В теории и на практике наибольшие сложности вызывает вопрос о правоспособности потерпевшего как субъекта примирения.
Согласно ч. 2 ст. 17 ГК РФ общая правоспособность лица возникает в момент его рождения и прекращается смертью. Гражданская дееспособность физического лица по общему правилу в полном объеме возникает по достижении восемнадцатилетнего возраста (ст. 21 ГК РФ). С совершеннолетием связывается способность лица являться полноценным участником практически всех общественных отношений, поэтому этот возраст и считается возрастом общегражданской дееспособности. Но гражданское право наделяет определенной мерой дееспособности и несовершеннолетних. Также поступает и российский уголовный закон в отношении субъекта преступления. При этом он не устанавливает минимальный возраст потерпевшего, что нельзя не признать справедливым и разумным.
Придание лицу статуса потерпевшего не должно зависеть от его возраста и дееспособности. Иное решение вопроса поставило бы под сомнение социальную значимость уголовного закона, призванного охранять личность от преступных посягательств, особенно в тех ситуациях, когда сам потерпевший не в состоянии защитить себя в силу физической или психической беспомощности.
Неспособность лица в ряде случаев самостоятельно реализовывать свои права в рамках уголовно-правовых отношений позволила некоторым авторам выдвинуть и обосновать точку зрения о необходимости достижения потерпевшим дееспособности как непременного условия примирения в рамках ст. 76 УК РФ.
В частности, Е. В. Давыдова, А. Г. Кибальник и И. Г. Соломоненко отмечают, что «признание в гражданском порядке несовершеннолетнего полностью дееспособным должно создавать его полную уголовно-правовую дееспособность»[315]. Включая категорию «дееспособность» в сферу материального права, авторы не дают сколько бы то значимого обоснования своему предложению. Более того, они не соотносят его с вменяемостью применительно к потерпевшему и преступнику.
Полагаем, что в уголовном праве потерпевший независимо от возраста может изъявлять свою волю. Однако с позиции процессуального закона он не имеет права самостоятельно осуществлять свои правомочия при проведении процедуры примирения. На стороне потерпевшего выступают законные представители, действующие от его имени.
Рассмотрим ситуацию, когда потерпевшим является несовершеннолетний. Поскольку примирение с преступником является достаточно сложной юридической процедурой, имеющей важное значение для дальнейшей судьбы несовершеннолетнего, УПК РФ в п. 2—3 ст. 45 закрепляет положение, согласно которому при совершении процессуальных действий должны обязательно присутствовать законные представители несовершеннолетнего или недееспособного потерпевшего. Думается, процедура примирения не является исключением, и она также требует участия законных представителей. При этом несовершеннолетние лица принимают решение о примирении самостоятельно, а их законные представители лишь следят за тем, чтобы несовершеннолетний понимал суть и последствия происходящего. Очевидно, что с позиции материального права эти представители не будут признаваться потерпевшими и, следовательно, участниками примирения. Их роль в медиационных отношениях можно, пожалуй, определить как посредничество.
Более сложным представляется вопрос об участии в примирении малолетних потерпевших. Н. Д. Сухарева по этому поводу пишет следующее: «Если в гражданском праве возможно осуществление прав посредством института представительства, то современное уголовное законодательство данного института не знает. Тем не менее, в рамках уголовного процесса законный представитель малолетнего или невменяемого потерпевшего может осуществлять его материальные права, а следовательно, быть субъектом примирения»[316].
Разрешение вопроса о допустимости участия малолетних потерпевших в примирении некоторые авторы предпочитают сводить к следующей схеме: решение принимает законный представитель (при этом если малолетнее лицо может самостоятельно и осознанно выразить свое отношение к этому вопросу, то его мнение должно учитываться). Существует два возможных варианта учета мнения малолетнего. Оба известны российскому семейному праву: 1) мнение ребенка устанавливается, но оно не является определяющим (при решении вопроса о том, с кем из проживающих раздельно родителей будет проживать ребенок, – ч. 3 ст. 65 СК РФ); 2) мнение ребенка является решающим по достижении им десятилетнего возраста (при передаче на воспитание в приемную семью – ч. 3 ст 154 СК РФ)[317].
Подобный подход видится нам неприемлемым по ряду обстоятельств.
Во-первых, вызывает возражение заимствование положений гражданского права для решения вопросов о примирении потерпевшего и преступника.
