ляд, когда они прощались на ночь в полутёмном коридоре, как внутри всё сладко замирало. Хотя ничего такого не произошло. Он просто смотрел, правда, смотрел так, что казалось — сейчас всё произойдет. Но в последнюю секунду Дина струсила или, может, разнервничалась… неважно. В общем, к такому моменту она оказалась ещё не готова и поспешно сбежала к себе. Потом полночи об этом думала…
А сегодня Эрик не пришёл ни на завтрак, ни на обед. Зато Корбут с Катей постоянно переглядывались, улыбались и разговаривали по-особенному. Никаких лишний откровений они, конечно же, себе не позволяли, наоборот даже, но вокруг них так и витал романтический флёр, отчего Дина ощущала себя за столом третьей лишней.
А потом Катя сказала Корбуту, что Эрика нет, потому что он с матерью уехал в город, будет только к ужину.
И от этого Дине стало вдруг неприятно. Не от того, что уехал — это-то как раз понятно. А от того, что не сказал ей. То есть даже не так — Кате сказал, а ей не сказал. Катю предупредил, а её — не счёл нужным.
Дина никогда не терзалась такими вещами, никогда не пыталась разгадать подтекст чужих слов или поступков, как, например, та же Лиза, которая вечно надоедала: «Корбут сегодня со всеми поздоровался, кроме меня. Что это может значить? Он меня не заметил или специально проигнорировал, потому что я вчера гуляла с другим?». Каждый его взгляд, каждое слово и поступок Лиза вечно подвергала подробному разбору и анализу, а Дине это всегда казалось ерундой на грани бреда. И вот поди ж ты — сама сидела и ломала голову. Почему Кате сказал, а ей нет? Она ему не так важна, как Катя? Или просто забыл? Но даже если и забыл — это тоже обидно. Кате ведь не забыл…
А напоследок Катя и вовсе её добила, как бы между прочим сообщив, что Эрик познакомил её со своей мамой.
Дина в ответ смогла лишь выдавить кислую улыбку. Не то чтобы она стремилась познакомиться с мамой Эрика — с родителями всегда неловко, но сам факт уязвил. Как будто её отодвинули на задний план.
И вроде всё это такая мелочь, но весь день оно свербело, царапало, как камешек в туфле.
Позже Эрик всё-таки познакомил её со своей матерью. Тем же вечером. Но уж лучше бы, наверное, и не знакомил, чем так…
Они случайно столкнулись в холле. Дина решила прогуляться, а они как раз вернулись из города. Оба остановились в некотором замешательстве, но потом он сказал:
— Мама, это Дина. Моя… одноклассница.
Дина вежливо улыбнулась его матери, не зная, что сказать. Затем пробормотала:
— Извините, мне нужно идти.
— Да, конечно, — ответил Эрик чуть ли не с облегчением.
И вроде ничего такого, а снова стало неприятно. Ещё один камешек…
Но на следующий день было уже не до этого. К пансиону с раннего утра съезжались гости, и к обеду школьная стоянка напоминала паноптикум дорогих и редких автомобилей.
Хоть мама и заверила её, что приедет всенепременно, Дина не удержалась и позвонила ей. Несколько раз. Мать ответила, когда Дина уже не знала, что и думать.
— Ой, детка, я еле живая… — простонала мать в трубку. — У Барских вчера открытие ресторана было, отмечали… сама понимаешь… домой только к утру вернулась… боже, я труп…
Дина молча слушала стенания матери, чувствуя, как в груди разрастается холодный ком.
— Так ты не приедешь? — глухо спросила она.
— Да нет, приеду, — вяло пробормотала мать, — я же обещала… сейчас вот только приму душ, кофе выпью и возьму такси.
— Но концерт начинается через три часа.
— Я постараюсь побыстрее. Ну ладно, детка, до встречи!
Дина выдохнула. Мать к началу вряд ли, конечно, успеет, но лишь бы вообще приехала.
В большой актовый зал, украшенный композициями из цветов и шаров, потихоньку стекались педагоги, ученики, родители. Все нарядные, радостные. Мать Эрика заняла место с краю, у самого входа. И до последнего он был рядом с ней. А Дина до последнего гипнотизировала вход.
Когда до концерта осталось всего несколько минут, Дина выскочила из зала в коридор. На пороге Эрик придержал её за локоть:
— Ты куда?
— Я сейчас вернусь. Мне позвонить надо.
В зале и правда было слишком шумно.
Она отошла подальше, чтобы гвалт не мешал, остановилась в паре метров от лестницы, набрала мать, но услышала механический голос автоответчика «Абонент недоступен…».
В отчаянии Дина раз за разом нажимала вызов, понимала, что это бессмысленно, но всё равно не могла остановиться.
Со стороны лестницы донёсся женский голос. Дина с расстройства не сразу сообразила, что это директриса. Нонна Александровна поднималась по лестнице и с кем-то говорила по телефону:
— … ты мог бы приехать… мне хотелось, чтобы ты приехал… Как зачем? Повидаться! Хотя бы повидаться… Я ничего не усложняю… Ну всё, хватит, я достаточно тебя слушала, больше не хочу…
В этот момент Нонна Александровна вывернула с лестницы в коридор, увидела Дину и вздрогнула. Тут же нажала отбой и убрала телефон.
Дина заметила, что директриса явно смутилась, хоть и быстро взяла себя в руки, но она была настолько подавлена, что эта мысль, промелькнув, тут же исчезла.
