Боб Юнни обеспечил нам расположение на семи виллах вдоль берега Адриатического моря севернее Бари, в Бишелье, и мы перебрались туда в середине ноября 1943 года.
Вместе с Канери я сел разрабатывать новое штатное расписание. Давно определив для себя верхний предел численности PPA, сто двадцать человек, я не видел смысла превышать его, поскольку мне хотелось знать все о каждом бойце (характер, способности, прошлый опыт, послужной список) и отслеживать, как он меняется под влиянием товарищей. А мой мозг не способен удерживать такой объем информации больше чем о ста двадцати людях одновременно. Только так можно было поддерживать высокие стандарты индивидуальной подготовки и обеспечить надлежащее качество командной работы. Было бы абсурдно создавать подразделение спецназа, в котором не все бойцы были подготовлены на самом высоком уровне. Более того, наш raison d’être заключался именно в том, что мы добивались результатов, непропорциональных нашей численности, то есть достигали успеха не за счет количества, а за счет качества и опыта наших бойцов. В случае, если кому-то покажется, будто больший отряд сможет выполнить больший объем работы, то пожалуйста, пусть другие соединения пойдут нашим путем и возьмут часть трудов на себя (мы будем только рады), а сами сохраним свою гибкость и свободу. Большие числа меня никогда не интересовали: гораздо лучше стремиться к совершенству на скромном участке, где мы – первопроходцы.
Юнни и Канери разделяли эту точку зрения. Собираясь вместе, мы, в основном, очень подробно обсуждали наших бойцов: состав патрулей, повышения и увольнения, тренировки, проверку новичков. Два моих друга знали всех ребят не хуже меня, и, по сути, мы втроем руководили PPA, словно семейным бизнесом. Я оставил за собой обязанности по набору новобранцев. Тут, конечно, возникали неудобства, поскольку заниматься вербовкой я мог только в свободное от планирования операций и участия в них время. Не то чтобы я не доверял мнению товарищей, но обнаружилось, что их суждения иногда резко расходятся с моими, так что единственным возможным способом развивать PPA в том направлении, которое соответствовало моему видению, был личный отбор людей. Юнни, как мне казалось, слишком поддавался мимолетному настроению, а вот Канери, напротив, совсем не доверял интуиции и судил о человеке только по записям в личном деле.
В декабре мы с Канери полетели в Алжир, чтобы представить свой план организационно-штатному управлению. Как мне рассказали в штабе группы армий, местная свирепая комиссия безжалостно сокращает все запросы на расширение штата или вовсе отклоняет их, если сочтет, что требования заявителя преувеличены. Мы осторожно попросили поднять нашу численность с двадцати трех человек до семидесяти с небольшим (хотя на практике рассчитывали заметно превысить эту цифру), но эти кровожадные львы оказались милыми и разумными людьми: к моему удивлению, они отметили, что запрошенная мною численность недостаточна, особенно по части радистов и механиков (редкие птицы на рынке в тот момент), и нуждается в корректировке.
Мы вернулись с новым штатным расписанием, которое предполагало восемьдесят человек личного состава, включая шестерых офицеров, двух старших сержантов, четырех сержантов, по пять капралов и младших капралов, а также механиков, радистов, радиотехников и оружейников. Весь штат делился на четыре боевых патруля: «B», «R», «S» и «Блиц» (штабной), хозяйственное управление, отделение связи и отделение транспортного обеспечения. Чтобы восполнить необходимые кадры, мы повысили в звании несколько человек (так, Канери стал заместителем командира в должности адъютанта), после чего я занялся вербовкой недостающих бойцов.
Прошли те времена, когда приходилось рассчитывать только на смекалку: теперь мы получили полномочия вербовать добровольцев во всех подразделениях Центральной средиземноморской группировки – теоретически каждому командиру предписывалось отпустить любого солдата, который пожелает присоединиться к нам и получит мое одобрение. На практике таким диктаторским способом из боевых частей я не забрал ни одного человека. Было бы нечестно так себя вести, да и не хотелось портить отношения с другими командирами – с ними имело смысл оставаться на дружеской ноге. Как и раньше, люди из передовых чaстей поступали к нам только после достижения джентльменского соглашения с их начальством. С тыловыми частями я действовал менее обходительно, но все равно главным образом находил пополнение на распределительных пунктах, которые недавно перенесли в Италию из Африки и с Ближнего Востока. Там попадалось немало бойцов, повоевавших в рядах 8-й или 1-й армии. В те дни я получил еще одну привилегию: моим людям, ушедшим в отпуск или попавшим в госпиталь, впоследствии надлежало вернуться ко мне. Так что нам не грозил отток опытных кадров – беда всех обычных подразделений и постоянная головная боль любого ротного или батальонного командира, который в любой момент рискует лишиться тщательно отобранных бойцов из-за легкого недуга или очередного отпуска.
