ом я надеялся найти прибежище на несколько дней, тем временем разузнать, что происходит в окрестностях, и сформулировать ближайшие планы. Лес рос на крутом склоне, и у нас все никак не получалось туда въехать, пока не обнаружился широкий участок ровной земли. Там мы углубились в чащу и спрятали наши джипы в теснине между склоном и огромным валуном в пятистах метрах от дороги. Наступил день, Сандерс обошел окрестности и нашел тропу, которая вела на двести метров вниз, на дно долины. Я опросил нескольких крестьян, туповатых олухов, которые не особенно мне помогли. Они сбивчиво рассказали, что накануне в Кастельветере на каких-то машинах прибыли немцы, а потом уехали восвояси. Новость меня встревожила.
Патруль PPA на отдыхе в Италии
Мы все обедали в лагере, когда вдали раздался шум приближающихся танков. Потушив костер, мы затаились. Сделать ничего было нельзя: у нашей крепости отсутствовал потайной ход, мы оказались в ловушке. Мимо проехали два немецких дозорных автомобиля и скрылись в направлении Кастельветере. Через десять минут они вернулись и притормозили у нашего ровного участка леса. Один там и остался, второй уехал дальше, а танки между тем заглушили моторы. Через полчаса мы услышали, что они снова завелись. Шло время, показался первый из них, и регулировщик из дозорной машины указал ему свернуть в лес. За ним последовали остальные и, лязгая, остановились среди деревьев. К закату между нами и дорогой, чуть выше по обочине, встала танковая рота. А уже в темноте подошли еще танки и заняли позиции ниже нас.
Это были подразделения 16-й танковой дивизии, которую перебрасывали из-под Салерно во фланг 8-й армии. Здесь они очутились по тем же причинам, что и мы: выбрали спокойное и защищенное с воздуха место, чтобы дождаться, пока остальные части дивизии выдвинутся в район сосредоточения.
Бесконечно долгий день мы провели в постоянной готовности немедленно вскарабкаться по скалам. Мы держали при себе оружие и предметы первой необходимости, а под сиденье каждого джипа заложили взрывчатку. Наступила ночь, но ни один вражеский солдат так и не удосужился сунуть нос за наш валун. Часы ожидания на одном месте в ловушке после нескольких дней суматошной игры в прятки сводили с ума. Вопреки здравому смыслу мы мечтали, что вот-вот раздастся какой-нибудь громкий звук и мы сможем открыть огонь из пулеметов. К сожалению, это было бы бессмысленно: наши патроны в лучшем случае сняли бы стружку с брони танка. Требовалось проявить смекалку и устроить ловушку для врага, который оказался так глуп, что не сумел нас поймать, хотя мы были у него в руках.
Немецкие танки расположились двумя группами, выше и ниже нашего выезда на дорогу, и у меня возникла идея диверсии. Я посовещался с Сандерсом, а затем позвал остальных бойцов, и мы изложили наш план. Всю имевшуюся взрывчатку, около трех килограммов, мы разделили на четыре заряда и снабдили длинными запалами. В час ночи мы установили два из них на расстоянии пятидесяти метров друг от друга возле расположения роты «A» слева от нас, а еще два – симметрично у лагеря «B», справа от нас. К половине второго мы размотали запальные шнуры до нашего лагеря и через пять минут активировали первый заряд. Как только прогремел взрыв, вызвавший среди скал гулкое эхо, мы завели моторы и сквозь деревья поехали к дороге, оставив сзади один джип, чтобы подорвать остальные заряды с интервалом в двадцать секунд. Таким образом я хотел заглушить шум наших моторов и вообще отвлечь от нас внимание. Второй заряд мы заложили под высоким деревом, которое после взрыва рухнуло прямо перед передним танком роты «B». Третий взрыв, на другой стороне, вызвал камнепад, обрушившийся на танк роты «A», а четвертый повалил еще одно дерево. Тем временем мы заняли позицию между двумя лагерями и, дожидаясь нашего последнего джипа, выстрелили из базуки в сторону роты «A». Маленькая ракета описала красивую огненную дугу и угодила в куст. Наконец враг с обеих сторон начал просыпаться: раздались крики, затарахтели моторы. Танкисты спросонья пытались разобраться, что произошло, и не спешили бросаться в бой. Мы развернули наши джипы и дали очередь из всех десяти пулеметов в сторону роты «А». Метров через пятьдесят мы ударили по роте «B», а проехав еще чуть-чуть, принялись лупить трассерами в обе стороны. Большая часть выстрелов пришлась на ветки деревьев, некоторые попали в цель, а один шальной трассер угодил в бочку с бензином, превратив ее в факел прямо посреди танков роты «А». Наконец слева я услышал звук, на который очень надеялся, – ухнула 75‐миллиметровая пушка. В роте «А» у кого-то сдали нервы. Тогда мы обрушили всю свою огневую мощь на роту «B», вынуждая ее ответить. Через десять минут роты устроили образцовое танковое сражение между собой, и, пока они его вели, мы осторожно пробирались на дорогу, осыпаемые щепками и ветками – в деревья попадали снаряды, которые, впрочем, предназначались не нам.
