– У меня нет пистолета, – прошептал я Сандерсу. – А у тебя?
– Я знаю, – сказал он и достал свой.
Он встал на пути у всадников, готовый выпустить всю обойму им в животы, как только они приблизятся. Но тут за двумя передними фигурами показались еще пять. Я затаил дыхание. Сандерс опустил руки по швам. Первые немцы проехали мимо нас и остановились, поджидая остальных.
– Buona sera, – промычал я, и мы с Сандерсом двинулись дальше.
Один из немцев отозвался на корявом итальянском:
– Strada per Alberona?
Я продолжал бормотать что-то неразборчивое, изображая грубый местный диалект, свистом подозвал белого пса, игравшего впереди, и, сгорбившись, пошел дальше. Немец отпустил какую-то шутку про тупую деревенщину, какое-то время они глазели на нас, обернувшись в седлах, а потом, не говоря ни слова, уехали. Стук копыт и скрип седел стихли вдали. Опасность миновала, мы вновь остались одни среди пустынных гор. После темной травы тропа казалась чуть ли не белой; стояла ошеломляющая тишина.
– Это были немцы, – сказал наш проводник, когда мы нагнали его.
– Так точно. Твой пес нас спас, – ответил я.
И больше не проронив ни слова, мы добрались до конца подъема: путь был свободен. Кроме обрыва, на котором увязли наши джипы, никаких препятствий не предвиделось.
Стоя на косогоре, мы вглядывались в густую темноту, пока не увидели на огромном расстоянии тусклый луч света – в далекой долине по дороге ехал автомобиль. Возвращаясь к джипам, мы мысленно настроились в любой момент услышать хлопки выстрелов, возвещающие о столкновении с конным патрулем. Я ничем не мог помочь своим людям, но не переживал: уж они-то не такие дураки, чтобы ходить без оружия.
Мы вернулись к обрыву и узнали, что немецкий патруль туда не добрался. Но дело продвигалось тяжело, перекопанная земля оказалась слишком влажной, и первый же джип немедленно завяз. Мы трудились большую часть ночи, пока я не приказал возвращаться.
Наше чудесное спасение от немецких всадников я не обсуждал с Сандерсом день или два: значение этого маленького эпизода прояснилось далеко не сразу. После него между нами возникла особенная связь. Мы не просто вместе пережили опасность, а действовали с молчаливым взаимопониманием: он одновременно со мной осознал, что не нужно стрелять по двум всадникам, когда сзади подъезжают еще пятеро, опустил руку, будто по моему приказу, и тут же, без малейшей заминки, поддержал мою попытку изобразить пастуха, который направляется куда-то по делам со своим псом. Мы, не задумываясь, читали мысли друг друга.
Я рассказал обо всем Кэмерону – как умудрился снабдить своих людей пистолетами, карабинами, томмиганами, гранатами, кинжалами и дубинками, а сам напоролся на немцев, не имея в кармане даже перочинного ножа. Но рассудительный шотландец не впечатлился.
– Все хорошо, что хорошо кончается, разве нет? – ответил он. – Будь вы вооружены, вы, может быть, и семи немцев не испугались бы. И чем бы тогда все кончилось? Пускай это будет всем нам предупреждением на будущее: не оставляй пистолет в джипе, если куда-то уходишь.
Джок Кэмерон слишком хорошо меня знал: впоследствии я включал эту историю в свои бесчисленные лекции о вреде самоуверенности.
Инженер очень огорчился. Я приободрил его, сказав, что всему виной разразившийся прошлой ночью ливень. Он посоветовал мне несколько мест южнее, где можно попробовать взобраться в горы, и отправился восвояси, оставив мне план Альбероны. Я и не надеялся когда-либо снова его встретить, но уже на следующий день мы вместе бурно пировали в результате обстоятельств, о которых я сейчас расскажу.
Мы отправились на юг проселками по ничейной полосе у подножия холмов. В деревеньке близ Трои местные мне рассказали, что утром тут проезжали британские броневики. Немного порыскав по лесу, мы обнаружили их лагерь. Это был канадский бронеполк, веселые парни, передовой отряд своей дивизии. Их командир тут же поделился со мной информацией о ситуации в горах. Для моих планов она оказалась удручающей: дивизия повсеместно вступала в бой с противником, заставляя его отходить. Присмотренный мною открытый фланг схлопывался на глазах.
За выпивкой в палатке офицерского собрания полковник между делом обронил, что на завтра перед ним поставлена задача захватить деревню Альберона. Я сообщил, что знаю это место и был там буквально утром. Полковник с удивлением посмотрел на меня:
– Как это? Разве ее не удерживает противник?
– Еще как удерживает. Давайте я покажу вам, как выглядят их позиции, – ответил я и достал из кармана великолепный план, начерченный кадастровым инженером.
Полковник смотрел с подозрением. Даже самый храбрый человек (а полковник был и смел, и мудр) будет чувствовать себя неуютно в компании безумца. Я понял, что мне нужно немного рассказать о себе и о сути деятельности PPA, но полного успеха не достиг. Боюсь, что я был не до конца честен и не раскрыл всех своих источников. Вдруг меня осенило, что было бы неплохо завтра увязаться с канадцами и разок поучаствовать в обычном бою. Идея тут же меня захватила, и я предложил провести полк через горы в деревню сверху, так сказать, с черного хода, поскольку парадный (главную дорогу) штурмовать бесполезно: там нас встретят взорванный мост и пулеметные гнезда в узкой теснине.
