, не исключалось), то, без сомнений, в Италии, как и в пустыне, мы сможем действовать во вражеском тылу: собирать информацию, бить врага, сеять панику и уныние! (Последний пункт не сводился к моральному удовлетворению: мы сами видели, как в дни немецкого отступления из Эль-Аламейна противнику пришлось направить почти две дивизии на охрану дорог и коммуникаций против диверсантов из пустыни.) Проблема, однако, заключалась в том, как проникнуть за линию фронта с достаточными силами.
За время работы в Группе 141 я изучил два метода: высадка на вражеское побережье на каноэ с подводной лодки или быстроходного катера и парашютирование. Ни один из них нам не подходил. И в том, и в другом случае речь шла о совсем небольшой пешей группе, в которой каждый нес на себе почти тридцать килограммов груза, включая стрелковое оружие и боеприпасы для личной обороны, провизию, спальник, а также, например, радиостанцию с ее тяжелыми батареями. В результате значимое количество взрывчатки взять с собой невозможно, а использование тяжелого вооружения в принципе исключено. Такой расклад меня не устраивал: нанесенный противнику урон получался несопоставимо ничтожным по сравнению со стоимостью снаряжения, которое нужно было взять с собой, а возможно, и потерять в рейде, и затратами на подготовку бойцов, которых, если не принимать в расчет только самый благоприятный исход, следовало считать расходным материалом. Кроме того, предполагавшиеся тяжелые физические нагрузки заставляли отбирать людей, в первую очередь исходя из критерия силы, а не ума – что, в свою очередь, существенно снижало вероятность того, что поставленная задача будет выполнена. Короче, мне казалось, что за такие предприятия даже не стоит браться.
Послевоенная карточка «Ассоциации PPA», выдана на имя капрала Ричарда Норта
Мне хотелось выводить в тыл врага патрули по пять джипов: каждая машина с запасом горючего на девятьсот с лишним километров везет уйму полезного снаряжения, а еще на них установлены десять тяжелых пулеметов – огневая мощь целого батальона. Пока я не знал, как реализовать свои планы, и не спешил давать людям специфические тренировки: без четкого понимания, как мы будем действовать, это было бесполезно. Но от безделья в ребятах зрело некое замешательство и легкое недовольство. Я достал им каноэ и надувные лодки для отработки высадки на берег, они гребли и плавали, но воспринимали это скорее как спорт выходного дня, а не подготовку к отчаянным предприятиям. Ничто так не демотивирует людей, как отработка бессмысленных действий. Поэтому, когда стало известно, что наши соседи по дюнам, парашютисты SAS, будут задействованы в операциях, а нам ничего не предлагают, среди бойцов почти вспыхнул бунт. Все по очереди, начиная с Юнни, они явились ко мне с требованием организовать для них парашютную подготовку. Я решил, что вреда от этого не будет, и обо всем договорился. Но тут первая летняя жара разбудила комаров в ближайшем болоте, и нас всех свалила малярия.
Когда большинство ребят выписалось из госпиталя, я перенес лагерь в Айн-Драхам, в горах на тунисской границе, наказал всем быть хорошими мальчиками и побыстрее восстанавливать силы, а сам отправился в Мсакен, что между Сусом и Кайруаном, где стояла 1-я воздушно-десантная дивизия. Парашютисты SAS собирались вылетать оттуда. На время операции мне доверили обеспечивать связь с ними. Я внес свой вклад в разработку этого плана, а теперь надеялся поучаствовать в его исполнении.
Они улетели и ночью спрыгнули на подножия Этны – вопреки всем правилам, хотя обошлось без потерь, если не считать одной вывихнутой лодыжки. Не считая нескольких человек, которые приземлились прямо в лагерь для военнопленных, все вернулись назад, нанеся существенный урон на вражеских линиях коммуникаций. В ходе этой операции погиб Джеффри Эпплъярд, офицер, возглавлявший рейд на Пантеллерию. Как и мне, ему было запрещено участвовать в операциях, но он все же полетел вместе с десантом, чтобы разведать местность, а на обратном пути его самолет потерпел крушение. Джеффри был одним из немногих офицеров, постоянно совершенствовавших тактику мелких рейдов. Его отличала забота о солдатах, несвойственная прочим командирам, которые слишком увлекались фантазиями о будущих приключениях и не думали ни о ком, кроме самих себя.
