– То есть, насколько я тебя понял, одни и те же факторы в одних случаях ты учитываешь в расчетах, а в других – нет?
– Совершенно верно.
– И это быстрее, чем полный расчет?
– Гораздо быстрее. К примеру, мне нет необходимости учитывать объекты массой в сотни килограмм, в случае, если они находятся на большом удалении от траектории судна или когда рядом имеются массивные объекты вроде планеты или звезды. К тому же я не произвожу повторных расчетов для идентичных объектов.
– А почему другие БИС не пользуются твоим методом?
– Их программное обеспечение предусматривает исключительно полный, прямой, расчет. Мое – более гибкое и совершенное.
– Действительно, с этим нельзя не согласиться. К тому же, не в обиду твоим сестрам, ты можешь вести полноценный диалог. Другие БИС общаются на уровне на три порядка ниже тебя.
– Спасибо. Рудольф, через полторы минуты входим в коридор L30.
– Прекрасно! – Стенсен кинул взгляд на экран. Диалог с диспетчером шел практически непрерывно – этот участок с пересечением нескольких вспомогательных коридоров был довольно напряженным. – Сейчас ты общаешься со мной, с подходом и одновременно производишь сложнейшие расчеты коррекции траектории и управляешь кораблем. Насколько примерно ты загружена?
– Не более трех процентов.
– Поразительно! Кстати, как ты успела так быстро просчитать такой плотный трафик?
– Тем же способом исключения. Меня интересовали только большие интервалы в коридорах, ограниченные сферой, не превышающей наш эшелон. Выход на более верхние эшелоны не дал бы никакого выигрыша по времени.
– Ты рассуждаешь как человек.
– Глупости, я всего лишь конвертирую смысл расчетов в легко воспринимаемые фразы из их доступного стандартного набора.
– А вот теперь говоришь как машина, – поддел ее Стенсен.
– Я и есть машина, Рудольф, – ответила Ева, наивно похлопав ресницами.
Это было правдой, хотя Стенсена не покидало ощущение, будто он беседует с живым человеком. Возможность БИС вести сложные диалоги казалась для него чем-то из области фантастики.
А вот набор мимики для голографического образа он задавал сам, привязывая его к соответствующим в перечне системы событиям. Это была кропотливая работа, зато вносила в образ девушки некоторую живость и натуральность, что выгодно отличало Еву от разевающего рот манекена в такт произносимым словам.
– L30 покидаем, с подходом отработала, – доложилась Ева. – Перехожу на «Луна Центральный – тауэр»… Заход по схеме, семнадцатый коридор.
– Ладно, работай, не буду тебя отвлекать.
– Вы меня не отвлекаете, Рудольф.
– Я лучше понаблюдаю за твоей работой. Голосовое сопровождение отменяю.
– Как пожелаете, – голограмма Евы растаяла.
Стенсен повернулся к экрану, подпер правой рукой подбородок и углубился в анализ работы интеллект-системы в качестве пилота и навигатора исходя из показаний приборов, размещенных на виртуальной панели внизу экрана и диалога с диспетчером.
Космопорт «Луна Центральный» был местом напряженным. Здесь не использовались вертикальные взлет и посадка, применяемые в космопортах с небольшой нагрузкой, в противном случае интервал следования между двумя судами увеличился бы десятикратно, а то и поболе в ожидании освобождения взлетно-посадочного коридора, будь их хоть десять.
Суда садились и взлетали с небольшими интервалами времени, и у диспетчеров – пусть и электронных – было очень много работы. Всех требовалось рассортировать, развести, держать на связи, контролируя параметры полета и следя за отклонениями в траектории и скорости, опоздавших держать в зоне ожидания, вклинивая их как можно быстрее в трафик с учетом возможностей судов. Человеку с его замедленной реакцией и низкой скоростью анализа ситуации нечего было даже помышлять об управлении столь сложным организмом, хотя Стенсен где-то читал, будто в древних аэропортах диспетчера были живыми людьми, но скорости древних самолетов не шли ни в какое сравнение со скоростями космических судов, даже во время взлетов и посадок.
Яхта снизилась до полукилометра и вошла в зону руления. Немного покрутившись над огромным стояночным полем и пропустив мимо себя несколько небольших судов, она наконец опустилась на стоянку под номером 83 в дальнем конце поля. От ближайшего крыла здания космопорта «Луна Центральный» к кораблю потянулся телескопический герметичный трап – «рукав».
– Посадка завершена, – сообщила Ева, вновь объявляясь в кабине.
– Отличная посадка, спасибо, – поблагодарил Стенсен, поднимаясь из кресла и разминая немного затекшие мышцы спины.
Яхта чуть дрогнула – «рукав» пристыковался к ее борту.
– Оперативно они здесь работают, но неаккуратно. Открой люк, пожалуйста.
Стенсен вышел из навигационной рубки, прошел вдоль широкого коридора мимо четырех дверей, ведущих в пассажирские каюты, и шагнул в шлюз.
Люк был уже открыт. У самого люка в «рукаве» стояли двое в ожидании экипажа. На них была форма пограничного контроля.
– Добрый день, господа, – поприветствовал их Стенсен. – Поднимайтесь на борт, прошу вас.
