Глаза доктора Мура расширились, и по его изборожденному морщинами лицу разлилась бледность.
– Но этого не может быть! Вас, вероятно, ввели в заблуждение. Ведь мистер Гройсс остался жив.
– К сожалению, ни о каком моем заблуждении не может идти речи. ДНК-идентификатор, переданный вам для сравнения, был получен в Скотленд-Ярде, и он действительно принадлежит человеку, труп которого был обнаружен под окнами здания «И-Систем». Скотленд-Ярд не смог идентифицировать личность этого человека по той простой причине, что в Единой базе отсутствовал его ДНК-идентификатор, а о биометрии не могло быть и речи, поскольку лицо трупа, мягко говоря, отсутствует, а пальцы сильно изрезаны осколками стекол.
– Но как это возможно? Ведь мистер Гройсс жив!
– Это второй вопрос, который я хотел бы попробовать прояснить с вашей помощью. Только, доктор Мур, очень прошу вас держать все в тайне.
– Об этом можете не волновать. Тайна – часть моей работы.
– В таком случае на данный момент могу утверждать со стопроцентной уверенностью, что в кабинете Гройсса сидит человек с ДНК-идентификатором номер два.
– Но кто он?
– Вам знаком некий Йорг Мейер?
– Впервые слышу это имя, – не задумываясь, ответил доктор Мур.
– У мистера Гройсса был брат-близнец?
– Нет, – также быстро последовал ответ.
– Вы в этом уверены?
– Молодой человек, я знаю Майера практически с рождения. Еще мой отец занимался его семьей. Он был единственным ребенком.
– В таком случае не могли бы вы пояснить мне одну странность, – Дюпон активировал инп и высветил в его рабочем объеме трехмерное изображение головы Мейера. – Вы не скажете кто это?
– Майер Гройсс, – неопределенно дернул покатыми плечами доктор Мур.
– Это Йорг Мейер, ДНК-идентификатор номер два.
– Невероятно! – всплеснул руками доктор Мур, придвигаясь поближе к проекции головы и вглядываясь в нее прищуренными глазами. – Но кто этот человек? У Майера действительно не было брата. Его двойник?
– Исключено, – отверг его предположение Дюпон. – Вы сами в начале нашей беседы сравнили его ДНК с ДНК Гройсса.
– Да-да, результат совершенно невероятен!.. Подождите, – спохватился доктор Мур. – Неужели?..
– Что?
– Не мешайте! Потом! Мне нужно детально сравнить расшифровки ДНК-идентификаторов.
Доктор Мур лихорадочно принялся за работу. Его пальцы порхали над консолью, что-то переставляя, двигая в рабочем объеме, выводя какие-то таблицы и разворачивая формы с непонятными графиками.
Дюпон молча наблюдал за его работой, вертя в руках инп.
Минут через пятнадцать доктор Мур тяжело откинулся на спинку кресла, сжимая и разжимая пальцы рук.
– Во втором образце наличествуют изменения в двух генах: TROVE2 и AHR. Изменения носят оттенок внешнего вмешательства, поскольку не совсем соответствуют, так сказать, нормальной человеческой «версии».
– Что это за гены? – поинтересовался Дюпон.
– TROVE2 отвечает за структуру головного мозга, развитие памяти и иммунную систему. AHR – в частности, за реакцию легких на ароматические углеводороды, токсины и канцерогены. Могу предположить, что у этого человека непереносимость дыма.
– Дыма? – задумался Дюпон.
Слова доктора Мура о непереносимости дыма о чем-то напомнили ему, но о чем конкретно – Дюпон никак не мог вспомнить.
– Именно. Но, я думаю, вмешательство в ген AHR производилось по причине необходимости коррекции наследственной предрасположенности к врожденным порокам сердца.
– У мистера Гройсса был порок сердца?
– Простите, но я не могу обсуждать с вами этот вопрос.
– Понимаю. То есть вы хотите сказать, что искусственно был выращен второй ребенок из ДНК Майера Гройсса? Причем с подправленной ДНК.
– Именно так, – подтвердил кивком головы доктор Мур.
– Вы предполагаете возможность клонирования? Но ведь оно запрещено!
– В конце прошлого столетия несколько государств активно занималось экспериментами в этой области, но уже к десятому году их деятельность была объявлена вне закона, и исследования свернули.
– Почему?
– Если Мейер действительно является клоном Майера Гройсса – возникшая сегодня ситуация прекрасно объясняет смысл запрета.
– Насколько клон похож на своего… э-э… донора?
– Практически абсолютно. Благодаря современным технологиям удавалось на базе ДНК и клеточной структуры основного ее носителя воспроизвести максимально сходный с оригиналом клон.
– Значит, биометрическая идентификация дала бы полное сходство оригинала и клона?
– Я думаю, да, – поерзав в кресле и как бы нехотя, согласился доктор Мур.
От Дюпона не ускользнуло все более нарастающее волнение у старика.
– Скажите, доктор Мур, откуда вы столько знаете о генной инженерии и клонировании?
– Молодой человек, не надо играть со мной, будто кошка с мышкой! Я отлично понимаю, что вы, собираясь ко мне, естественно, не преминули покопаться в моем прошлом, – глаза доктора Мура на миг вспыхнули презрением, но, мгновение спустя, взгляд его вновь погас.