– Отсюда, – я показал маршрут на плане.
Полковник сомневался, но, как человек решительный, сказал:
– Хорошо, ведите, но сначала поедем по главной дороге. Если мост взорвут, то посмотрим.
Следующим утром, к сожалению, мы опоздали к месту сбора на пять минут и не могли нагнать головные машины, пока колонна не остановилась на последнем повороте перед тесниной. Мы поравнялись с броневиком полковника, и командир с улыбкой сказал:
– А, вот и вы. Вставайте за первым взводом роты «B». Они пойдут первыми.
И мы устремились вперед, один за другим, по узкой дороге. Чем дальше мы продвигались, тем глубже становилась теснина. Проехав триста метров, мы остановились – немецкие пулеметы в кустах на высоком левом берегу, там, где их обозначил инженер, ударили по колонне. Кэмерон оглядел крутой склон и, вычислив одну из позиций по сбитым вражеским огнем веткам, аккуратно навел на нее свой пулемет Браунинга и методично дал несколько очередей. Я поставил задачи другим джипам и добрался до передового броневика, который, естественно, остановился на крутом берегу перед взорванным мостом. Связавшись по рации с хвостом колонны, мы получили приказ отступать. Я вернулся к своему джипу и стал ждать, пока сзади рассосется пробка. Броневики неуклюже разворачивались на узкой дороге. Их пушки BSA невозможно было задрать достаточно высоко, чтобы бить по вражеским позициям, поэтому ответный огонь они вели из слабеньких пулеметов Bren, которые к тому же крепились на башнях, поэтому их стрелки были защищены не лучше, чем мы в джипах. В небесной синеве вдруг появились три американских истребителя, мы с интересом наблюдали за их пируэтами. Неожиданно они спикировали прямо на нас и прошили колонну очередями. На переднем броневике упал раненный в бедро боец. Товарищи сняли его с башни и потащили в дренажную трубу под дорогой. Кэмерон указал на самолеты, потом на свой пулемет и спросил:
– Как вернутся, мы?..
Я кивнул и передал указания по цепочке. Самолеты пошли на второй заход, и мы открыли по ним огонь трассерами, в десять орудий сразу. Они тут же скрылись и больше нас не беспокоили.
Немцы переключили внимание с передовых броневиков на наши джипы, вокруг свистели пули и разлеталась выбитая выстрелами скальная крошка. У Кэмерона заклинило пулемет: он дернул затвор, снова нажал на гашетку и, когда ничего не произошло, не стал пытаться снова, а как ни в чем не бывало взялся за починку механизма. Он неторопливо работал под плотным огнем с веселой улыбочкой, насвистывая один из своих диких шотландских мотивов, педантично выкладывал на капот деталь за деталью, а вверх даже не глядел. Грубое румяное лицо не выражало ни малейшей озабоченности. В дренажной трубе стонал человек – спустившись к нему, я увидел, что он истекает кровью. Я принес из своего джипа аптечку.
– Вы сделаете ему укол, сэр? – произнес чей-то голос.
Я с удивлением обернулся, поскольку совершенно отвык, чтобы меня так называли (мои бойцы обращались ко мне «Попски» или «Шкипер»). На обочине, уставившись на меня, сидели двое канадцев.
– Недурная идея, – ответил я и вколол раненому две инъекции морфия.
Кэмерон перебрал пулемет, проверил его и поднял голову в поисках цели. В прошлом он охотился на оленей и ловко подмечал мелкие детали. На этот раз он разглядел второе пулеметное гнездо, выше и правее первого. Судя по всему, еще одна очередь Кэмерона достигла цели, потому что больше по нам не стреляли.
Тем временем сзади рассосалась пробка. Сандерс развернул свой джип и дал газу, мы последовали за ним к штабу роты, который располагался на перекрестке в полутора километрах позади. Отсюда дорога, о которой я говорил с самого начала, вела через виноградники по склону и за косогором выходила на шоссе, по которому можно было попасть в Альберону с тыла. Судя по плану инженера, там, в углу кладбища, находилась мелкокалиберная противотанковая пушка, но оставалось пространство для маневра.
Я спросил у командира роты, сопроводит ли кто-то наши джипы; он выделил четыре разведывательные машины, и мы выдвинулись. Мы рванули прямо в гору, так что по пути пришлось останавливаться, чтобы остудить двигатели. Тут более медленные разведывательные машины обогнали нас, и я удивился, как резво они взбираются наверх. С их помощью мы преодолели подъем, взяли кладбище в клещи и подавили позицию, прежде чем пушка сделала хоть один выстрел. Затем помчались к деревне, которая теперь лежала перед нами как на ладони. Увидев, что мы зашли им в тыл, немцы бросили позиции и бежали, оставалось только их окружить. Вскоре, поднимая клубы пыли, тем же путем, что и мы с разведывательными машинами, подъехала вся рота, и битва за Альберону завершилась. Мы обошлись без потерь, не считая пробоин от пуль в джипах – экипажи хвастались друг перед другом, у кого больше.