Во-вторых, неясно, что именно рассматривают авторы: процессуальный или материальный статус потерпевшего. С точки зрения уголовного процесса, мнению десятилетнего ребенка при примирении не следует придавать решающего значения. Поиск компромисса между потерпевшим и виновным сводится, как правило, к оценке финансовых и нравственных потерь. Очевидно, что ребенок десятилетнего возраста лишен способности в полной мере осознавать явления окружающего мира, обнаруживать их внутреннюю связь, оценивать, делать выбор между различными побуждениями.
Раскрывая собственное видение данной проблемы, подчеркнем, что в уголовном праве потерпевший независимо от возраста может выступать субъектом примирения[318], однако процессуальные права и обязанности потерпевшего как субъекта примирения будут осуществляться его законным представителем.
Данный подход применим и к случаям, когда потерпевшим выступает юридическое лицо. В соответствии со ст. 48 ГК РФ юридическим лицом является организация, которая имеет в собственности, хозяйственном ведении или оперативном управлении обособленное имущество и отвечает по своим обязательствам этим имуществом, может от своего имени приобретать или осуществлять имущественные и личные неимущественные права, нести обязанности, быть истцом или ответчиком в суде.
Статья 42 УПК РФ определяет, что потерпевшим может признаваться юридическое лицо в случае причинения вреда его имуществу и деловой репутации. Для осуществления процедуры примирения необходимо признание юридического лица потерпевшим и вынесение соответствующего постановления дознавателем, следователем, прокурором или судом. В официальном оформлении примирения участвует официальный представитель организации, что, однако, не препятствует признанию стороной примирения самого юридического лица.
Обращаясь к рассмотрению фигуры второго участника медиационных отношений, следует отметить, что уголовный закон в числе обязательных признаков субъекта преступления выделяет вменяемость физического лица и достижение им возраста уголовной ответственности.
Для придания лицу соответствующего уголовно-правового статуса необходимо, чтобы оно совершило деяние, содержащее признаки преступления (независимо от того, использовались ли им для совершения преступления силы природы, животных, технические механизмы или поведение невменяемых и малолетних лиц). Важно отметить, что субъектом примирения в рамках ст. 76 УК РФ могут выступать не только исполнители преступлений, но и другие соучастники.
Специфика отношений, направленных на возмещение причиненного потерпевшему вреда, позволяет некоторым исследователям при анализе медиационных отношений оперировать гражданско-правовыми категориями и связывать способность субъекта преступления участвовать в примирении не с достижением им возраста уголовной ответственности, а с достижением гражданской дееспособности.
В частности, Н. С. Шатихина отмечает: «В тех случаях, когда заглаживание вреда перед потерпевшим сводится к возмещению ущерба в денежной или иной материальной форме, в качестве основания примирения выступает гражданско-правовая сделка, поскольку его суть составляют действия физического или юридического лица, направленные на установление гражданских прав и обязанностей (ст. 153 ГК РФ). Соответственно, субъектом примирения не может быть несовершеннолетнее лицо, которое в силу ст. 26 ГК РФ не обладает полной гражданской дееспособностью»[319].
Эту точку зрения сложно признать состоятельной по ряду причин.
Во-первых, примирение с потерпевшим как медиационное отношение имеет уголовно-правовую природу, и его ни при каких условиях не следует отождествлять с гражданско-правовой сделкой по возмещению вреда.
Во-вторых, в силу уголовно-правовой природы медиационных отношений правовой статус их участников также должен базироваться на уголовном законе. Отсюда: субъектом примирения должно признаваться вменяемое, а не дееспособное лицо[320].
И, наконец, в-третьих, само по себе возмещение вреда не является основанием освобождения от уголовной ответственности. Уголовный закон РФ требует еще и закрепленного факта примирения сторон, в котором определяющей будет воля преступника и потерпевшего.
Сложности в теории и на практике вызывает вопрос о допустимости участия в процедуре примирения законных представителей лица, совершившего преступление.
Н. Д. Сухарева рассматривает эту проблему следующим образом: «В соответствии с положениями ст. 48 УПК РФ, в процедуре примирения могут принимать участие законные представители несовершеннолетнего подозреваемого и обвиняемого. Участие законных представителей несовершеннолетнего преступника в акте примирения желательно, поскольку несовершеннолетнее лицо, освобождаемое от уголовной ответственности, принимает на себя обязательства финансового характера в силу условий примирения»[321].
Думается, автор допускает некоторое смешение уголовно-правовых и процессуальных понятий, связанных с примирением. С точки зрения материального права участие законных представителей несовершенного преступника в процедуре примирения не имеет никакого значения. Сторонами примирения продолжают выступать преступник и потерпевший, а тот факт, что в процедуре примирения участвовал законный представитель виновного, не меняет уголовно-правового существа примирения.