Дюпон не стал опровергать его слова, ожидая продолжения. Доктор Мур, видимо, расценив молчание и пристальный взгляд Дюпона, как попадание в цель и уличение себя в попытке выкрутиться, действительно продолжил:
– Вам же прекрасно известно, что я изначально специализировался на генной инженерии, и работал некоторое время в Центре генетических исследований.
– Доктор Мур, – внезапно прервал его Дюпон, – мне хочется быть с вами предельно честным: я никогда не интересовался вашим прошлым. Однако, мне действительно было бы интересно узнать о нем и особенно о клонировании.
Доктор Мур некоторое время о чем-то соображал, двигая нижней челюстью.
– Вы мне нравитесь, молодой человек! – он вдруг засмеялся. – Так надуть старика!
– Может быть, вам это просто показалось? – сдержанно улыбнулся Дюпон. – И все же, доктор Мур, чем вы занимались в этом институте?
– Ну, хорошо, – разом посерьезнел тот. – В институте я занимался исследованиями в области трансплантации органов и тканей. Вы, вероятно, знаете, что при трансплантации огромной проблемой является не столько сама пересадка органов или тканей, сколько их приживаемость. Приходится искать подходящего донора, но иногда даже это не помогает, и происходит отторжение. Мы работали над проблемой выращивания органов и тканей, полностью идентичных органам или тканям самого пациента. Фактически воссоздавали вновь полную копию того или иного органа на клеточном уровне!
– Значит, клонами вы не занимались?
– Что? А, нет! Клонами занималась другая лаборатория. Ее возглавлял профессор Штерн – я могу вам спокойно назвать фамилию этого человека, так как он давно уже умер, и вы его не сможете обеспокоить.
– А в чем был смысл создания клонов?
– Как всегда, в счастье человеческом.
– Я не совсем вас понимаю.
– На клонах отрабатывалась методика коррекции ДНК на стадии внутриутробного развития плода. Коррекция должна была предотвращать развитие отклонений у плода и способствовать его более качественному развитию как в физическом, так и интеллектуальном плане. Цель благая, но подозреваю, за ней скрывалось нечто большее.
– Что именно?
– Лаборатория была закрытого типа, из чего можно заключить, что там хозяйничали вояки – а от этих господ ничего хорошего ждать не приходится. Правда, о вояках выяснилось гораздо позже, но… – доктор Мур вздохнул. – Лаборатория искала доноров. Я тогда уже покинул стены этого института и занимался частной практикой, но все же по старой памяти помог несколькими донорами профессору Штерну, наивно полагая, будто исследования ведутся в интересах науки и человека. Среди доноров был и маленький Майер Гройсс – у него действительно был врожденный порок сердца.
– А после вы не интересовались судьбой клонов?
– Интересовался, конечно. Но Штерн, как правило, увиливал от ответа, либо говорил очень мало и уклончиво. Из чего я и заключил, что здесь не все чисто. Однажды он, приняв лишнего на грудь, проболтался, будто один из его мальчиков проявляет недюжинные мыслительные способности для своих семи лет и показал фото. На нем был изображен двойник Майера. Мальчишка был, кажется, очень силен в математике и технике, и интересовался вычислительными машинами.
– В каком плане? – уточнил Дюпон.
– Что? Не помню – все-таки сорок лет прошло. Нет, подождите… – доктор Мур приложил к губам указательный палец. – Кажется, Штерн говорил, будто мальчишку выводят из себя компьютеры. Якобы как-то не так мыслят. Узколобо, что ли, или… Нет, не помню.
– Ясно. Продолжайте, пожалуйста.
– Да, собственно, продолжать-то и нечего. Вскоре исследования прикрыли, лаборатория закрылась, а ее обитатели куда-то исчезли. И вся эта история совершенно вылетела у меня из головы. До сегодняшнего дня.
– Значит, вы не знаете, куда подевались все клоны?
– Увы, – развел руками старый доктор.
– Спасибо огромное, доктор Мур, – сказал Дюпон, поднимаясь из кресла, – вы мне очень помогли.
– Подождите, – разволновался вдруг старик, – значит, клон, этот… Мейер убил Гройсса?
– Не совсем так. По имеющимся у меня данным именно Гройсс преследовал Мейера и пытался от него избавиться, а не наоборот. А в убийстве Гройсса виноват только сам Гройсс: он был расстрелян собственной системой безопасности, и Мейер в данном случае был абсолютно ни при чем.
– Майер, откровенно говоря, был не совсем хорошим человеком, но меня все же успокаивает тот факт, что умер он не от моей руки, пусть и косвенно.
Дюпон догадался, что имеет в виду старый доктор.
– Успокойтесь, доктор Мур, вашей вины здесь вообще нет и быть не может. Кстати, случайно, не Гройсс попросил вас придержать его ДНК-идентификатор?
– Чего уж там, – бессильно махнул рукой доктор Мур. – Это действительно была его просьба, хотя я не понимал, зачем ему это нужно. Но уверяю вас: сегодня же идентификатор будет в Единой базе.
– Я попросил бы вас пока повременить с этим, но мое обещание относительно нашей беседы в силе. Сколько я вам должен?