К вечеру мы добрались до аэродрома в окрестностях Сан-Панкрацио-Салентино, последнего летного поля южнее линии Таранто – Бриндизи, которое мне надлежало обследовать. Задумавшись о планах на следующий день, я расспросил местного командира о том, как обстоят дела на севере, и, в частности, об аэродроме в Джое-дель-Колле – только он, насколько я знал, еще имел какое-то значение, поскольку дальше местность становилась неровной и каменистой, совсем не подходящей для самолетов. В общих чертах он описал интересующее меня место и добавил:
– Не знаю, в каком состоянии взлетные полосы сейчас, но, если не возражаете, я позвоню моему коллеге и уточню.
О столь простом способе разведки я даже не подумал, поскольку, не вникая в детали, предполагал, что все телефонные линии к северу обрезаны. Коллега из Джои сообщил, что утром его аэродром заняли немцы, приехавшие из Альтамуры, где располагался их штаб. Тут в трубке раздались немецкие голоса, и связь прервалась. Воодушевившись этим результатом, мы обзвонили и другие места, попадая то на местного итальянского командующего, а то и просто на почтмейстера. Большинство действующих телефонных станций обслуживали гражданские, которые пока не поняли, что из-за перемирия и нашей высадки ситуация изменилась. Им и в голову не приходило уточнить, кто мы такие и на каком основании задаем вопросы. Они даже не подозревали, что мы принесли войну в их мирное захолустье. Очаровательно простой способ проникнуть в тыл врага! Я провел в штабе меньше двух часов, слушая телефонные разговоры, прорывающиеся сквозь помехи, – и вот уже нанес на карту диспозицию противника, о которой до этого не имел представления.
В результате бесед выяснилось, что к северу от Таранто немецкие силы концентрируются в трех точках: Гравина, Альтамура и Джоя-дель-Колле. Но о численности и оснащенности вражеских подразделений по-прежнему никакой информации не было.
В час пополуночи 11 сентября я снова прибыл в Таранто, который покинул двадцать девять часов назад. Штаб дивизии к этому времени обустроился в особняке в центре города, а успевшие высадиться подразделения заняли периметр вокруг города, и на главной дороге к Джое начались перестрелки с вражескими патрулями. Я устно изложил генералу все собранные сведения, продиктовал координаты обнаруженных аэродромов и сообщил, что с утра попытаюсь добраться до Бари и оттуда выйти в тыл немецких позиций на линии Гравина – Джоя. Затем я отправился поспать пару часов прямо на крыше штаба.
Разбудили меня печальные вести. Около десяти утра корабль «Abdiel» подорвался на мине и за несколько минут полностью затонул. В списках выживших Макгиллаври и Гаскелл не значились. Так PPA понесла первые потери.
На Макгиллаври я очень надеялся. С его смелостью, воображением, целеустремленностью и огромным желанием чего-то достичь он мог стать самым перспективным офицером, которого мне когда-либо удавалось привлечь в ряды PPA. Кроме того, он был по-человечески мне симпатичен, так что я оплакивал потерю друга, а не просто толкового офицера. В нашем жестком и замкнутом мире глубокая привязанность возникала быстро и навсегда. Нас всех крепко держали молчаливые узы дружбы, связь братьев, разделявших страсть к приключениям, – мы были верны не столько всему армейскому сообществу, сколько нашей компании, и все стремились хорошо выполнить поставленную задачу. Это стремление превращалось в нашу основную мотивацию по мере того, как общее положение на фронтах становилось менее тревожным и забота о защите собственной страны от иностранного вторжения отходила на второй план.
Конечно, в нашем опасном деле мы хладнокровно смотрели в глаза смерти и теряли друзей, но в этом случае меня особенно огорчало, что Макгиллаври погиб до того, как успел на что-то повлиять, до того, как его кропотливые приготовления к подвигам принесли свои плоды.
Рано утром пять наших джипов вновь неслись по шоссе, которое сначала устремлялось ввысь, а потом опускалось вниз к Локоротондо и берегу Адриатики. Тут принято строить круглые дома из камня с конусовидной крышей, как у ульев. Они повсюду виднелись в рощах по обе стороны дороги. Бурые скалы, красная глина, кустарники и тысячелетние оливковые рощи – прекрасная природа навеяла на меня мечтательность, ведь вся Италия лежала перед нами.
– Джок, в шестистах пятидесяти километрах на север находится Венеция, город островов, каналов и узких улочек, по которым еще не проехал ни один автомобиль. Представляешь, настанет день, и мы окажемся там, на площади Святого Марка и будем нарезать по ней круг за кругом. Конечно, совершенно бессмысленный жест и чистая показуха, но такого раньше никто не делал. Почему бы нам не воспользоваться такой возможностью на излете войны?
– Без сомнения. Но сейчас у нас впереди Фазано, – сказал Кэмерон, сверившись с картой. – Может, притормозим и проверим, нет ли там немецкого поста? Война еще идет.
В Фазано мы никого не встретили и только на окраинах Бари наткнулись на итальянский блокпост, откуда по моему требованию нас проводили до штаба корпуса. Оставив своих людей на улице, я отправился к командующему. Этот жирный суетливый коротышка был взвинчен и сразу заявил:
– Мне немедленно требуется поддержка ваших войск. У вас же есть радиосвязь? Сообщите в штаб в Таранто, чтобы сюда немедленно отправили пять танковых батальонов, десять батарей полевой артиллерии и два батальона пехоты. Мы вчера сражались с немцами. Им пришлось отступить, но сейчас они возвращаются по шоссе из Трани.