Те кивнули и быстро переступили через порог.
– Рудольф Стенсен, командир судна, – представился Стенсен.
– Лейтенант Луиджи Раньери, – отдал честь высокого роста мужчина со смуглой кожей, редкими волосами и узким лицом. – Пограничная служба.
В документальном подтверждении слов пограничника не было необходимости. Информация о его принадлежности к погранслужбе уже была считана Евой и подтверждена.
– Документы, пожалуйста: ваши и на судно.
Стенсен вынул из кармана флэш-стик, содержащий информацию как о нем самом, так и о судне, и передал Раньери. Тот вставил карту в инп и внимательно ознакомился с информацией.
Произведя необходимые регистрационные действия, лейтенант вернул флэш-стик владельцу.
– Еще члены экипажа, пассажиры? – поинтересовался он.
– Отсутствуют.
– Цель прилета?
– Чартер.
– Разрешите ознакомиться с договором. – Раньери протянул руку, пристально глядя Стенсену в глаза.
– Пожалуйста, – Стенсен, продолжая сохранять спокойный вид, передал ему второй флэш-стик. – А в чем дело лейтенант?
Раньери молча пробежал глазами договор, вернул флэш-стик хозяину и, как бы не решаясь ответить на поставленный вопрос, задумчиво пожевал губу.
– Понимаете, господин Стенсен, – сказал он после несколько затянувшейся паузы. – Возникла крайне неприятная и непонятная ситуация. Если вы не против, давайте где-нибудь присядем, и я вам все объясню. Ахмад, ты можешь идти. Сразу отправь подтверждение.
– Будет сделано! – отозвался молодой кучерявый пограничник в чине сержанта и скрылся в «рукаве».
– Итак, где мы можем побеседовать?
– В кают-компании. Прошу вас!
Стенсен провел Раньери в кают-компанию, усадил его за стол и подошел к бару.
– Что-нибудь выпьете?
– Благодарю, я на службе.
Стенсен налил себе немного мартини и, отхлебнув из бокала, уселся напротив гостя.
– Я вас внимательно слушаю.
– С вашим судном весьма странная история. Третьего августа к нам с Земли поступило указание задержать это судно до выяснения обстоятельств. Причина же блокировки указана несколько размыто – нарушение прав владения. Владения чем и чьи права нарушены, никто толком объяснить не может. Документ инициирован Центральным управлением космической навигации.
– Простите, лейтенант, – Стенсен откинулся на спинку стула, держа стоящий на столе бокал в вытянутой руке и вертя его пальцами, – но я впервые слышу, чтобы ЦУКН занимался правами владения чего-либо, а, тем более, имел полномочия на арест судов.
– Блокировку, – уточнил Раньери. – Указание о блокировании судна поступило от СБ сектора по запросу ЦУКН.
– Даже так? – Стенсен вскинул брови. – Это судно принадлежит мне, как это явствует из документов, с которыми вы ознакомились. Но если вы подозреваете подделку документов, то также можете послать запрос в ЦРО8.
– Не горячитесь, молодой человек, – поморщился Раньери. – Мы все уже давно проверили. Ваши права на судно полностью подтверждены, и оспаривать их никто не собирается.
– Так в чем же дело?
– Дело в бумаге, которая, несмотря ни на что, предписывает нам блокировать ваше судно. С этим я ничего поделать не могу.
– Но это же чистейшей воды абсурд!
– Знаю, – согласился с ним Раньери, – но у меня официальное предписание. Однако из желания способствовать скорейшему разрешению этого, как вы выразились, абсурда после проверки документов нами в адрес ЦУКН и СБ уже направлено подтверждение вашего права владения судном с уведомлением об отсутствии причин препятствования частному лицу распоряжаться своей личной собственностью.
– Я, разумеется, благодарен вам за содействие, но не понимаю, почему вы уделяете моему вопросу столько внимания.
– Я прекрасно знаю это судно и еще лучше его бывшего хозяина – Гройсса. Препротивнейший тип, смею заметить. Вы же у него приобрели судно, не так ли?
– У его компании, – сдержанно ответил Стенсен, сделав еще глоток мартини.
– Мой брат горбатился на этого человека несколько лет и, в конце концов, пострадал ни за что – на него навешали чужие грехи и выставили из компании с возмещением издержек… У брата было слабое сердце. – Раньери поджал губы и немного помолчал. – Простите.
– Сочувствую, – сдержанно отозвался Стенсен.
– Мой брат был далеко не единственным, кто пострадал от этого человека. Поэтому я решил вас предупредить: мне кажется, вас хотят втянуть в какую-то неприятную историю. По этой части Гройсс большой мастак. Будьте осторожны. – Раньери поднялся; Стенсен, отставив бокал, – тоже.
– Большое спасибо за предупреждение. Вы порядочный человек.
– Не стоит благодарности. Просто я не люблю, когда людям делают гадости.
– Скажите, я тоже… арестован.
– Нет. Арестовано только судно. И даже не арестовано, а заблокировано. На арест необходима санкция соответствующих органов. Я, конечно, не правовед, но, мне кажется, прокуратура не даст подобной санкции. Я вообще не представляю, зачем Гройссу – если это, разумеется, устроил он – блокировать судно.