— А вы давно уже в этой семье?
Он с нежностью произнес:
— Пятьдесят лет, сэр. Я служил у мистера Маршланда–старшего в течение двадцати лет, а затем у мистера Маршланда–младшего тридцать.
Эта беседа как бы располагала к дружеской откровенности, и я рискнул спросить:
— Вы познакомились с мистером Дедриком только во время его приезда в Нью—Йорк?
Как по волшебству, с его лица стерлась теплая улыбка.
— Да, сэр. Он пробыл несколько дней у мистера Маршланда.
— Понимаете ли, я никогда его не видел. Мы с ним разговаривали по телефону, и я только слышал его голос. Почему–то мне кажется, что не существует его фотографий. Как он выглядит?
Мне показалось, что синие глаза Уодлока блеснули упреком, хотя это лишь предположение:
— Хорошо сложен, брюнет, высокого роста, широкоплечий, черты лица правильные. Я не сумею лучше описать вам его, сэр.
— Он вам не нравится?
Старик напрягся, выпрямил свою спину, согнутую годами.
— Вы, кажется, желали полистать свежие журналы, сэр? Ожидание не будет казаться вам таким долгим!
Это было равнозначно ответу: абсолютно ясно, что Дедрика старик недолюбливает.
— Не стоит беспокоиться. Я немного отдохну, сидя в кресле и ничего не делая.
— Как вам угодно, сэр. — Голос уже не звучал дружелюбно. — Я вам сообщу, если появятся какие–либо новости.
Он удалился на своих длинных подагрических ногах с достоинством архиепископа во время службы, оставив меня в одиночестве в этой комнате, напичканной мрачными воспоминаниями. В метре от моей левой ноги окровавленная голова Суки испачкала ковер. Возле камина, в другом конце комнаты, телефон, с которого доносилось ко мне учащенное, взволнованное дыхание Дедрика. Я повернулся к наружной застекленной двери, которую гангстеры, скорее всего, проследовали с револьверами в руках.
Невысокий худощавый мужчина в панаме и колониальном костюме стоял на пороге. Он наблюдал за мной. Я не услышал, когда он вошел. Собственно, я и не рассчитывал на встречу с ним. В голове моей роились только гангстеры и преступления — потому, завидев этого человека, я едва не подскочил до потолка.
— Я совсем не хотел застигнуть вас врасплох, — тон его был мягок, но несколько пренебрежителен. — Я попросту не знал о том, что вы здесь.
Говоря это, он вошел в комнату и, сняв с головы панаму, положил ее на стол. Я догадался, что появившийся не кто иной, как сам Франклин Маршланд, и принялся разглядывать его уже внимательнее, стремясь обнаружить хоть отдаленное сходство с дочерью. Но так и не нашел У отца крупный, как орлиный клюв, нос, тяжелый подбородок, карие задумчивые и презрительные глаза и полные, почти как женские, губы. Сеть морщин на загорелом лице, густая бахрома белых блестящих волос вокруг бронзовой лысины делали его похожим на Санта—Клауса свежевыбритого и довольно добродушного.
Я счел необходимым подняться из кресла, но он жестом остановил меня.
— Не беспокойтесь. Я хотел бы выпить глоток виски в вашем обществе. — Он взглянул на запястье — тонкий золотой корпус часов. — Четверть седьмого. Как вы на это смотрите?
Я ответил, что это отличный принцип, но иногда надо идти на нарушение правил, чтобы подчеркнуть свою независимость.
Он не придал значения моим словам. Его лицо изображало полную апатию, что позволило предположить: он вообще никогда не слышит своих собеседников.
— Вы — тот самый молодой человек, которому поручено передать выкуп, — сказал он скорее утвердительно, чем спрашивая.
Я подтвердил, что это действительно так, а он в это время уже принес виски и обосновался в кресле напротив моего. Усевшись, он принялся разглядывать меня через бокал, как некое занятное животное.
— Она сообщила мне, что едет с вами.
— Да, она так сказала.
— Я предпочел бы, чтобы она держалась в стороне от подобного дела, но… говорю я ей о чем–то или не говорю — без разницы…
Я пригубил виски, а глаза мои уставились на его белые шевровые туфли. В жизни еще не видел таких маленьких ног у мужчин.
— Мне никогда не удавалось заставить ее прислушиваться к голосу разума. И это печально. Разумеется, старики всегда мелют вздор, но порой это оказывается мудрыми советами, если бы молодежь захотела прислушаться.
У меня складывалось впечатление, что он скорее беседует сам с собой, чем рассказывает мне, потому я и не пытался ему перечить.
Он погрузился в длительное раздумье, на сей раз молча. Я еще закурил и постарался придать своему лицу умное выражение: на случай, если у него снова возникнет желание общаться со мной.
Наблюдаю издалека китайцев–садовников, которые, по всей видимости, решили, что на сегодня работать хватит. Они долго изучали кусты роз, на касаясь их, и, наконец, удовлетворенные увиденным, отправились с чувством исполненного долга отдыхать.
— У вас есть револьвер? — спросил вдруг Маршланд.
— Да, но не думаю, что мне придется пускать его в ход.
— Хочется надеяться. Вы уж проследите, чтобы она не слишком подвергала себя опасности. Договорились?
— Само собой разумеется.
