На основании семантического анализа употребляемых в ст. 76 УК РФ терминов можно предположить, что определяющим условием освобождения от уголовной ответственности по ст. 76 УК РФ должно служить именно примирение с потерпевшим.
Являясь определенным консенсусом между потерпевшим и лицом, совершившим преступление, примирение может основываться на заглаживании физического, имущественного, морального вреда, причиненного физическому лицу, а также возмещении имущественного вреда и вреда деловой репутации, причиненного потерпевшему – юридическому лицу.
При этом важным требованием является законный характер возмещения. Данный признак предполагает, что потерпевший не вправе требовать от преступника выполнения действий, запрещенных российским законодательством.
В соответствии с гражданским законодательством основанием прекращения обязательственных отношений между потерпевшим и виновным по поводу заглаживания причиненного вреда могут выступать:
1) прекращение обязательственного отношения исполнением (ст. 408 ГК РФ). Дифференцируя способы возмещения вреда в зависимости от характера совершенного преступления, предлагаем условно выделять следующие модели возмещения:
– в случае причинения физического вреда потерпевшему сумма ущерба устанавливается самим потерпевшим, и нередко выплаты происходят в форме оплаты за лечение;
– приоритет в определении компенсации морального вреда принадлежит также потерпевшему, однако с целью недопущения с его стороны злоупотреблений государственные органы как участники медиационных отношений должны следить за тем, чтобы размер компенсации определялся в соответствии с правилами о возмещении морального вреда;
– имущественный вред в большинстве случаев возмещается в полном объеме, но нередко предполагает отступное;
2) прекращение отношений отступным (ст. 409 ГК РФ). Следует заметить, что данное основание ставит под сомнение требование о необходимости возмещать причиненный ущерб в полном объеме;
3) прощение долга (ст. 415 ГК РФ). Прекращение обязательственных отношений по этому основанию чаще всего встречается в ситуациях, когда между потерпевшим и преступником имеются родственные или близкие отношения, а также в случае противоправного поведения самого пострадавшего. Как справедливо утверждается в литературе, «прощение долга в таких случаях необходимо отличать от простого отказа от осуществления гражданских прав (ч. 2 ст. 9 ГК РФ)» [339].
В ГК РФ выделяется еще и такое основание, как смерть гражданина (ст. 418 ГКРФ). Однако в силу того обстоятельства, что примирение с потерпевшим изначально носит реституционный характер, отмеченное выше основание вряд ли целесообразно связывать с процедурой заглаживания вреда.
Вместе с тем, смерть лица, совершившего преступление, является основанием прекращения не только обязательственных гражданско-правовых отношений между потерпевшим и виновным, но и уголовно-правовых отношений, связанных с освобождением лица от уголовной ответственности.
Рассмотренные выше обстоятельства позволяют предположить, что уголовно-правовое значение имеет именно факт примирения с потерпевшим, а не заглаживание вреда. В условиях расширения сферы частного интереса в уголовном праве последнее не должно носить обязательного характера адекватного возмещения.
Закон должен предоставлять потерпевшему и преступнику возможность совместно определять способ и размер возмещения, поскольку только эта процедура может обеспечить исполнение обязательств, возложенных на виновного, и не допустить злоупотреблений со стороны потерпевшего. Дискреционный характер примирения дает правоохранительным органам возможность удостовериться, что интересы потерпевшего не ущемлены, он не действует под влиянием заблуждения или принуждения, а условия сделки не носят кабального характера.
Полагаем, что проблема соотношения оснований освобождения от уголовной ответственности (примирение с потерпевшим и заглаживание причиненного вреда) должна быть разрешена путем указания в ст. 76 УК РФ только на примирение с потерпевшим. При этом процедура примирения предполагает, на наш взгляд, возмещение физического, имущественного, морального вреда, а также вреда деловой репутации в объеме и способами, оговоренными сторонами и не противоречащими требованиям законодательства.
3.2. Институт частного обвинения как проявление диспозитивности в уголовном праве России
Отечественное уголовно-процессуальное законодательство предусматривает три вида уголовного преследования: осуществляемое в публичном, частно-публичном и частном порядке. Выделение различных способов процессуального разрешения криминальных конфликтов обусловлено, на наш взгляд, различным характером охраняемых интересов и благ.
Части 2 и 3 ст. 20 УПК РФ гласят: « 2. Уголовные дела о преступлениях, предусмотренных статьями 115, 116, 129 частью первой и 130 Уголовного кодекса Российской Федерации, считаются уголовными делами частного обвинения, возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, его законного представителя и представителя и подлежат прекращению в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым. Примирение допускается до удаления суда в совещательную комнату для постановления приговора.