Я связался с недавно созданным учебным центром под Таранто и попросил набрать добровольцев на службу в «спецподразделении PPA». Уже через неделю я рассчитывал провести с ними собеседование. Из соображений секретности конкретных требований к кандидатам не называлось (кроме хорошей физподготовки, навыков вождения и, по возможности, боевого опыта). В любом случае через учебный центр проходил огромный контингент и офицеры располагали лишь скудными сведениями о бойцах. Когда я туда приехал, то выяснилось, что желание служить у меня изъявили сто тридцать человек. Я собрал их в оливковой роще и выступил перед ними, говоря так громко, как только мог:
– Я командую секретным подразделением, большинство из вас о нем раньше никогда не слышали. Понимаю, что в основном вы записались ко мне из любопытства и из-за скуки, царящей в учебном центре. Но, возможно, до кого-то доходили слухи о нас, так вот, прежде чем продолжить, хочу заверить вас: все, что вы слышали, – вранье! Мы не носились по улицам Рима, похищая на каждом углу немецких генералов, мы не спускались с джипами на парашютах прямо в лагеря военнопленных на территории Германии. Я не чокнутый польский миллионер. Мы не получаем тройное жалованье… вообще-то поступившие к нам лишаются званий и, соответственно, теряют в деньгах. Солдатам и сержантам в увольнительных не дозволяется одеваться как офицерам и носить галстук. Из соображений секретности я не могу сообщить вам о моем отряде всего, что вам было бы неплохо знать для принятия решения. Но скажу главное: в основном мы работаем за линией фронта, это не то чтобы неудобно, но очень, очень утомительно. Большую часть времени мы выжидаем и скрываемся, часто приходится быстро отступать. В нашем деле требуется много терпения, а еще нужны крепкие нервы. Конечно, мы рискуем, но уж это, думаю, никого здесь не пугает. Хочу, однако, чтобы вы понимали: если кого-то из нас ранят, ему придется плохо. Ни медиков, ни возможности быстро добраться до госпиталя у нас нет. Я знавал очень храбрых людей, которые никогда не теряли духа в обычном бою и все же не вынесли напряжения, которого требуют наши операции. Никого не могу обвинить, если такая жизнь ему не по нутру. Но прошу, чтобы те, кто понял, что служба у нас ему не подходит, себя не насиловали. Те, кто хочет отозвать свою заявку, прошу выйти из строя!
Поначалу никто не шелохнулся. Я немного надавил – два-три человека, преодолев смущение, вышли из строя, за ними последовали еще три десятка усомнившихся.
Завершив предварительный отсев, я сообщил оставшимся девяноста с чем-то кандидатам, что люди, которых я отберу, сначала проходят подготовку, затем проверяются в деле на боевом выходе и только потом становятся полноправными членами PPA. В этот период, да и позже, каждый может быть уволен в любой момент, если я сочту это нужным, «и тут ничего зазорного». И наоборот, всех, кто по каким-то причинам сам захочет покинуть PPA, отпустят при первой же возможности.
Затем, сидя за столом в палатке, я провел собеседования лично с каждым кандидатом. Записав имя, прежние места службы, данные о навыках вождения и обращения с оружием, я откладывал блокнот и переходил к разговору. Дав человеку время освоиться, поскольку поначалу даже лучшие кандидаты и те, кто больше всех рвался к нам, часто волновались и с трудом связывали слова, я спрашивал:
– Почему вы хотите у нас служить?
Все ответы можно было разделить на четыре типа. Многие не находили нужных слов и выдавали что-то вроде: «Это мой шанс продолжить службу», «Не люблю сидеть сложа руки, пока другие дерутся», «Я ничего толком не умею, но хотел бы попробовать себя в чем-то трудном». Такие ответы мне нравились больше всего.
Некоторые давали высокопарные и заискивающие ответы, после которых я сразу обрывал беседу: «Душа моя просит истинных приключений», «Ненавижу немцев!», «Почту за великую честь служить под началом такого выдающегося командира, как вы, сэр».
Кто-то сурово огрызался: «Меня все достало в этом учебном лагере». Слабоватая причина, на мой вкус, но вот Ронни Коукс, тридцатилетний водитель из войск связи и один из лучших моих новобранцев, ответил именно так. В его словах звучала такая ярость и он сопроводил их столь витиеватой бранью, что я тут же его принял и впоследствии ни разу не жалел о своем решении.
Наконец, получал я и откровенно странные ответы: «Потому что я не поладил с гвардейскими офицерами в подразделении коммандос», «Хочу выучить итальянский», «Мой дед был адмиралом». Таких я тоже обычно сразу же разворачивал, хотя парня, затаившего злобу на гвардейцев, все-таки взял. Он оказался вполне толковым.
На этом заканчивалась предварительная часть, и, если кандидат казался достойным, мы переходили к основной программе. Я рассказывал о какой-нибудь из наших операций или о какой-нибудь неудаче вроде встречи с немецким конным патрулем под Альбероной, показывал карты, описывал проблемы с перемещением и снабжением. Я говорил, ожидая комментариев и вопросов: исходя из реакции собеседника, я составлял представление о его личности. Если реакция отсутствовала, разговор заканчивался: человек без воображения точно не будет нам полезен, какими бы достоинствами он ни обладал. Мне нравились эти собеседования: они требовали особой гибкости ума, поскольку я не мог уделить каждому кандидату много времени. Примерно с половиной отобранных людей я не ошибся, а вот сколько подходящих кандидатов в спешке отсеял, сказать невозможно.