— Долгая. Но тогда я по большей части сплю. Ложусь в семь часов вечера и сплю до восьми-девяти часов следующего дня. И зимой сплю все больше и больше. Однажды я решил, что буду жить по-медвежьи. В последний месяц, скажем, с начала ноября, я обычно ем вдвое больше, а потом, в начале декабря, закладываюсь и до середины марта практически только сплю.
— Это вы серьезно?
— Вполне!
Мачаи встал и достал из кухонного шкафа большую бутыль вина с защелкивающейся пробкой.
— Вина выпьете?
Тоот отрицательно покачал головой и спросил:
— А как у вас с женщинами? Мне кажется, они вас не обходят стороной, о чем свидетельствуют многочисленные окурки со следами губной помады, — и Тоот показал на консервную банку, выполнявшую роль пепельницы.
Мачаи покраснел, но сразу же ответил:
— Куда там! Это из винозакупочного треста была одна особа по официальному делу. Когда же у меня появляется потребность в женщине — а это бывает теперь довольно-таки редко, — я не бегаю за местными бабенками, а выбираюсь в Будапешт и там «арендую» себе подходящую. Но, пожалуй, вскоре я покончу и с этой практикой — цены очень возросли.
— Каково ваше мнение о Шандоре Варге?
Мачаи сжал губы.
— Почему вы сейчас спрашиваете меня об этом?
— Потому что я веду расследование по делу о его исчезновении.
— Видите ли, у меня нет о нем никакого мнения. По той же причине, по какой нет у меня никакого мнения и о вас. Вы живете в другом мире, не как я. Варга тоже приезжал сюда, но наш разговор был весьма односторонним, потому что он рассказывал мне всякую всячину, которая меня не интересовала. А я так и вообще не знал, что ему сказать.
— А тогда чего ради он приходил к вам?
— Может быть, именно поэтому. Он понимал, что может рассказать мне все — никого из тех, о ком идет речь, я не знаю и никогда не встречусь с ними, а значит, и не передам дальше то, что услышал.
— И что же он рассказывал?
Мачаи пожал плечами.
— Вряд ли я сумею повторить. Ругал какого-то своего начальника, да и своих подчиненных тоже — так делает большинство людей. Жаловался на семью, — мол, сколько энергии они у него высасывают, хотя и жить без них он не может. В общем, нес всякую чепуху. Я даже сказал ему, что если ему что-то не по нутру, зачем-тогда он делает. А он мне в ответ: потому что больше любит пиво «Хейникен», чем «Кёбаняи». Я ему на это сказал: «Тогда вы идиот». И что же? В следующий раз он привез несколько банок «Хейникен». Мы распили их. Пиво было действительно хорошее. «И все же, — сказал я ему, — ради этого я и одного шага не сделаю». Он в ответ зло заметил: «От серости, от посредственности можно уйти только в двух направлениях: я стараюсь вверх, а ты — вниз. Твой путь, дружище, можешь мне поверить, легче. Даже если он и кажется более тяжелым. Погляди на себя. Ты живешь на таком уровне, как батрак в прошлом веке. Твою жизнь даже нельзя назвать жизнью».
— Ну и что же вы ему на это ответили?
— Я сказал ему, что плюю на его жизненный уровень. Я не собираюсь идти к нему и его не зову сюда. Какого черта он приходит? Он приутих и сказал: «Ты прав. Если бы я не был таким общительным человеком, я бы вел себя по-другому». Потом через несколько недель он снова пришел. Даже предложил мне выгоднее продать мое вино. Но я не принял его предложение. Зачем мне деньги? Они только бы внесли разлад в мой устоявшийся образ жизни.
— А если в том или ином году случается плохой урожай винограда?
— Меньше ем. А вернее, не меньше, а более дешевую пищу. Когда же бывает избыток вина, я что-то сохраняю про запас. Я ведь могу прожить и на тысячу двести…
Они помолчали несколько минут. Наверное, усилился ветер, потому что стало слышно, как шумит лес. Шуршали листья, трещали схлестывающиеся ветки. Затрещало что-то и на чердаке.
— Мрачное это место.
— Человек ко всему привыкает. — Мачаи зевнул.
Тоот встал.
— Спасибо за рубашку. Как-нибудь, когда снова буду в этих краях, верну вам ее. Но скажите только: неужели вас не интересует, что же случилось со мною в доме Варги?
— Да не очень.
Мачаи проводил Тоота до двери.
— Найдете дорогу к машине?
Тоот утвердительно кивнул. Когда он выбрался из виноградника, оглянулся. Мачаи все еще стоял в дверях. Широко расставив ноги и упираясь разведенными руками в притолоку двери, он напоминал старого паука, которому даже лень плести паутину.
6
Было уже около десяти часов вечера, когда Тоот добрался до Надькенде. Ветер безжалостно трепал поредевшую листву деревьев. Городок казался вымершим, как декорационное оформление какого-нибудь кинофильма спустя несколько педель после съемок. В окнах одноэтажных домов, по правую руку от него, то там, то здесь вспыхивали голубые огоньки телевизоров. Тоот довольно легко нашел указанный Фенешем адрес: инженер снимал квартиру в одном из домов микрорайона, расположенного на единственном холме в этой местности; это была вилла, построенная согласно вкусам, бытовавшим в начале века; квартира Фенеша находилась на втором этаже.
