Тогда мы выглядели довольно опрятно – только первая итальянская зима (вместе с возможностью выбирать любую одежду с армейских складов) превратит нас в сборище огородных пугал.
Наш спальный комплект состоял из стеганого мешка и коврика. Позже нас снабдили арктическими пуховыми спальниками с капюшоном, такими теплыми, что в них мы спокойно спали даже в снегу.
Канери любил порядок. Под его давлением я наконец задумался хоть о какой-то структуре нашего изначально аморфного подразделения. Были выделены два патруля по пятнадцать человек под командованием моим и Боба Юнни, «R» и «B» (позже их количество возросло до четырех). В состав каждого патруля входили командир, сержант, капрал, радист и механик, все выполняли четко расписанные обязанности. Канери отвечал за работу штаба с отделами радиосвязи и автотранспорта. Он сильно поднаторел в области организации военного хозяйства, и с этих пор мы вели его, как положено регулярной воинской части. Могу похвастаться, что в последующие годы управление у нас было организовано лучше, чем в большинстве полков. Тогда же Канери начал вести журнал боевых действий и прочую необходимую отчетность.
Планерная операция воздушно-десантной дивизии при вторжении на Сицилию обернулась, в общем-то, провалом из-за навигационной ошибки самолетов-буксировщиков. Планеры приземлились далеко от намеченных пунктов (многие и вовсе в море), а один из них после нескольких часов полета, завидев берег и получив с буксировщика сигнал на посадку, отцепил трос и сел на тунисском побережье неподалеку от Габеса – в двухстах километрах к югу от точки вылета, а не в трехстах двадцати к востоку на сицилийском берегу, как в своих фантазиях предполагал пилот буксировщика. После этого я задумался, что делать, если наши шесть джипов тоже приземлятся не там, где было запланировано: тогда экипажам придется выяснить свое реальное местоположение и до рассвета добраться в условленное место сбора. Я прикинул, что с опытными авиаштурманами погрешность вряд ли превысит пятьдесят километров, и, чтобы научить людей в подобной ситуации быстро определять свои координаты, разработал специальное упражнение. Двоим солдатам, составляющим экипаж одного джипа, сообщали, что их цель – железнодорожный мост через шоссе в полутора километрах к северу от города Беджа в северном Тунисе, но планер сел где-то в неизвестном месте в радиусе пятидесяти километров от Беджи. Целый день отводился на изучение карты, а на закате бойцам завязывали глаза, сажали в фургон и везли в долину высоко в хаотичном горном массиве возле Джебель-Абиод, в тридцати километрах к северу от искомой точки. Там их пересаживали в заранее пригнанный джип. Далее им предстояло по характеру местности, которая еле просматривалась в тусклом свете звезд, определить свое местоположение, проложить маршрут к цели и добраться туда до рассвета. В поздний час в пустынном районе, который я выбрал для тренировки, у них вряд ли получилось бы уточнить дорогу у местных, даже если бы они сумели объясниться на диком горном диалекте. Несколько групп одновременно высаживались в точках, находящихся друг от друга на расстоянии до ста километров, а мы отправлялись ждать на место сбора. Это упражнение мы повторяли по всему Тунису и обнаружили, что, как и ожидалось, опытные экипажи в горах определяют свое местоположение через десять минут перемещений, но на равнине, в оливковых рощах, часто блуждают по часу и дольше.
Хотя эти эксперименты мы проводили даже с настоящей посадкой планеров при свете луны, они все равно были далеки от реальной жизни. Единственное, чего я надеялся добиться тренировками, так это выработать в людях уверенность, чтобы в настоящей передряге знание, что ты уже не раз это все преодолевал, помогало взять себя в руки. Я вспоминал совет Багнольда в пустыне: «Если думаешь, что заблудился, остановись, выкури сигарету, немного вздремни, а потом попробуй разобраться, где именно ты допустил ошибку».
Еще я хотел, чтобы каждый экипаж обладал самостоятельностью: если отряд рассеялся или потерял командира, выжившие должны дальше действовать независимо.
Мы потратили кучу времени, летая на планерах, в основном по ночам, и пытаясь, обычно безуспешно, разобраться в местности, над которой пролетали.
Мы продолжали в том же духе до начала сентября 1943 года, когда до нас довели решение высшего командования союзных войск, в корне изменившее наши планы.
Часть пятаяИтальянские партизаны
Глава IКоньяк для майора Шульца
3 сентября, как только наши войска полностью взяли под контроль Сицилию, 8я армия форсировала Мессинский пролив и, почти не встречая сопротивления, двинулась вглубь Калабрии. Тогда же завершились переговоры с Бадольо, и перемирие с Италией было подписано, хотя еще и не опубликовано.
До нашей десантной дивизии эти новости еще не дошли. 1 сентября нас привели в недельную готовность перед погрузкой в Бизерте. Меня уведомили, что от PPA для первой волны высадки (где бы она ни проводилась) понадобятся пять джипов с экипажами, а остальные должны ожидать в Северной Африке. Операция сначала планировалась как морской десант, потом и вовсе как наземная. Мы поняли, что о планерах придется забыть, как минимум на время. Оказалось, что навсегда.
