ергнуть артиллерийскому обстрелу. В какой-то момент Рив-Уокер даже рисковал загреметь под арест, однако в итоге убедил полковника в своей правоте и вернулся в город с бронепатрулем гвардейцев.
С 12‐м уланским полком на левом фланге у нас сложились гораздо более дружеские отношения. Они понимали, что наши превосходные мобильность, знание противника и способность действовать малыми группами по собственной инициативе и без руководства офицеров дают нам преимущество перед теми линейными методами ведения войны, которых волей-неволей приходилось придерживаться им самим. Поэтому они помогали нам чем могли: удерживали занятые нами территории и позволяли нам преследовать противника, как мы сочтем нужным. Среди офицеров регулярной кавалерии и йоменских полков я часто встречал дух, подобный нашему, и с их великодушного позволения набрал многих отличных новобранцев среди их низших чинов. За годы войны мы в разное время сотрудничали с королевскими гвардейскими драгунами, 12‐м уланским, 27‐м уланским и Дербиширским йоменским полками. Их офицеры разбирались в военном деле, всей душой радели о своих людях и неизменно с честью выходили из нестандартных ситуаций. Огромная пропасть пролегла между их высочайшим профессионализмом и инфантильностью столь многих бравых гвардейских офицеров, которые хотя и вышли из того же класса, но умели только храбро погибать и больше ничего.
Во время операций нам часто приходилось рассредотачиваться. Редкий день проходил без боевых столкновений, о которых я знал лишь из полученных по радио донесений. Когда мы собирались вместе, то, как и любые солдаты, обсуждали смешные случаи, женщин, еду и выпивку. О боях мы говорили крайне редко. Так что я почти не знал или знал лишь из вторых рук о многих победах, одержанных моими бойцами. Капрал Оуэн из отряда Боба Юнни оставил воспоминания о некоторых эпизодах своего боевого пути (еще не изданные). Приведу небольшой отрывок. В нем описывается случай, произошедший, когда отряд «B» освобождал дорогу из Гуальдо-Тадино на север, в Скеджу, пока все остальные расчищали тоннель:
«Около четырех пришел какой-то гражданский с сообщением, что немцы ушли из Скеджи. Я усомнился в его словах, и Шкипер (Боб Юнни) тоже.
– Ну что, надо съездить и проверить, берем только одну машину, – сказал он.
С той самой секунды, как мы сели в джип (Шкипер за руль, я за пулеметы, Джино с томмиганом между нами), я знал, что мы едем в ловушку. Я был уверен, как ни в чем и никогда в жизни, что мы попадем в засаду. Мы проехали Угол PPA (поворот дороги, где отряд “B” во время прежних разведывательных выходов попадал под плотный минометный огонь)… Впервые нас не накрыли минометные залпы. И тут внезапно для меня все, кроме джипа, в котором мы ехали, застыло. Весь мой мир свелся к долине, которая простиралась перед нами, извилистой дороге, ведущей к поджидавшим нас немцам, машине и двум моим спутникам. Не доносилось ни звука, ничего не двигалось, даже воздух замер.
Я забыл о товарищах в отряде и о родных дома. Моя жизнь как будто только началась в тот момент, когда мы проехали Угол. Как долго она продлится, зависело от того, насколько я сосредоточусь на пулемете и на вон том белом домике (здании, в котором мы раньше обнаружили немецкое пулеметное гнездо). И в голове стучало: домик – домик – домик. Мой пулемет 50‐го калибра взведен и нацелен на вражескую позицию. Я подался вперед, почти прижавшись носом к гашетке. Бросил взгляд на Шкипера и сказал ему:
– Они нас ждут, Шкипер. Они там, сидят и ждут.
– Не думаю, – ответил он, но по его тону я понял, что он знает это не хуже моего. Какой человек!
Я надеялся, что первые вражеские очереди пройдут мимо. Вот стога, вот кладбище, вот белый домик. Всё ближе и ближе. Дома слева перекрыли нам обзор. Мы остановились.
– Вроде едем спокойно, – сказал Джино и пошутил, что тревожиться не о чем: кладбище рядом.
Мы медленно-медленно тронулись. За насыпью справа скрылись стога, а кладбище – за подъемом прямо по курсу. Шкипер сказал:
– Остановимся тут.
В этом месте мы были заслонены от стогов и кладбища, но белый дом – теперь обращенный к нам торцом – маячил слева метрах в ста с небольшим. На нас смотрело одно окно – открытое окно наверху.
Я спрыгнул на землю и навел пулемет на дом. Моя правая нога даже не успела коснуться земли, как кошмарное безмолвие нарушил рокот “шпандау” (британское название для немецкого ручного пулемета). Казалось, будто что-то дернуло меня за волосы и завязло в насыпи за моей спиной. Я инстинктивно пригнулся и одновременно открыл огонь из пулемета. Теперь я чувствовал себя на своем месте, я вернулся на землю и от души поливал здание свинцом, не забывая и о кустах вокруг, а Шкипер тем временем тихонько двинул джип задним ходом. Я шагал рядом, продолжая стрелять, а Джино палил из своего автомата. В доме что-то задымилось, и Шкипер крикнул:
– Бен, залезай!
Я запрыгнул в машину, не прекращая одной рукой вести огонь. Пока Боб сдавал задом, я левой рукой держался за сиденье, а правой стрелял из пулемета под прямым углом к джипу.
Боб повернул направо – прямо к воротам, так что дом оказался передо мной. Я быстро навел пулемет и нажал на спусковой крючок – вспышки запрыгали по стенам… Едва мы двинулись вперед, с красных крыш кладбища по нам ударил еще один пулемет. Я как раз успел ответить ему с заднего станка (у джипа спереди установлен пулемет 50‐го калибра, а сзади – 30‐го), пока нас не скрыли дома у дороги.
– Бей из заднего, Бен! – крикнул Шкипер.
Я молча ждал, пока дом, стога и кладбище вновь окажутся на виду. Они появились одновременно со взрывами: перед нами начали падать мины… Разрывы я смутно слышал, как будто со всех сторон, но был слишком занят и не смотрел, где же падают мины. Мы мчались по дороге к Углу PPA… И перевели дух, только добравшись до Вилла-Колли-де-Канале… Тут нас поджидал наш патруль… Мы отправились на поиски человека, который сообщил, что немцы ушли из Скеджи, но, как и ожидалось, он исчез. Очередному фашисту почти удалось нас обставить… И только когда я сидел и разговаривал с Попски и лейтенантом Рив-Уокером, я понял, что тогда мы были на волосок от смерти».
Таковы были наши будни. Бойцам они нравились. Несколько дней спустя Оуэн написал: «…я оставался пулеметчиком Шкипера, и это было прекрасно. Те дни, когда я был стрелком у Боба Юнни, я вспоминаю как самое интересное время за всю войну».
Наша жизнь оставалась сносной, поскольку с врагом мы контактировали мимолетно и всегда имели возможность, воспользовавшись гостеприимством крестьян, провести время в комфорте и относительной безопасности. Так снималось напряжение, и, хотя три месяца подряд над моими бойцами каждый день нависала та или иная угроза, заметных признаков утомления никто не выказывал. Успешный солдат быстро забывает неприятный опыт, а если нет, то это не успешный солдат: он быстро окажется в госпитале под наблюдением психиатра. Храбрые люди испытывают страх – лишь идиоты ничего не боятся, – но они забывают о нем, забывают раз за разом.
Вырвавшись из административной рутины, Жан Канери на несколько недель принял командование PPA, когда я угодил в госпиталь. Он привнес свежие идеи, гонял свой патруль на сумасшедшей скорости и расширил до небывалых пределов территорию, охваченную нашей деятельностью. По счастливой случайности он не получил ни одного ранения.
Мы продолжали наши игры, пока немцы не отступили за хорошо укрепленную линию, протянувшуюся от Пезаро на адриатическом побережье до Пизы на средиземноморском (мы называли ее Готской линией); тогда мы отошли в тыл и направились в замок под Перуджей, куда Канери перенес нашу базу. Там мы задержались на несколько дней, чтобы отремонтировать машины и пополнить запасы.
Я полагал, что 8-я армия скоро прорвет Готскую линию, и хотел укомплектовать наши отряды новыми джипами, чтобы подготовиться к финальной погоне за врагом через долину По к Альпам. После этого, думал я, мы отправимся на новый театр военных действий. Я уже разослал письма своим друзьям среди штабных офицеров, которые занимались планированием, с просьбой включить PPA в состав сил, подлежащих переброске на Дальний Восток.
Кертис служил сержантом в моем штабном отряде с того самого дня, как я забрал его из отряда Боба Юнни, заметив у него признаки военного утомления. Он очень быстро восстановился и теперь работал без устали. Его задача заключалась в обслуживании других патрулей: обеспечении ремонта и замены джипов и радиостанций, снабжении боеприпасами и бензином, при этом он еще и участвовал в наших собственных боевых выходах. В те дни он был самым занятым человеком во всем подразделении и больше других находился на переднем краю. При расчистке брода он наступил на мину, и ему оторвало ступню; через несколько дней он умер в госпитале. Обычный тихий человек, он обладал неистребимым жизнелюбием и удивительным талантом смешно рассказывать о тех случаях, когда чудом удавалось уцелеть. Никто так и не смог полноценно заменить Кертиса, одного из столпов PPA.
Сэму Тейлору не нравилось быть моим стрелком, хотя он меня вполне устраивал и я на него полагался. Возможно, он чувствовал себя неловко, поскольку занял место Кэмерона, с которым меня связывала крепкая дружба. Впрочем, более вероятно, что Тейлор просто недолюбливал меня и хотел вернуться к друзьям в свой патруль. Я назначил его сержантом в отряд «R», когда Сандерс покинул нас и отправился домой в Новую Зеландию. А моим пулеметчиком стал новобранец по имени Чарльз Барроуз, мясник из Плимута, простой и немного застенчивый паренек двадцати трех лет. Юнни от него отказался, но я разглядел в нем признаки большой отваги и решил дать ему шанс. Тем самым я оказал услугу самому себе, потому что через пару месяцев он вытащил меня из такой переделки, где, если бы не его стойкость, пропали бы и я, и еще тридцать человек.
Примерно в то же время нас покинул Рив-Уокер, и вместо него командовать отрядом «S» я поставил Джона Кэмпбелла.
Сержант Бьютимен в соответствии с системой «Питон» получил возможность вернуться домой. Сначала он хотел уступить свою очередь другому, а потом передумал и попросил его отпустить. Он не был дома больше пяти лет, но меня все же удивило его желание уехать, потому что я полностью оборвал прежние связи и другой жизни, кроме армии, у меня не было. Что ж, мы заранее были готовы заменить любого, кто нас покинет. Брукс принял командование над связистами, и с тяжелым сердцем я отпустил Бьютимена. Он вернулся домой, женился на девушке, которую знал всю жизнь, послужил в Англии, заскучал и через полгода выхлопотал себе возвращение в PPA.