Он залпом выпил полбокала, но было не похоже, что это ему в удовольствие.
— Эти господа, по–моему, хватили через край! Пятьсот тысяч долларов — это же колоссальная сумма!
На сей раз он, кажется, ждал ответа на реплику, и я повиновался:
— Собственно для этого они его и похитили. Тут тоже не меньший риск.
— Несомненно. Вы полагаете, что они склонны выполнить свои обязательства?
— Этого я не могу знать. Как я уже объяснял миссис Дедрик, если Дедрик их не видел…
— Да-м, она мне рассказывала. Тут вы, конечно, правы. Я изучил отчеты о самых громких похищениях за последние годы. Создается впечатление, что чем значительнее сумма выкупа, тем меньше остается шансов у жертвы.
И вдруг я почувствовал, что вся его мягкость и все безразличие улетучились, он устремил на меня напряженный и даже несколько странный взгляд.
— Все зависит и от того, с какими гангстерами нам придется иметь дело, — ответил я, вынеся ею взгляд.
— У меня такое предчувствие, что нам уже не приведется увидеть моего зятя. — Он не спеша поднялся, прошелся по комнате с озабоченным видом, словно что–то потерял. — Естественно, я этого не говорил при дочери, но не буду чересчур удивлен, если его уже убили. — Брови его вопрошающе поднялись. — А вы что думаете об этом?
— Такой исход вполне возможен.
— И даже более — вероятен?
— Боюсь, что да.
Он раскрылся передо мной добровольно, и его нескрываемая удовлетворенность и успокоенность меня буквально ошеломили.
Он бодро вышел из комнаты, что–то напевая вполголоса.
IV
Стрелки моих часов подобрались к одиннадцати, когда, наконец, раздался телефонный звонок. Ожидание тянулось пять бесконечно долгих часов и я был в такой степени напряжен, что даже не сразу потянулся к трубке. Меня опередили где–то в другой части дома.
За эти пять часов я не раз исходил вдоль и поперек эту комнату, сидел на диване, смотрел в окно ч курил сигарету за сигаретой.
Меня посетил Уодлок, доставив мне обед на сервировочном столике, но так и не сказав ни полслова, покинул комнату, оставив меня наедине с закусками.
Где–то в начале девятого я вышел во двор, чтобы ободрить Кермэна и просунуть ему в окошечко на дверце машины солидный кусочек цыпленка. Это отняло у меня не больше минуты — ведь кто–нибудь в самом деле мог устроить засаду в кустах и я боялся, тобы он не запеленговал поток проклятий, обрушенных на меня Кермэном…
Теперь в ходе событий наметился хоть какой–то поворот. Даже я, не проявляющий к Дедрику особого интереса, все это время изрядно понервничал. Что же тогда сказать о чувствах Серены! Она, несомненно, была как на иголках.
Прошло несколько минут и л, заслышав какой–то шум у двери, выглянул в вестибюль.
Серена, одетая в черные брюки и в короткой темной цеховой куртке, наброшенной на плечи, торопливо сбегала по лестнице. За ней следовал Уодлок, неся три пакета из промасленного полотна.
Серена казалась бледной и нездоровой. Лицо ее надменно и помято — легко увидеть, чего ей стоили эти исполненные драматизма бдения.
— На шахте Монте—Верде… вы знаете, где это? — спросила она низким и надломленным голосом.
— Да, по пути на Син—Диего. Если сейчас там не слишком большое движение, то мы прибудем к месту минут через двадцать.
Бесшумно подошел Франклин Маршланд.
— Где? — поинтересовался в свою очередь он.
— На шахте Монте—Верде, — ответил я. — Это заброшенный рудник, раньше там добывали серебро. Они облюбовали укромный уголок. — Я взглянул на Серену и заметил, что губы у нее дрожат. — Есть какие–либо новости о вашем супруге, миссис?
— Он… будет освобожден вроде бы спустя три часа после получения выкупа. Они позвонят сюда, чтобы сообщить его местонахождение.
Я переглянулся с Маршландом. Серена ухватила меня за руку.
— Вы думаете, они солгали? И как только деньги скажутся у них, мы утратим всякое влияние на них?!
— Но вы, миссис, и так никакого влияния на них не имеете. Вы полностью во власти гангстеров. Выбора попросту нет. Остается только довериться им.
— Ты не хочешь доверить мистеру Мэллою самому вручить им выкуп, дорогая? А самой дожидаться здесь второго телефонного звонка? — обратился к ней Маршланд.
— Нет!
Она даже не посмотрела в его сторону.
— Серена, будь умницей. А вдруг они хотят похитить и тебя? Нельзя ничего предугадать заранее. Я уверен, что мистер Мэллой вполне способен сам..
Она резко повернулась к нему. Лицо ее еще сильнее исказилось болью. Чувствовалось, что сейчас она на грани нервного срыва.
— Я отправлюсь с ним. И какие бы доводы ты не приводил мне, ничто не заставит меня изменить свое решение! — крикнула она с яростью. — Тебе уже можно не притворяться! Я и без того знаю, что ты будешь просто в восторге, если Ли не удастся выскочить живым из этой авантюры! Я знаю, ты его ненавидишь! Ты будешь потирать руки от удовольствия, когда узнаешь, что с ним что–то случилось! Но я, я привезу его домой! Ты слышишь меня! Я верну его!