На звонок Тоота Фенеш так быстро открыл дверь, что у капитана даже закралось подозрение, не караулил ли он его. На Фенеше была малиновая рубашка с широкими рукавами, черные брюки и малинового же цвета полуботинки.
— Заходи, заходи, Денике, — весело обратился к Тооту Фенеш. — Скоро подгребут и девицы. Они сами — из Черкафюрде, работают там в гостинице. Ну, что ты мнешься?
— Надеюсь, имена этих девиц — не Иштван и не Янош?!
Элек захихикал.
— Ты все целишь в одну точку.
Они прошли в комнату; в расцветке ковров и обивке кресел преобладали коричневатые тона.
— Боже мой! Что с твоей шеей?! — воскликнул вдруг Фенеш.
Тоот рассказал ему, что произошло с ним в доме-давильне Варги.
— Как ты думаешь, что там искал этот человек?
— Понятия не имею. А ты помнишь ли хоть его?
— Нет.
— И не опознал бы, если бы вы встретились?
— Я и лица-то его не видел.
Фенеш сочувственно закивал головой.
— А этот Селеш — порядочный фрукт. Знаешь ли, сколько он зашибает в год? Я могу только предполагать.
— Зачем он приходил? Как ты думаешь?
— Зачем? Может, просто хотел посмотреть.
— А тот, другой, который ударил меня? Ведь не пришел же он туда полюбопытствовать, сколько Варга заготовил себе на зиму картошки?
Толстяк сокрушенно покачал головой и стал ногтем счищать еле заметное пятнышко со своей безупречно чистой рубашки.
— Трудные это вопросы, Денике. Тут, как мне кажется, моего мыслительного аппарата недостаточно… Кто знает, может, они искали там то же самое, что и ты.
Тоот на секунду бросил на него подозрительный взгляд, но уже в следующее мгновение заулыбался.
— Ты думаешь, что Варгу искали даже в шкафах и ящиках столов? Вряд ли его могли расчленить на такие куски. Хотя, может быть, так и есть?
— Мне об этом ничего не известно. Однако мне кажется, что с таким рвением ищут лишь две вещи…
— Ну, давай, давай, выкладывай!
— Либо очень важный документ, либо деньги.
Тоот кивнул головой. В этот момент позвонили. Фенеш вышел и почти тотчас же широким жестом пригласил в комнату двух хихикающих женщин.
— Мои милые дамы, разрешите представить вам моего друга, предпринимателя с одной достаточно известной стройки.
Одна из женщин, Кати, была высокой и очень худой, вторая — низкорослой, с большим бюстом, тонкой талией, широкими бедрами и неопределенного цвета волосами. Первая пыталась восполнить свою непомерную худобу жирным слоем краски на лице. В отличие от подруги, обладавшей хитрым взглядом, у нее были большие круглые подведенные глаза; они навевали мечты. Когда женщины сели, выяснилось, что Тооту предназначалась низкорослая, которую звали Ирмой; ему показалось, что она была уже слегка подшофе, потому что не произносила ни слова, только бросала на него долгие взгляды.
— В чем дело? — спросил Тоот, с трудом преодолевая раздражение.
— Я хотела бы заглянуть в твою душу, — певуче ответила Ирма. — Хочу знать, с кем имею дело.
Фенеш подошел к шкафу и достал из бара бутылку коньяка.
— «Хенесси»! — в один голос воскликнули женщины, потянувшись к бутылке.
— Это Дени принес коньяк, — сказал Фенеш. — У него на приемах за один вечер выпивается несколько таких бутылок.
Тоот вяло запротестовал, но почувствовал, что его авторитет в глазах обеих женщин сразу возрос.
Не прошло и получаса, как он с грустью вынужден был констатировать, что его почти недельный заработок стремительно исчезает в ненасытных утробах их дам.
Примерно через час настроение явно поднялось. Тоот попробовал «подкатиться» к Ирме, но напоролся на сопротивление. Нить разговора плели женщины, и чем дальше компания продвигалась в выпивке, тем более развязывались их языки. Разговор перешел на интимные подробности, касающиеся их сослуживцев. Фенеш слушал с доброжелательной улыбкой, иногда заполняя паузы сальным анекдотом, вызывавшим необузданный смех Кати и Ирмы. Женщины уже успели разок «поцапаться» по вопросу о курсе иностранной валюты в Венгрии; они не стеснялись в выражениях по отношению друг к дружке; дважды пускались в слезы — один раз от злости, второй — растрогавшись после примирения, в знак чего даже поцеловались. Тут же в один голос они начали ругать одну из своих подруг, которая, естественно, отсутствовала и которую они обе только что называли лучшей подругой.
К полуночи дорогого коньяка осталось уже совсем немного. Тоот почувствовал усталость. День стал казаться ему долгим и тяжелым. Он понимал, что если не направит разговор в нужное ему русло, то либо заснет, либо опьянеет. К счастью, беседа вдруг повернулась именно туда, куда ему было желательно.
— Слушай, эта Жужа, эта гусыня… — воинственно начала было Ирма.
— Которая? — вмешался в разговор Фенеш. — Та лупоглазая?
— Да нет, та пухляшка, к которой безнадежно клеился Шани. Я еще сказала тогда ему, что Жужа — ненасытная, — пропищала в ответ Кати.