— Ничего. Только удостовериться, что они все на месте, прежде чем вы расскажете, что в меня стреляли.
— Вы будете поблизости?
— Да, сейчас пойду туда.
Я расплатился, зашел в магазин и, купив дешевую соломенную шляпу, чтобы защитить себя от солнца и любопытных взглядов, направился к зданию суда. Там меня уже поджидали — Макгрудер и огромный рыжеволосый помощник шерифа, имя которого не потрудились назвать. У него были светло–серые глаза, громоздкие челюсти и волосатые руки — красные и с изуродованными костяшками пальцев, что внушало некоторое беспокойство.
Они провели меня в одну из внутренних комнат, разыграли меня сперва индивидуально, а потом коллективно и втолкнули меня в кресло, а сами витали надо мной, забрасывая меня вопросами. Видимо, они считали преступником каждого, в кого стреляли. Несмотря на этот искусный допрос, мне все–таки удалось рассказать, что же произошло на самом деле.
— Где ваше оружие? — рявкнул Макгрудер.
— У меня нет оружия, — отвечал я. — И разрешения на него нет.
— Вы участвовали в вооруженной стычке… без оружия?
— Я не участвовал в стычке. В меня дважды выстрелили, и после этого я дал тягу. И второго выстрела ждал не по своей тупости, а просто упал и не сразу сумел подняться.
— Кто был этот человек?
— Я же вам сказал, что ни разу его не видел. Только его ногу и руку. Судя по всему, он был в комбинезоне. А рука довольно большая. Дробовик — двухствольный и, вероятно, дорогой. Судя по звуку, когда он его перезаряжал, это не из тех двухстволок, которые выходят из серийного производства.
— В итоге вы его убили? Где труп?
— Нет, я его не убивал. Но я бы попытался это сделать, если бы имел оружие!
— Опишите это место еще раз!
Я описал место происшествия еще раз.
— Ферма старого Уилла Нобла, — сказал Макгрудер. — Площадь в сто квадратных миль. Места хватит, чтобы спрятать труп!
— Вероятно, он об этом тоже подумал, — сказал я. Потом достал сигарету и закурил. Рыжий нагнулся и как бы невзначай выбил сигарету у меня изо рта.
— Наступите на нее! — сказал он.
Я наступил.
Интересно, где же Редфилд? Не то чтобы он был деликатнее этих двоих, но если приходится сидеть, отвечая на бесконечные вопросы, несмотря на сильную головную боль, а человек, который пытался вас убить, преспокойненько ушел домой и лег спать, то хотелось бы осмысленных вопросов.
— Где машина? — спросил Макгрудер.
— В мотеле, — ответил я.
Макгрудер кивнул рыжему:
— Сбегай–ка туда и потряси ее! Оружие, пятна крови…
— Если будете смотреть внимательно, то на переднем сидении заметите кровавое пятно, — сказал я. — Мне пришлось проехать с милю с открытыми ранами на голове и руке.
— На одежде у вас нет никаких пятен.
— Я успел переодеться. Если хотите, можете найти мои вещи в ванне. На вещах — пятна крови, по той же причине, разумеется.
— Кажется мне, этот парень начинает надоедать своим остроумием! — бросил Рыжий.
— Давай, катись быстрее в мотель! — бросил Макгрудер, не обращая внимания на его слова.
А я чувствовал себя все хуже и хуже, и мне было безразлично, что они будут делать.
— Какое в вашем штате наказание полагается тому, в кого стреляли из ружья? — попытался я ввернуть реплику.
Но они не обращали на меня внимание.
— Потом съезди и к этому амбару и осмотри его, — добавил Макгрудер.
Рыжий вышел. Я забыл здешние правила и снова закурил. Макгрудер сразу выхватил у меня сигарету и растоптал ее. По крайней мере какое–то разнообразие.
— Благодарю! — сказал я.
Он сел за стол и устремил на меня холодный взгляд. А я жадно смотрел на сигарету.
— Я что, арестован? — спросил я. — И если арестован, то какие обвинения вы мне предъявляете? Как незаконно двигавшейся мишени?
— Скажем просто, что вы задержаны для допроса до выяснения обстоятельств. До тех пор, пока он не вернется.
— И как долго, по вашему мнению, он будет исследовать эту сотню квадратных миль? С полчаса? В пять у меня свидание.
— С вашей подругой? Я думал, она выбыла из строя после всех этих штучек.
— Она — в постели в связи с полным физическим и нервным истощением, — вежливо сказал я. — Видимо, это вы имели в виду?
Мой тон не задел его, но, может быть, это было и к лучшему. Разозлить его, находясь в моем положении, значило бы получить по уху или схлопотать 30 суток.
Послышались шаги, и в дверь вошел Редфилд. Он был в шляпе и, видимо, только что появился в управлении. Он был явно чем–то взволнован. Прислонившись к дверному косяку, он мрачно уставился на меня. Прошло секунд тридцать, прежде чем он произнес:
— Ну ладно, рассказывайте! Кого вы убили?
— Никого, — ответил я. — Я не стрелял, я…
— Помолчите! — сказал он бесстрастным тоном. — Через минуту–другую мы это выясним. Я подумал, Чэтэм, — вас, возможно, заинтересует тот факт, что я получил ответ из Сан—Франциско?
— Вот как? — сказал я.