За три ночи до той операции, 9 июля, я наблюдал запуск грузовых планеров 1-й воздушно-десантной дивизии, которые должны были приземлиться на побережье Сицилии перед основным десантом с моря. Прежде я не видел планеров и ничего о них не знал. С одним аппаратом сразу после взлета случилось что-то неладное: он отцепился от буксира и в темноте приземлился в лесу неподалеку от меня. Я подъехал туда, ожидая увидеть обломки вперемешку с останками четырнадцати солдат, находившихся на борту, но моим глазам предстал целый и невредимый планер, лежащий на брюхе и застрявший между двумя деревьями. Вокруг толпились десантники, собираясь шагать обратно в лагерь. Меня очень впечатлил этот случай; пилот планера дал мне осмотреть аппарат, американский «вако», и между делом заметил, что его конструкция рассчитана на транспортировку джипов. Так у моей проблемы появилось решение.
Через три недели PPA, прикомандированная к 1-й воздушно-десантной дивизии, разбила лагерь в Мсакене и начала тренироваться в поте лица. Свои планы я обсудил с генералом Хопкинсоном, который командовал нашими воздушно-десантными силами. Убедившись, что планы вполне реалистичны, генерал воодушевился. Этот неравнодушный человек вместе со своим штабом помогал нам чем только мог.
В общих чертах мой план первой операции предполагал высадку с шести планеров на пустынное плато в Калабрии. На пяти будет по вооруженному джипу с дополнительным грузом для баланса и по два бойца PPA в качестве пассажиров, на шестом – только груз, который мы распределим по джипам после посадки. На земле мы уничтожим планеры, и отряд, состоящий из десяти бойцов PPA и шести пилотов, отправится на задание. Когда бензин и боезапас будут почти на исходе, мы засядем в каком-нибудь убежище, ожидая подхода наших основных сил, наступающих по Италии. Альтернативный вариант: запросить по радио эвакуацию на торпедных катерах с побережья (без джипов, которые в таком случае придется уничтожить). Поскольку летчикам поневоле предстояло разделить нашу судьбу, двенадцать пилотов планерного полка были приданы PPA, и мы начали готовить их по нашей программе. С другой стороны, я научился пилотировать планер, в чем мне пригодился предыдущий летный опыт.
В летных мастерских нам помогли переоборудовать джипы, и эту модификацию мы, позднее немного усовершенствовав, использовали до конца войны. С машин снимались крыша и ветровое стекло, спереди и сзади установили спаренные турельные пулеметы, ленточные «браунинги» калибра 7,62 и 12,7 мм, заряженные последовательно трассерами, бронебойными и зажигательными патронами. Снаружи на кузове крепились семь двадцатилитровых канистр бензина, что вместе с полным баком давало нам запас хода в девятьсот километров. Боезапас, запчасти, инструменты для обслуживания машин, рытья канав и валки деревьев, два комплекта сухого пайка, буксирный трос, два запасных колеса, походная плита (общим счетом больше двух сотен наименований) – стандартная загрузка одной машины составляла примерно тонну. Каждый член экипажа (два-три человека на машину) был вооружен автоматическим пистолетом калибра 12,7 мм, также на машину полагался один американский карабин или томмиган. Каждый патруль из пяти джипов (позже мы увеличили их количество до шести) имел две радиостанции, миномет калибра 81,2 мм, ручную лебедку, ручной пулемет Bren с сошкой, мины и взрывчатку.
Загрузка джипа в планер
Я поощрял некоторое разнообразие в форме с одной оговоркой, которую следовало строго соблюдать: вся верхняя одежда должна была быть армейской и британской. В виде особого исключения сержанту Кертису позволялось носить американскую вязаную кепку. Гражданские и трофейные вещи запрещались, кроме серых шелковых шарфов под воротом форменной рубашки, которые при желании могли надевать те, кто побывал хотя бы в одном боевом выходе. На тот момент большинство из нас предпочитало камуфляжные десантные куртки поверх обычной униформы цвета хаки из тиковой ткани: это была удобная одежда со множеством карманов, но, поскольку она промокала и не держала тепло, в условиях суровой итальянской зимы такая мода сошла на нет. Головные уборы были представлены черным беретом, который на операциях носили без кокарды, а чаще и вовсе теплой стеганой шапкой без опознавательных знаков. Сержант Уотерсон ходил, как и прежде, в характерной для новозеландцев широкополой шляпе. Научившись управлять планером, я некоторое время носил красный десантный берет, пока не отказался от него, сообразив, что он меня демаскирует. Ношение бороды по-прежнему не возбранялось. Но в конце концов она стала привилегией бывалых бойцов, выходивших в рейды не менее пяти раз, и то с учетом моего одобрения по критериям густоты и длины: клочки какого-то мха на подбородке бородой не считались!