Я выстрелил из немецкой сигнальной ракетницы, которую уже несколько месяцев возил с собой. С неба посыпались очаровательные пурпурные и серебристые звездочки, и в тот же миг меня оглушил и напугал раздавшийся поблизости выстрел из танка, оставшегося незамеченным. Пора было прощаться с немецкими друзьями, так что я повел отряд по дороге, оставив сражение позади. Но за первым же поворотом мы наткнулись на еще один перегородивший дорогу танк, над ведущим колесом которого в свете фонаря, совершенно не обращая внимания на шум сражения, возились два солдата. Одного Иван пристрелил, а второй сдался и забрался сзади в джип под надзором русского. У нас не получилось бы ни объехать сломанный танк, ни передвинуть его, поэтому пришлось развернуться и, не доезжая до поля битвы, свернуть на найденную Сандерсом ослиную тропу и спускаться на дно долины. Отблески пожара сверху помогли нам без происшествий добраться до русла. По гравию и булыжникам мы поднимались против течения на самой низкой передаче. К счастью, дожди еще не начались и вместо мощного потока здесь протекал еле заметный ручеек, иначе бы наши джипы и по сей день торчали бы там. Наш услужливый пленник, как только джип начинал буксовать, спрыгивал на землю, чтобы его подтолкнуть, и сразу же забирался назад, как только колеса переставали крутиться вхолостую.
Мы пробирались вверх по ручью три часа. Склоны долины казались такими крутыми, что возникали опасения, сумеем ли мы вообще оттуда выбраться. На рассвете я остановился для сеанса радиосвязи. Мне требовалось срочно передать сведения Королевским ВВС. Где мы находимся, я не представлял, но, к счастью, точно знал, где располагались две роты 16-й танковой дивизии. Я дал координаты по карте и в качестве приметы указал на выпирающий, будто нос, участок леса. Бьютимену тоже повезло тем утром: как только он развернул антенну, Брукс ответил. Всего за час мы завершили передачу и продолжили движение. Через некоторое время я с удивлением заметил в небе наши бомбардировщики, летящие к месту стоянки танков, – тогда авиация крайне редко отдавала приоритет таким спонтанным тактическим целям. С ночи мы продвинулись не так далеко, поэтому отчетливо слышали звуки бомбежки.
Ближе к вечеру наше положение стало еще интереснее: долина сужалась, а по обоим ее склонам в паре сотен метров над нами вились дороги, так что иногда мы даже видели над парапетами верхушки грузовиков. Скорее всего, даже если бы они нас заметили, ничего бы не произошло: немцы приняли бы нас за своих. Но мы-то знали, что находимся на территории врага, и это осознание заставляло нас ждать катастрофы в любой момент и пробираться вперед с замиранием сердца. Недосып и усталость лишь повышали тревожность, поэтому я впервые решил принять таблетку бензедрина, которым медик воздушно-десантной дивизии снабдил меня еще в Северной Африке. Уже через полчаса самообладание вернулось ко мне, сознание прояснилось, а на наши невзгоды я посмотрел со сдержанным оптимизмом. Однако бензедрин действует на всех по-разному. Большинство из моих людей, попробовав его однажды, плевались и отказывались потом принимать это средство: таблетки лишь делали их вялыми и угрюмыми. Бен Оуэн и вовсе умудрился от него заснуть. Безусловно, существует масса предубеждений относительно таких препаратов, и я их частично разделяю, но лично мне бензедрин не раз помогал.
К пяти вечера долина расступилась, усыпанное галькой русло расширилось, и ехать стало проще. Вдалеке мы увидели, как обе дороги сходятся у моста через реку. Я нашел его на карте и установил, что за двенадцать часов пути мы продвинулись на восемь километров. По мосту двигалась вражеская колонна, поэтому мы остановились в тени берега, чтобы поужинать, а потом я и Кэмерон отправились осмотреть переправу, где обнаружили, что на правом берегу без особого труда получится соорудить пандус, по которому наши джипы выберутся на дорогу. Вернувшись в лагерь, мы увидели, что Иван снял с пленного ботинки, а для верности еще и штаны, поэтому, хотя немецкие колонны ехали по дороге всего в трехстах метрах, шансов на побег у него не оставалось.
С наступлением темноты мы загнали джипы под мост и принялись строить пандус. Мы очень спешили и не прекращали работу, даже когда мимо проезжала очередная колонна. К полуночи все пять наших джипов выехали на дорогу и до рассвета нашли trattúr. Свернув на него, мы оставили позади главное шоссе из Фоджи в Неаполь. С прошлого раза линия фронта заметно изменилась, но до Аккадии мы добрались без труда. Отправив Сандерса и его патруль в Чериньолу на отдых, сам я поспешил с Иваном и его пленником в штаб 8-й армии.
Мне хотелось разобраться в происходящем. Я получал ежедневную краткую радиосводку, но чувствовал, что события развиваются быстрее, чем мы успеваем о них узнавать. Также я хотел повидать своих друзей, с которыми последний раз виделся полгода назад в Габесе, где тогда располагался штаб 8-й армии, и обсудить с ними вопросы, совершенно не связанные с войной. Я как будто вернулся домой: штаб я нашел почти таким же, каким он был в пустыне, хоть и совершенно в иных декорациях. Как и прежде, он размещался в палатках и фургонах, хотя другие штабы предпочитали устроиться в каком-нибудь ближайшем замке. Здесь такими глупостями не занимались, а также не тратили время на грызню, зависть и интриги. Благодаря тому что здесь работали как отличные кадровые военные, так и талантливые офицеры, продвинувшиеся по службе уже во время войны, в 8-й армии царили широта взглядов, свобода от предрассудков, универсальная компетентность по любым вопросам. Оперативное и разведывательное управления возглавляли выходцы из Оксфорда, люди сугубо гражданские. С некоторым сожалением я отмечал, что Кембридж, моя