— Несоответствующее поведение. Неплохо звучит, не так ли?
Макгрудер навострил уши, и я понял, что он ничего не знал о посланной Редфилдом телеграмме.
— И в результате, — спросил он быстро, — эту обезьянку выбросили из рядов тамошней полиции?
Редфилд кивнул:
— Самый настоящий садист. Избивает людей, наверное, из–за этого и вылетел. И вот, когда в Сан—Франциско уже не в состоянии терпеть его присутствие, он является сюда, чтобы облагодетельствовать нас своими талантами.
Глаза Макгрудера заблестели, но Редфилд не обратил на него внимания:
— И так, Чэтэм, что вы скажете?
— Ничего, — ответил я.
— Ну–ну! Подумайте! — Он слегка улыбнулся, но взгляд его не стал мягче.
— Если они прислали вам телеграмму, — сказал я, — то они, вероятно, сообщили вам все, а не половину. Так что, если вы решили игнорировать все остальное сообщение, то мне добавить нечего.
— Разумеется, — ответил он презрительно. — Они сообщили, что вы ушли в отставку.
— Вот именно! И по своей воле. Меня отстранили от работы на 30 дней, но еще до истечения этого срока я решил уйти совсем… — Тут я удивился, зачем я им все это объясняю; я редко объяснял кому–нибудь, что именно со мной происходило. И тем не менее, как ни странно, Редфилд был одним из тех полицейских, к которым я инстинктивно испытывал чувство приязни и уважения.
— И, разумеется, вы не были виновны в том, в чем вас обвинили?
— Нет, — ответил я. — Я был виновен.
Он взглянул на меня с каким–то странным выражением, но промолчал Через какое–то время он продолжал:
— Итак, теперь вы — вольный вояка. Профессиональный смутьян… Что у вас за связь с миссис Лэнгстон?
— Никакой связи нет… Кроме того, что она мне нравится. И я начинаю чувствовать к ней глубокое уважение. Мне нравятся люди, которые в трудные минуты держатся так, как она.
— Чепуха! За что она вам платит?
— Я же вам сказал, Редфилд, она мне ни за что и ничем не платит!
— Тогда почему же вы околачиваетесь около нее?
— Я могу ответить, что просто жду, пока не приведут в порядок мою машину. Можете позвонить в гараж и проверить.
— Но причина не в этом?
— Верно, не в этом, я мог бы назвать вам несколько причин. И одна из них: я не люблю, когда меня принуждают к чему–либо. Другая причина в том, что меня сам по себе интересует это г. мотель, но ведь мотель — это дело отнюдь не ваше. И самая главная причина: случай с кислотой произошел, отчасти, по моей вине. Как вы сами изволили выразиться, я стал совать свой нос в то, что меня не касалось, и мне намекнули, что если я буду вмешиваться, то принесу миссис Лэнгстон больше вреда, чем пользы. Так что теперь я просто не могу так вот уехать и предоставить ей расхлебывать эту кашу в одиночестве.
— У вас есть разрешение действовать в этом штате в качестве частного детектива?
— Нет.
— В том–то все и дело! Суньте еще свой нос во что–нибудь — и я воткну вам его в одно ухо и вытащу в другое!
— Вам бы лучше посоветоваться с вашим районным юристом, Редфилд. Ведь пока она мне ничего не платит, я действую не как частный детектив, а как частное лицо, а это совсем другое дело.
Он нахмурился:
— Есть разные способы урезонить вас, Чэтэм. И вам бы следовало это знать!
— Я знаю. Я видел, как применялись некоторые из них.
— Что ж, продолжайте в том же духе, и вы увидите кое–что еще… А теперь объясните, что это за чепуха такая: якобы в вас кто–то стрелял?
Я рассказал ему все, начиная с первого телефонного звонка неизвестной мне женщины. Мой рассказ занял всего несколько минут. — никто не задавал мне нелепых вопросов и не висел надо мной.
Редфилд присел на край стола, куря сигарету и слушая меня безо всякого выражения. Когда я закончил, он посмотрел на Макгрудера:
— Что–нибудь из этого проверено?
Тот кивнул:
— Там сейчас Митч.
— Хорошо! — Он снова повернулся ко мне и сказал: — Посмотрим, правильно ли я понял эту басню. Значит, вы утверждаете, что женщина специально направила вас туда, чтобы человек, притаившийся на сеновале, расстрелял вас из дробовика?
— Все верно.
— Но это означает предумышленное убийство, убийство первой категории! Вы с этим согласны?
— Конечно!
Он немного наклонился вперед, направив на меня свой грозный указующий перст:
— Неужели, Чэтэм, я должен поверить вашей басне, что два каких–то человека настолько обеспокоены вашим поведением, что решаются на убийство первой степени с перспективой окончить жизнь в камере смертников? И почему? Неужели только потому, что вы могли узнать, кто бросил таракана в суп миссис Лэнгстон? — Он вздохнул и покачал головой. — Вы знаете, Чэтэм, сколько они бы получили за проделку с кислотой, если бы их за это судили?
— Год… Шесть месяцев. А может быть, и меньше.
— И тем не менее, вы считаете, что я должен поверить…
— Бросьте, Редфилд! Ответ на этот вопрос вы знаете не хуже меня!
— Вы так считаете?
— Они чертовски нервничают, но, разумеется, не из–за того, что схлопочут за проделку с кислотой!