3. Уголовные дела о преступлениях, предусмотренных статьями 131 частью первой, 136 частью первой, 137 частью первой, 138 частью первой, 139 частью первой, 145, 146 частью первой и 147 частью первой Уголовного кодекса Российской Федерации, считаются уголовными делами частно-публичного обвинения, возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего, но прекращению в связи с примирением потерпевшего с обвиняемым не подлежат, за исключением случаев, предусмотренных ст. 25 настоящего кодекса».
Очевидно, что законодатель, установив порядок частного и частно-публичного преследования, по сути разграничил сферы реализации частного интереса и расширил диспозитивные начала в уголовном и уголовно-процессуальном праве.
О том, что институт уголовного преследования, осуществляемого в частном порядке, является очевидным проявлением диспозитивности, свидетельствует ряд обстоятельств:
– во-первых, указанные в ч. 2 ст. 20 УПК РФ деяния в большинстве своем посягают на личные права и свободы. Их уголовно-правовая оценка всецело зависит от субъективного восприятия вредоносности посягательства самим потерпевшим;
– во-вторых, возбуждение и прекращение уголовного преследования по делам частного обвинения зависит исключительно от воли потерпевшего. Примирение по делам частного обвинения является обязательным основанием для неприменения к виновному уголовно-правовых репрессий;
– в-третьих, при осуществлении уголовного преследования по делам частного обвинения не имеют правового значения факт, тяжесть и количество ранее совершенных лицом преступлений.
Предоставляемая потерпевшим в рамках рассматриваемого института самостоятельность обусловливается, на наш взгляд, тем, что преступления частного обвинения совершаются обычно на основе личных, бытовых конфликтов, участниками которых становятся близкие друг другу люди. Вмешательство государственных органов в разбирательство подобных случаев лишь обострит отношения между сторонами. «Обоюдовыгодным» способом разрешения конфликта является примирение в частном порядке, сопровождающееся добровольным возмещением вреда потерпевшему, восстановлением его интересов, нарушенных в результате преступления.
Более того, передача потерпевшему права на разрешение конфликта по делам частного обвинения свидетельствует «об уважительном отношении законодателя к его интересам и соответствует цели восстановления социальной справедливости – высшей задаче вмешательства уголовного закона»[340].
Иными словами, нет смысла осуждать лицо за совершение указанных в ч. 2 ст. 20 УПК РФ преступлений, если потерпевший этого не хочет и при этом не страдают общественные интересы.
Нельзя обойти вниманием и экономическую выгоду института уголовного преследования по делам частного обвинения. Предоставление потерпевшему права самостоятельно решать вопрос о применении к виновному уголовно-правовых репрессий существенно снижает затраты на судопроизводство и уменьшает загруженность суда.
Вместе с тем, понимание данного института в теории и практике уголовного права не бесспорно. Дискуссии вызывает вопрос о правовой природе уголовного преследования в частном порядке.
На основании того обстоятельства, что действующее уголовно-процессуальное законодательство не содержит указаний на материально-правовое основание анализируемого института, ряд авторов делают вывод о его процессуальной природе.
В частности, С. А. Шейфер и Н. Е. Петрова сводят институт частного обвинения к обвинительной деятельности потерпевшего, который «является полноправной стороной в процессе и наделен достаточными полномочиями по осуществлению уголовного преследования»[341].
А. М. Ларин, Э. Б. Мельникова и В. М. Савицкий[342] также рассматривают частное обвинение сквозь призму признания потерпевшего самостоятельным субъектом уголовно-процессуального преследования.
В целом, сторонники «чистоты» процессуальной формы института частного обвинения опираются на специфику процессуального порядка рассмотрения уголовных дел и формы уголовного преследования[343].
При этом за рамками анализа остается основание уголовного преследования, которое, безусловно, имеет уголовно-правовую природу.
В пользу материального характера института частного обвинения свидетельствует тот факт, что процессуальное по форме уголовное преследование в частном порядке является не чем иным, как способом разрешения уголовно-правового конфликта.
Придерживаясь аналогичной позиции, А. В. Сумачев замечает: «Материальное (уголовное) право определяет юридическое основание конфликта (вид преступного поведения) и возможные виды реакции заинтересованных сторон на него, в то время как процессуальное закрепляет формы деятельности уполномоченных законом субъектов по установлению факта конфликта и реализации видовой, обозначенной в законе реакции»