Позже я узнал, что у них произошла стычка всего-то с несколькими немецкими саперами, которые хотели взорвать сооружения в порту. Этот бедолага из Бари располагал тремя пехотными дивизиями с артиллерией и несколькими танковыми батальонами, но понятия не имел, как их использовать. Раньше ему никогда в жизни не доводилось по-настоящему командовать, фактически он просто заведовал складом, но за одну ночь превратился в командира передовой части. Он паниковал, а штаб, совершенно не приспособленный к боевым условиям, ничем ему не помогал. Все боялись немцев. Я умолчал о том, что в Таранто мы высадились без бронетехники и транспорта, а из артиллерии у нас были разве что пушки наполеоновских времен, но согласился передать его просьбу своему командованию. Мой отказ предоставить дополнительную информацию вывел его из себя.
– Да вы хуже фашистов, – усмехнулся он. – Как мы можем сотрудничать, если вы мне не доверяете и ничего не говорите?
Конечно, я ему не доверял, и те, кто пришел после меня, тоже не доверяли. Много позже трибунал признает его военным преступником: при немцах он отдал приказ казнить наших военнопленных, пойманных при побеге. В итоге британцы приговорят его к расстрелу.
Разведку этот офицер наладить не сумел, действовал импульсивно, опираясь на рыночные слухи, и в панике перере́зал собственные телефонные линии, поэтому даже связаться с кем-либо для получения информации у нас не вышло.
В качестве компромисса я согласился объехать спешно выставленные вокруг города посты с его начальником штаба, немощным стариком с мозгами жандарма, и дать советы по организации обороны. Затем мы вернулись в штаб корпуса, где выяснилось, что немецкий командующий из Фоджи, расположенной в ста тридцати километрах к северу, по телефону пытается связаться с местной водопроводной компанией. Частное предприятие, обслуживающее акведуки по всей Апулии, располагало собственной сетью телефонных линий. О них никто даже не подумал, поэтому пока что они оставались целы. Мы направились в контору компании. Оказалось, что немцы, увлекшись разрушениями, подорвали какой-то трубопровод в Чериньоле, рассчитывая нарушить водоснабжение Бари, но ошиблись и сами остались без воды в Фодже. Теперь они хотели, чтобы итальянский командующий в Бари приказал водопроводчикам отправить к ним рабочих для ремонта. Я взял трубку и пообещал своему немецкому коллеге все починить, а заодно между делом навел справки о его силах и планах. В конце разговора я признался, что командую британскими механизированными частями в Бари, – надеюсь, вечер у него был испорчен. Немцев, как и итальянцев, в первые дни после перемирия охватила растерянность: во вчерашней мирной глуши пришлось мгновенно переходить к боевым действиям. Из-за непонимания сложившейся ситуации они довольно свободно болтали по телефону. Вечером из конторы водопроводной компании я связался еще с несколькими пунктами и в итоге составил представление о положении дел к северу от Бари. А вот что происходило к югу от города, оставалось загадкой. Я лишь знал, что вражеские войска там снабжались из Фоджи.
Теперь передо мной встала задача выяснить, какими силами немцы располагают в районе Альтамуры, потому что без информации о возможностях противника наша хилая дивизия в Таранто была обречена оставаться в бессмысленной обороне, а меж тем цель нашей высадки состояла в отвлечении немецких войск от Салерно на другом берегу Италии, где 5-я армия столкнулась с серьезным сопротивлением. Воздушно-десантная дивизия ничем ей не поможет, если просто займет периметр вокруг города. Но вслепую атаковать противника, предположительно превосходящего нас в три-четыре раза, с нашими скромными силами, без артиллерии, авиаподдержки и с минимумом транспорта, слишком рискованно. Требовалось что-то срочно предпринять, поскольку, пока мы тут ждем подкрепления, положение под Салерно может ухудшиться и 5-ю армию просто сбросят в море. Безусловно, не только наши скромные действия под Таранто создавали угрозу для немцев. Форсировав Мессинский пролив, на север через Калабрию двигалась 8-я армия, но ей предстояло преодолеть еще триста двадцать километров по непростым горным дорогам. Продвижение на каждом шагу замедлялось из-за взорванных мостов и заваленных туннелей, поэтому никто не знал, как скоро она сумеет вступить в бой.
После возвращения в Бари остаток 11 сентября я провел, пытаясь воодушевить итальянский гарнизон и навести там порядок в надежде, что при необходимости он сумеет дать отпор попытавшимся вернуться немцам. Наши грядущие планы предполагали использование порта и аэродрома, когда в Таранто соберется достаточно сил для выдвижения на Бари. Также здесь были сосредоточены большие запасы топлива и множество ценного для нас автотранспорта. Мне бы не хотелось, чтобы все это попало в руки к немцам. Я рассчитывал, что благодаря дезинформации, которую я распространил по телефону, немцы придут к выводу, что Бари находится под контролем британцев, и не решатся на контратаку, пока не соберут достаточно сил, и нам не придется униженно наблюдать, как город возьмут несколько броневиков, поскольку боевой дух итальянцев оставлял желать лучшего и рассчитывать на них не приходилось.