«Это интересно! Почему же у меня нет записи этой беседы?» – несколько удивился Дюпон, а вслух спросил: – Мсье Матье, а где конкретно происходила ваша беседа?
– В туалетной комнате, – пояснил Жан, пальцами приглаживая волосы на лбу. – Когда я вошел, мсье Бернан стоял у умывальника и смотрелся в зеркало, будто сквозь свое отражение.
– То есть, вы хотите сказать, он был погружен в себя.
– Именно! Сначала я не обратил на него никакого внимания, поскольку был не в курсе их очередной перепалки с отцом. Я поздоровался с мсье Бернаном, но он то ли не расслышал меня, то ли вовсе не заметил, продолжая что-то бубнить себе под нос. Тогда я спросил его, что случилось? Вы не поверите, – всплеснул руками Жан, – такой бурной реакции я никогда еще у него не видел! Он костерил отца минут пять, а после заявил, что больше не намерен ни минуты оставаться в нашей компании. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить его и отговорить от опрометчивых поступков.
– Вы не спрашивали его, что, собственно, послужило поводом для столь бурного проявления чувств?
– Разумеется, я поинтересовался, – важно надул впалые щеки Жан. – Мсье Бернан заявил, что не видит смысла в своей работе, и он годами занимается пустым делом, растрачивая свой талант. Ну и тому подобное в том же духе.
– Понятно, – Дюпон помассировал подбородок. – И что же произошло дальше?
– Дальше? Дальше, немного успокоившись, мсье Бернан нашел для себя возможным извиниться за свой неконтролируемый срыв и обещал еще раз спокойно поговорить с отцом.
– И поговорил?
– Да, он сразу же отправился в кабинет отца, где они быстро помирились.
– Понятно. Спасибо за информацию, мсье Матье. – Дюпон медленно откинулся назад. – Это все?
– Да.
– Если еще что-нибудь вспомните, обязательно позвоните.
– Разумеется, мсье Дюпон! Надеюсь, что помог.
– Да-да, разумеется. И даже очень. Всего доброго!
– Все… – звук прервался, и изображение Жана Матье свернулось. Похоже, тот, дал отбой раньше, чем договорил.
«Невротик-посредственность успокаивает гения-психопата, – про себя усмехнулся Дюпон. – Хотелось бы посмотреть на эту сцену. И что, собственно, хотел донести до меня этот Жан Матье?»
Звонок, по сути, был ни о чем. Много эмоций – ноль информации. Или мальчику просто захотелось повыпендриваться? Вот я какой: спас отношения Матье и Бернана! Вполне возможно…
Дюпон решил не забивать себе голову глупостями и, повторно взяв в руки бокал, вернулся к просмотру бумаг по флаерам.
За бумагами Технического отдела следовали запросы Отдела экономики на расчет стоимости работ у ремонтной базы в Тулузе, а также их ответы с калькуляциями. Стоимость была такова, что у Дюпона глаза на лоб полезли – содержание собственного транспорта влетало в копеечку, да еще в какую!..
Далее следовали типовые договоры на регламентное обслуживание флаеров и распоряжения об их отправке не позднее двух дней до окончания сроков эксплуатации в Тулузу, подписанные одним из заместителей Матье по фамилии Лефевр. К договорам были прикреплены путевые листы лиц, сопровождавших транспорты до ремонтной базы, а также приемо-передаточные акты. Путевые листы заверял двадцатого мая глава Транспортного отдела Жюстен Ратте. Разрешения на вылет подписаны тем же числом. Одна из подписей на них принадлежала начальнику Службы безопасности Карбони.
И все, больше ничего.
Дюпон оторвался от консоли и сцепил руки на затылке, вперив взгляд в потолок. Факты, вроде бы, вот они, но так и оставалось до конца неясным, кто в итоге принял решение о досрочной отправке флаеров на регламентные работы, в связи с чем возникало сразу несколько вопросов, которые уточнять сегодня было бесполезно. Да и есть ли в этом что-то?
Список отсутствующих двадцать второго мая на работе лиц состоял из ста сорока семи человек и пока ничем не мог помочь в расследовании.
Отключив консоль, Дюпон поднялся к себе.
В доме царили тишина и покой. Из-за неплотно прикрытой двери в комнату сестры доносилось мерное посапывание. По полу из дверной щели тянуло прохладой, значит, Селин приоткрыла окно – нужно будет завтра убавить отопление.
Пройдя на цыпочках до своей спальни, Дюпон быстро разделся и завалился спать, поставив будильник на девять ноль-ноль. Несмотря на роящиеся в голове от обилия информации и вопросов мысли, сон сковал Дюпона, лишь его голова коснулась подушки.
Спустя минут сорок дверь в его комнату осторожно приотворилась, и в ночном сумраке мелькнула тень, бесшумно приблизившись к кровати. Еле слышно шаркнули по полу ножки чемодана. Тень, шурша одеждами, наспех освободилась от них, и скользнула в теплую постель, прижавшись боком и ластясь к спящему.
Дюпон машинально обнял женскую фигуру за талию, сладко причмокнул во сне губами и, уткнувшись носом в нежное прохладное плечо, продолжил спать.
Утро следующего дня выдалось хмурое и непогожее. Из низко летящих облаков, бугрящихся чернотой, низвергались потоки воды. Дул пронзительный северный ветер, заставляя редких прохожих зябко кутаться, пряча лицо в шарфы и высоко поднятые воротники.