Мы были готовы. Я завербовал сержанта Брукса, радиста LRDG, который каким-то образом застрял в Мсакене со своей машиной связи. Наша договоренность носила сугубо личный характер и заняла не более двух минут. Формальности мы оставили на потом, но в итоге он служил у нас до самого конца войны. Исключительно рассудительный лондонец тридцати пяти лет и страстный любитель книг, он обладал глубоким умом и редким здравомыслием. Общение с таким человеком доставляло огромное удовольствие, поэтому я не упускал возможности с ним поболтать.
Италия
Макгиллаври, молодой офицер, прикомандированный к нам из Дербиширского йоменского полка с разрешения своего командира, подполковника (на тот момент) Пэйн-Голлуэя, отправился в Алжир за шестью новыми джипами. Возвращаясь, он проделал путь в полторы тысячи километров без остановок, чтобы не опоздать на погрузку, и прибыл, когда уже объявили двенадцатичасовую готовность. Вместо заслуженного отдыха он и его стрелок Гаскелл приступили к подготовке своего джипа. На закате они вместе с нами и передовыми частями воздушно-десантной дивизии двинулись к Бизерте в составе медленной, растянувшейся колонны. Когда на рассвете мы прибыли в порт, их с нами не было. Мы погрузились на борт американского крейсера «Boise» и наблюдали, как краны переносят наши джипы на палубу. Макгиллаври влетел на причал на мотоцикле: его джип заглох на полпути между Мсакеном и Бизертой. Среди ночи он где-то позаимствовал мотоцикл, отыскал американскую мастерскую и разбудил мастеров, а также добился, чтобы ему выделили новый двигатель, который прямо сейчас устанавливали на машину. Он тут же уехал за ней и пообещал, что погрузится на наш крейсер, если вернется вовремя, а если опоздает, отправится за нами на каком-нибудь другом корабле.
Отчалили мы без него, но через несколько часов в море я получил радиограмму с британского минного заградителя «Abdiel». В ней сообщалось, что Макгиллаври и Гаскелл вместе с джипом находятся у них на борту.
В плавание мы отправились 7 сентября. На следующий день объявили о перемирии с Италией и сообщили, что наше место назначения – Таранто, военно-морская база на «каблуке» полуострова. Было сказано, что по условиям перемирия наша высадка не должна встретить сопротивления, но вместе с тем сто́ит быть готовыми к любому развитию событий. В полдень 9 сентября на горизонте показался итальянский берег. Затем мы разглядели низкие силуэты покидавших порт кораблей: итальянский флот шел сдаваться на Мальту. Мы встали на рейде во внешней гавани. К «Boise» приблизился катер под итальянским флагом, и на борт по трапу поднялся командующий базой, итальянский адмирал в белом мундире с медалями и золотыми галунами. Немного странно было видеть итальянского офицера, который не является ни врагом, ни военнопленным. Когда мы наконец пришвартовались к пирсу, почти наступила ночь. По правому борту высились молчаливые руины разбомбленных домов, а по левому в свете корабельных прожекторов колонна наших солдат в красных беретах маршировала к выходу из порта.
Краны опустили пять джипов на землю, мы расселись по ним, и по пустынным, усеянным щебнем улицам Таранто я повел наш небольшой отряд в спящие предместья, вместе с девятью бойцами устремившись во враждебную темноту европейского континента.
На борту крейсера «Boise» перед высадкой в Италии
Высадка в Таранто и нескольких других местах изначально рассматривалась командованием при планировании вторжения в Италию. Но окончательное решение, как я понимаю, приняли в последний момент, когда стало очевидно, что основные силы 5-й армии в Салерно столкнутся с серьезным немецким сопротивлением. Перед нами ставилась задача войти в контакт с итальянскими подразделениями в Апулии и, воодушевив их своим присутствием и примером, создать на левом фланге немцев угрозу, которая вынудит их перебросить часть своих сил от Салерно.
В боеспособности итальянцев союзное командование было настолько не уверено, что нам сообщило лишь: «Бадольо обещал, что его части окажут содействие». В самом деле, наши ожидания относительно сотрудничества простирались не дальше надежды получить вспомогательный транспорт и топливо, в которых мы остро нуждались, поскольку на кораблях, доставивших нас в Таранто, хватило места лишь для нескольких джипов и мотоциклов.
Что касается ситуации на берегу, союзное командование не предоставило нам данных ни о численности и местонахождении наших новых друзей, ни о возможном присутствии немецких подразделений, которые могли бы нам противостоять.
От итальянского адмирала я узнал, что командование военно-морскими силами находится в Бриндизи, в Франкавилла-Фонтане располагается штаб расквартированной в окрестностях итальянской пехотной дивизии, а в Бари – штаб корпуса, который, насколько он знал, вроде бы извещен об условиях перемирия. Немецкие войска, по его словам, дислоцировались в различных населенных пунктах Апулии, хотя некоторые подразделения могли быть отозваны. Вот и все сведения. Человек крутого нрава, адмирал недвусмысленно дал понять, что предоставлять нам информацию – не его дело. Другими данными, сходя на берег с американского корабля «Boise» и под покровом ночи покидая Таранто, мы не располагали. А приказы мне дали следующие: