— Я вижу, что урок уже начался, а вы почему-то до сих пор не в классе, — сурово изрекла директриса. — Устраиваете непонятные разборки, что, как вам известно, строго запрещено.
Все четверо потупили взор и больше не пытались оправдаться.
— Значит так. Амалия Викторовна просила выделить ей нескольких человек помочь в библиотеке, — продолжила директриса. — После занятий вы вчетвером поступаете в полное распоряжение библиотекаря. Ясно? Я потом спрошу. А теперь идите на урок.
Едва они отошли, директриса повернулась к Эрику и грозно сказала:
— Послушай меня.
Эрик снова нацепил на себя скучающее выражение и, сунув руки в карманы джинсов, привалился спиной к стене.
— Слушаю.
Выдержав паузу, директриса, сверля его злым взглядом, процедила:
— Мне вот интересно, чего ты добиваешься? Действительно отправиться в колонию?
— Да ничего такого я не делал.
Она сложила губы в узкую полоску, тонкие ноздри раздулись.
— Да ты даже сейчас ведёшь себя вызывающе. Мне сказали, что там тебя подставили. Допустим, это так. Но вот ты здесь… И не успел приехать — сразу конфликт. Может, ты привык к такой манере общения, но у нас подобные выходки не пройдут. Здесь тебе не базар, так что, будь добр, веди себя достойно. Свои дворовые замашки оставь в прошлом. Потому что дрязги, ругань или, не дай бог, драки я здесь не потерплю. Ты меня понял?
Эрик еле дослушал её шипящую речь. Поделом ей прилепили кличку Чума. Прямо в яблочко. Чума она и есть.
Очень тянуло вспылить, огрызнуться, но в одном он был уверен на все сто — эта мегера не шутила и за грубость выгнала бы его в два счёта. Может, и не велика беда, но он ведь матери обещал…
Поэтому он молча выслушал и даже кивнул в конце: понял, понял. Только она, похоже, не очень-то поверила. Глядя на него всё с тем же недобрым прищуром, она вручила Эрику обе папки.
— Сейчас вы оба идёте в медицинский кабинет в левом крыле на первом этаже. Папки с вашими делами отдадите медсестре.
Эрик взял папки и обратился девчонке, которая так и стояла у кабинета директора безмолвно и неподвижно, словно прилипла к стене.
— Идём?
Она вскинула на него изумлённые глаза, круглые, тёмно-карие. Глаза перепуганного оленёнка. Смутилась, порозовела, но отделилась от стены и шагнула к нему, а затем послушно засеменила рядом.
— И повторюсь: ещё раз внимательно прочтите правила во избежание… — вдогонку им наказала директриса.
Эрик хоть и успел обойти часть здания с утра, но ещё здесь не освоился, а девчонка и вовсе двигалась как в полуобморочном состоянии, так что пришлось им поплутать. И спросить не у кого — все сидели на занятиях. И таблички были почему-то не на всех дверях.
— Не школа, а лабиринт минотавра, — покачал головой Эрик, когда пройдя очередной коридор, они упёрлись в глухую стену. — Пошли обратно. Кстати, я — Эрик. А ты… — Он посмотрел карточку в одной из папок, что вручила ему директриса, и произнёс: — А ты — Казанцева Екатерина Георгиевна.
— Лучше просто Катя, — впервые при нём подала голос девчонка.
— А ты думала, я тебя собрался Екатериной Георгиевной звать? — усмехнулся он и заметил, как она тут же вспыхнула, потупив взор. И уже мягче добавил: — Ладно, идём, просто Катя.
Заглянув в несколько кабинетов наугад, они нарвались на сердитого старика. Хотя в старики Эрик записал его, пожалуй, преждевременно. Седая борода обманула. Но когда тот, нервно вскочив со своего места, выглянул в коридор, стало понятно, что бородачу не больше сорока пяти.
— Что это ещё за новости? Почему вы бродите во время занятий? Мешаете другим… А вы вообще кто? Как вы тут оказались? — с подозрением посмотрел он на них.
— Нас директор отправила в медпункт, — поспешила оправдаться Катя.
— Так и ступайте в медпункт! Зачем сюда сунулись? Стойте-ка, вы новенькие, так? — недовольный взгляд сразу стал заинтересованным. — Заблудились? Подождите секунду.
Он вернулся в класс, где сидело от силы учеников десять, велел им читать какой-то текст и снова вышел в коридор.
— Я провожу.
— Спасибо, — поблагодарила его девчонка.
— Я — Карл Иванович Диксон. Преподаю немецкий язык. А вы у нас откуда? Каким чудесным ветром вас занесло в нашу школу? Может, у вас есть могущественные родственники? — хохотнул бородач.
Эрик никак не отреагировал на его шутливое предположение, а девчонка вежливо улыбнулась.
— Вы, кажется, Катя, если память меня не подводит?
— Да, Катя Казанцева. Я… сама не знаю, как так получилось. Просто к нам в прошлом месяце приехал мужчина…
— К нам — это куда? — уточнил любопытный учитель немецкого.
— Это в детский дом. В Подмосковье.
— Ясненько, а что дальше?
— Ну, он всякие вопросы задавал. Несколько тестов провел. Документы смотрел. Про форум расспрашивали… ну, я в позапрошлом году участвовала в научном форуме для школьников. А потом предложил перевестись в частную школу-пансион. То есть сюда.
— Ах, да-да, помню-помню. Нонна Александровна говорила про форум. А она, кстати, не приезжала к вам в детский дом?
Девчонка покачала головой:
— Нет.
— А как мужчина выглядел?
Она пожала плечами.
— Обыкновенный.
— А вы, молодой человек, откуда к нам? Издалека?
— Издалека, — не глядя на Карла Ивановича, буркнул Эрик.
— Вы, наверное, тоже отличник, активист? — не унимался Диксон, хоть и едва не упал, спускаясь по лестнице, увлекшись расспросом.
— Ещё какой.
Бородач его почему-то раздражал. Наверное, потому что мать просила не распространяться насчёт того, как его взяли в «Аквилу». А этот дотошный Карл, как назло, прицепился.
— Но вообще, странно всё это… — рассуждал бородач. — До вас ни разу никого не брали сюда просто так. Ещё и бесплатно. Хотя Нонну Александровну, знаю, просили. И не только просили. Угрожали даже. Но она у нас кремень, твёрдо стояла на своём: Аквила — для избранных. Лучших из лучших. И тут вдруг вы… Не поймите неправильно, не хочу никого обидеть, но всё-таки это странно…
Эрик увидел впереди табличку на двери «Медицинский кабинет» и прибавил шагу.
12
В медкабинете долго мурыжить их не стали. Пролистали дело, посмотрели сведения о прививках и записи врачей с недавнего медосмотра, ещё раз проверили, нет ли педикулёза и кожных высыпаний. И отправили обоих вливаться в коллектив.
Эрик хотел оттянуть этот момент, выйти во двор подышать, походить — там было где разгуляться. Но в коридоре их поджидал мужчина лет тридцати. Высокий, подтянутый, с копной тёмных волос и с опрятной, стильной небритостью, которая до полноправной бородки пока не дотягивала. Скорее, five o'clock shadow*.
Мужчина явно был щёголь. Туфли, костюм, рубашка, галстук — всё в его облике говорило, что он тщательно следит за модой и за собой. Эрик в своей растянутой чёрной майке, джинсах и стоптанных конверсах рядом с ним выглядел беспризорником.
— Вас-то я и жду, — шагнул к ним щёголь. Вынул из кармана руку, подал Эрику. — Валентин Владимирович, куратор одиннадцатого класса. То есть и ваш теперь.
Девчонке же он и вовсе подмигнул и с усмешкой добавил:
— Типа классрук, только здесь мы именуемся кураторы, так-то. Ну и по совместительству, преподаватель истории. Ну, идёмте в класс. Будем знакомиться. Извините, что задержался, сразу вас не встретил. Уроки были с утра, но вы, я гляжу, и сами сориентировались, молодцы. Кстати, что там с формой? Вам ещё не выдали?
Он небрежно оглядел их с головы до ног, но от упреков удержался.
— Завтра, сказали, выдадут, — ответила Катя.
— Ну, думаю, один день ваш кэжуал лук общественность вытерпит.
Куратор повёл их в сторону центральной лестницы. Шагал он бодро и уверенно и вообще был весел. На типичного классного руководителя, пусть здесь они и зовутся кураторами, не походил даже отдалённо.
У дверей одного из кабинетов на втором этаже он приостановился, обернулся к ним. Катя, которая торопливо семенила следом, едва не вписалась в его грудь.
— Ну что, готовы нырнуть в бассейн с акулами? — хмыкнув, спросил он.
Катя взглянула на него перепуганно.
— Я утрирую, конечно, но мой тебе совет… — Щёголь оглядел её с плохо скрываемой жалостью, даже брови свёл домиком. — Слушай, ты постарайся держаться как-то поувереннее, что ли. Возможно, вас кое-кто там примет в штыки. Ну, сами понимаете, издержки мажорного детства. Но есть и нормальные ребята, без фанаберии. Словом, будьте проще, увереннее в себе… ты, Катя, особенно. А ты, дружище, — он обратился к Эрику, — наоборот…
— Прикинуться застенчивым? — вскинул бровь Эрик.
Щёголь коротко рассмеялся.
— Ну, я реалист. Вообще-то я хотел сказать — дружелюбнее. А то у тебя такое выражение лица, как у Че Гевары. Нет, серьёзно. Постарайтесь подружиться с одноклассниками. Пусть сначала это будет не очень легко. Но… что-то пропустите мимо ушей на первых порах, что-то переведите в шутку. А там они к вам привыкнут, угомонятся, да и подружитесь… Вам ведь с ними вместе целый год не только учиться, но и жить. Но если вдруг что, если возникнет непонимание — я всегда готов прийти на помощь по первому зову. Только не замыкайтесь в себе. Ну и… не устраивайте мордобой, да, Катя?
Катя удивлённо открыла рот. Но Валентин Владимирович снова подмигнул ей, и она порозовела от смущения.
Затем распахнул дверь. Зашёл в класс первым и провозгласил:
— Комрадс! Встречаем ваших новых товарищей!
Эрик с Катей проследовали за ним и остановились в нерешительности.
— Что за кислые лица? Где ваше гостеприимство и дружелюбие? — взывал он к классу, который хранил гробовое молчание, прожигая взглядами непрошенных новичков.
И понятно почему. Это те самые девять человек, с которыми они уже успели немного пообщаться возле кабинета директора. Вон та стервозная блондинка, которая явно мнит себя королевой школы. Вот её подружки. Вот тот блондин, который вступился за стерву. Вся компания в сборе.
Неожиданно раздались громкие хлопки.