Прихлебывая из бокала свой утренний кофе, Дюпон смотрел в окно сквозь искажающие реальность, извивающиеся по стеклу струйки дождя. Несмотря на непогоду настроение у него было преотличнейшее.
В комнату вплыла Эмили в коротенькой футболке.
– Привет, милый, – промурлыкала она, грациозно усаживаясь на краешек стола и наклоняя голову для поцелуя.
– Привет! – Дюпон приподнялся из кресла и чмокнул жену в губы, приобняв ее за плечо.
– Ну, как ты здесь без меня?
– Да вот… – неопределенно отозвался Дюпон. – Ты-то почему так рано вернулась?
– Ты мне не рад? – Эмили как-то по-детски возмущенно надула губки. – Я спешу домой, к нему! А он…
– Да нет, что ты! – запротестовал Дюпон, размахивая свободной рукой. – Я не то хотел сказать… То есть спросить?.. – запутался он вконец, пытаясь выкрутиться.
– С юмором у тебя сейчас, я вижу, не очень, – резюмировала Эмили, качая головой. – Дела замучили?
– Еще как! Но все-таки? Тебе же еще два дня отдыхать. Что-нибудь стряслось?
– Да. Представляешь, жуткая вещь! Соскучилась по тебе и решила завязать с этим ленивым однообразием.
– Неужели я тебе еще не надоел за два-то года?
– Надоел, конечно, но все равно тянет. – Губы Эмили растянулись в улыбке. Блеснули жемчужные зубки. – Но все-таки, чем ты сейчас занят?
– О-хо-хо! – тяжко вздохнул Дюпон, допивая остатки кофе. – Подсунули мне тут одно дельце.
– Интересное? – Эмили скрестила ноги и покачала ими.
– Что может быть интересного в убийстве? – то ли спросил, то ли сказал Дюпон. – Хотя дело любопытное и, мне кажется, неординарное.
– Убийство? – глаза девушки расширились, брови взлетели вверх. – А при чем здесь ты?
– Так получилось. Обвиняют одного делового – и даже очень делового! – человека, а он утверждает, будто не имеет ко всему этому никакого отношения.
– Еще бы он утверждал обратное! И ты ему веришь?
– Дело не в этом, – поморщился Дюпон. – Не вижу никакого резона ему убивать собственного главного конструктора. Хотя по опыту могу сказать, что не всегда логичное оказывается на поверку истиной. Но знаешь, интересно даже не само дело. Я вчера познакомился с удивительными людьми!
– Даже так? У тебя прорезался какой-то необычно романтический настрой.
– Не перебивай, пожалуйста, – раздраженно проворчал Дюпон. – Ты не представляешь, что я ощутил, беседуя с ними. Эти люди похожи на богов. Да-да, не смейся!
– И не думала, – Эмили состроила серьезную рожицу, с трудом сдерживая рвущуюся на волю улыбку.
– Я же тебя вижу насквозь! Впрочем, можешь смеяться, но это ничего не меняет. Вчера я видел такое, что никак нельзя назвать рядовым событием. Ты только представь себе! Эти люди, эти слабые человечишки создают громадные сложнейшие механизмы размерами в пятиэтажные дома, способные переносить тысячи тонн металла сквозь необозримые просторы космоса, преодолевая немыслимые расстояния со скоростями, неподвластными пониманию!
Дюпон остановился, глядя на жену. Та неподвижно сидела, возвышаясь над ним, и мило хлопала длинными ресницами.
– И? – не дождавшись продолжения, спросила Эмили.
– Вот нет в тебе ни капли романтики, – немного обиделся Дюпон.
– Романтики во мне хоть отбавляй. Только я не пойму, что тебя беспокоит? – Девушка сползла со стола и, пройдя к бару, достала из холодильника баночку с абрикосовым соком.
– С чего ты взяла, будто меня что-то беспокоит? – Дюпон состряпал наивную мину.
– Не прикидывайся, пожалуйста, – Эмили открыла банку и отхлебнула немного сока. – Я ведь тебя знаю как облупленного. Когда ты начинаешь впадать в философию или романтику, у тебя где-то что-то не клеится.
– Ты права. – Дюпон как-то разом скис. – Вдохновение покинуло меня, и я не знаю, как его вернуть.
– Ты зациклился. Тебе нужно разорвать эту порочную круговерть мыслей и взглянуть на них под другим углом. – Пройдя через комнату, Эмили с ногами забралась в гостевое кресло и пристроила на острой коленке вогнутое донышко банки.
– Круговерти как таковой нет. Я просто не знаю, с чего лучше начать. Вариантов много, но за какой взяться раньше, чтобы не упустить нить, вот в чем вопрос. В таких делах обычно время работает против тебя.
– А ты расскажи мне, – предложила Эмили.
– Тебе интересно?
– Разумеется! Но дело не только в этом. Возможно, это даст тебе возможность взглянуть на все, как бы это сказать… – девушка задумчиво пощелкала пальцами.
– Я понял, – Дюпон поднялся из кресла и прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Потом, собравшись с мыслями, начал свое повествование.
Эмили внимательно слушала его, не перебивая, и только тихонько цокала короткими ноготками по пластику банки. Рассказ продолжался с полчаса. За это время Дюпон успел сделать десяток кругов по кабинету, трижды вернуться в кресло и осушить пару бутылочек легкого пива.