— Почему не в зале? — спросила Нонна Александровна, пытливо вглядываясь в её лицо. Видимо, желая угадать, что та поняла из случайно подслушанного разговора.
— Я сейчас, — ответила Дина.
Цепляться к ней директриса не стала, процокола по пустому коридору и скрылась за дверью актового зала. А Дина вновь принялась названивать матери, чувствуя, как внутри зреет истерика. Она даже не слышала, как сзади к ней подошёл Эрик, пока он не окликнул её.
— Дин, всё нормально?
Она сглотнула ком, сморгнула подступающие слёзы. Обернулась к нему и кивнула. Даже удалось вымучить слабую улыбку.
— Ну, идём тогда? Уже началось…
Дина снова кивнула, убрала телефон и вернулась вместе с Эриком в зал.
44
Директриса уже произносила торжественную речь, когда они с Эриком вошли в зал. Речь Нонны Александровны слушали все очень внимательно в полной тишине. Поблизости свободных мест не было, а пробираться в центр, толкаться, протискиваться они не решились, и оба остались стоять, подпирая стену, неподалёку от входа.
Эрик наклонился к её уху и негромко спросил:
— Что случилось?
Отвечать не хотелось, да и неуместным казалось здесь и сейчас жаловаться на мать, но он не отставал:
— Я же вижу, ты с утра сама не своя. Скажи, ну?
— Мама не приехала.
— Может, опаздывает?
Дина пожала плечами. Ну вот зачем он спросил? Она и так еле держалась. Сейчас совсем расклеится, а им ещё выступать…
— Ты ей звонила?
Она кивнула, затем, помолчав, добавила зачем-то:
— Недоступна она.
— Да за городом связь гуляет, может, просто не ловило. Или телефон разрядился. Всяко бывает. Ты не волнуйся, Дин. Уверен, всё с твоей мамой хорошо. Плохие вести всегда доходят быстро. В смысле, если бы с ней что-то случилось, то тебе бы сообщили…
Дина кивнула, чтобы не развивать эту тему, но постоянно чувствовала его обеспокоенный взгляд.
После вступительной речи Нонны Александровны слово брали и другие, даже какой-то иностранный господин на ломаном русском пожелал всем успеха и процветания — их Дина почти не слушала, то и дело украдкой поглядывая на телефон в надежде, что вдруг всплывёт эсэмэска "абонент снова в сети".
Затем на сцену вышли Корбут и Лиза, и только тут Дина поняла, что торжественная часть закончилась и сейчас будет концерт. Она даже попыталась их слушать, подмечая про себя, что оба выглядели очень хорошо. Иным ведущим с тв могли дать сто очков вперёд.
Корбут уложил свой вечный хаос на голове, и ему — надо же! — шло. И костюм на нём сидел отменно. Ну а у Лизы со вкусом никогда проблем не было, и сейчас она просто блистала.
Дина нашла в зале её родителей — были оба и смотрели на дочь с нескрываемым восхищением и гордостью. Получается, они из-за границы приехали, чтобы повидаться, а её мать не осилила и несчастную сотню километров… К горлу вновь подкатил ком.
Вскоре к ним подошёл Валентин Владимирович и препроводил их за кулисы. Кроме них тут уже толпились выступающие из разных классов, готовясь к своему выходу.
Эрик, немного постояв с ней рядом, отправился переодеваться в гримёрку, где они оставили наряд «беспризорника».
Чужие номера Дина смотрела безучастно, просто ожидая, когда подойдёт их очередь. От расстройства она даже не волновалась, разве что совсем чуть-чуть. Порядок выступлений здесь всегда был одинаковый: первыми — сами маленькие и по возрастающей, последними — одиннадцатый класс.
Восьмиклассники тоже пели, но пели хором, почти всем классом исполняли «Гаудеамус». Потом с танцами вышел на сцену девятый класс, и Дина забеспокоилась — Эрик всё ещё не вернулся. В конце концов, она сама наведалась в гримёрку.
— Нам уже скоро… — начала она и замолкла на полуслове, глядя на Эрика.
Он повернулся к ней, раскинув руки в стороны, мол, полюбуйся. Белые штаны и льняная рубаха, которые Дина сама подбирала для костюма, оказались варварски изрезаны. Особенно рубаха — та вообще в лоскуты. Только шляпа куратора осталась нетронутой.
— Кажется, я догадываюсь, кто тут похозяйничал, — нахмурилась Дина. — Ну я ей устрою…
— Да забей. Обойдемся без переодеваний, да? — предложил Эрик.
— Ну уж нет! Зря мы, что ли, старались, придумывали, готовились? — вознегодовала Дина. — Знаешь, что? А пусть будет так. Штаны вполне себе подойдут и драные.
— Да ты что? Смотри, тут полштанины болтается на нитке…
— Так оторви её и вторую штанину отрежь так же, по колено. А рубаху вообще сними. Ты же беспризорник, откуда у тебя хорошая одежда? — рассуждала с полуулыбкой Дина.
— Что, только штаны и шляпа? — с лёгким недоумением спросил он. — Вот так и выходить на сцену? Ты серьёзно?
— Да. Только штаны и шляпа. Да ты никак стесняешься? — улыбка её стала насмешливой.
— Пфф. Замёрзнуть просто не хочется… — Он рывком стянул с себя искромсанную рубашку и отшвырнул её в сторону.