Объяснение загадки
25.Арес размышляет…
Все вокруг было молчаливо и неподвижно; в ночной тишине тускло вырисовывались нечеткие очертания могил и склепов. Голова раскалывалась от боли. Я сделал глубокий вдох, чтобы хоть как-то снять боль, и попытался подняться, опираясь рукой о грязную мокрую землю. Дождь уже прекратился, но пасмурное небо предвещало новый ливень.
Прислонившись к холодному склепу, возвышавшемуся в темноте, я посмотрел на циферблат часов. Было около пяти утра. Наблюдая за стремительно бегущей секундной стрелкой, я подумал: «Суета сует…» Я ничего не мог разглядеть в темноте; лишь резкий порывистый ветер пронизывал меня до костей, никакие посторонние звуки не нарушали мертвой тишины кладбища.
Я медленно двинулся вперед. Пройдя несколько метров, наткнулся на фонтанчик с водой. Просто благодать! Я смыл с лица подтеки грязи, и тут же по ассоциации мне вспомнилась изуродованная физиономия карлика. Я вздохнул. Ведь и я мог закончить свое существование таким же образом, превратившись в неподвижную окровавленную груду.
Прежде чем выйти через калитку на улицу, я скинул мятый и грязный дождевик. Он мог привлечь чье-нибудь внимание, а мне снова, с горечью отметил я, следует оставаться незамеченным.
Боль в голове, похоже, прошла, пытка закончилась. Я добрался до какой-то второразрядной гостиницы. Сквозь закрытое окно вонючего номера я задумчиво разглядывал предрассветное серое небо, которое постепенно начинало голубеть.
Рухнув на кровать, закурил сигару и включил радио. Раздался треск, сквозь который я наконец услышал голос диктора, рассказывающего про мои подвиги. Я снова стал знаменитостью, попав в первый блок утренних сообщений. Сделав глубокую затяжку, я в отупении наблюдал за клубами дыма, плавающими по комнате.
Погрузившись в размышления, попытался связать воедино все происшедшее со мною за последнее время. Необходимо разгадать эту гнусную загадку! И я пришел к следующим выводам:
Первое. У Сусанны хотели выкрасть какую-то вещь, спрятанную в овальной шкатулке вместе с письмами и драгоценностями. Поэтому ее и убили. Что же это за вещь?
Второе. В комнате Сусанны все указывало на то, что ее убил человек, находящийся с ней в близких, если не сказать интимных отношениях. Должно быть, один из ее любовников. Кто он?
Третье. Все ее любовники, за исключением одного, не знали истинной стоимости этой вещи, равно как и не знали о месте, где она была спрятана.
Четвертое. Судя по всему Лу-Ми с Батлером присутствовали при том, как Сусанна получила какое-то известие. Какое? Может, она узнала, что эта вещь имеет огромную ценность?
Пятое. Вертьентес прежде чем умереть оставил записку: «Билеты, Арес!» Какие билеты? А может, имеются в виду деньги? Но это невозможно, потому, что согласно словам Лу-Ми, «вещь» Сусанны нельзя было сразу использовать, поскольку Лу-Ми или Батлер в любой момент могли донести на Сусанну обществу.
Шестое. Карлик, убийца Вертьентеса, был продавцом билетов.
И тут, совершенно неожиданно, в моем мозгу вспыхнула мысль: Верьентес перед поездкой в Мексику подарил Сусанне выигрышный лотерейный билет. Для убийцы он был дороже пресловутой Урны. У кого его приобрел Вертьентес? Разумеется, у карлика. А тот после убийства Сусанны понял, что причиной ее гибели является именно этот билет, ведь газеты ни разу ни о каком лотерейном билете не упоминали. Вертьентес покупал билет в присутствии еще одного человека, вот его-то и следует подозревать в совершении преступления. Карлик пришел к какому-то соглашению с этим человеком, и они решили устранить свидетеля покупки этого билета. Вот тебе, Арес, и причина убийства Вертьентеса и заодно меня.
«Все это, конечно, хорошо, Арес, — подумал я, — но кто же в таком случае этот неведомый компаньон карлика? Батлер? Нет. Батлеру не нужен был билет, да он и не знал о его существовании. Кроме того, зачем ему тогда понадобился Синкенья? Тот вроде бы тоже не знал о билете. А предположить, что он был любовником Сусанны — абсурд. Нет, это не Синкенья. Сенатор? Это вообще невероятно; его алиби полностью подтверждено Рамералем. А сам Рамераль? Да он и мухи не обидит. Кроме того, что значит для такого богача какой-то лотерейный билет. Ради него идти на убийство?.. Нет. С другой стороны, можно допустить, что после своего ухода Рамераль вновь вернулся. Чем тогда объяснить, что Сусанна была раздета? Может, Сото Падуа? Зачем? Тот тоже баснословно богат… Кто ж остается? Ну, давай же, Арес, думай! Если Сусанна была с Вертьентесом, где в это время находился другой любовник? Куртизанка такого класса не станет принимать одновременно двоих. Да, но… а если второй появился в доме до их прихода, что тогда? Шофер? Макейра? А вдруг? Он весьма привлекательный, наверняка пользуется успехом у женщин… О, Макейра? Есть в тебе что-то такое, что трудно определить, что-то поистине присущее настоящему мужчине.
Начнем сначала. Синкенья? Вряд ли, бессмысленно. Синкенья — любовник Сусанны! Нет! Конечно, она женщина ненасытная, но и у таких существует свой кодекс чести. Они отбивают для себя мужчин придерживаясь определенных принципов, которым безоговорочно следуют. И все говорит за то, что это не Синкенья. Между смертью Сусанны и моментом, когда меня оглушили, прошло определенное время. Но все же… Вдруг Синкенья по какой-то причине находился в голубой спальне? Допустим, он не догадался, что эта шкатулка — именно то, что ему нужно, и задержался в поисках других вещей или, допустим, после ухода он сообразил, что оставил на месте преступления какую-то компрометирующую улику и вернулся, чтобы ее уничтожить».
Я рассмеялся. В эти мучительные минуты мой мозг лихорадочно придумывал одну гипотезу за другой. Я понимал, что нахожусь сейчас на дне кратера вулкана, из которого вот-вот хлынет раскаленная лава и поглотит меня как жителей древних Помпей…
Встав с постели, я прошел в ванную и подставил затылок под струю холодной воды. Затем вернулся и, раздевшись, растянулся на кровати, пытаясь заснуть. Но сон не приходил — я продолжал размышлять. Да, постепенно все становится на свои места. Синкенья, оглушив меня, скрылся со шкатулкой и прикинул, сколько она может стоить. А если он знал, что находится внутри этой шкатулки и содержимое было для него так вожделенно… Вряд ли! И снова несоответствие: в спальне Сусанны не было никаких признаков борьбы, никакого беспорядка, а ведь ее явно убили в постели. Может, она в это время спала? Вот как было дело! Сенатор оставил Сусанну спящей и уехал с Каитой. Входит Синкенья, убивает Сусанну… находит шкатулку. Но нажимал ли он на пружину, открывающую второе отделение? Просмотрел ли как следует ее содержимое? Необходимо найти этого мерзавца и выбить из него правду! Но если он все сделал сам, зачем ему тогда услуги Лу-Ми? А если китаянка лжет и никакой второй пружинки не было? И правдива ли эта китайская легенда Батлера?
Полежав в раздумьях еще с полчаса, я в конце концов признался сам себе, что достиг в своих размышлениях кое-каких успехов, но мало-помалу моя способность анализировать все новые факты шла на убыль. Глаза слипались, усталость давала о себе знать. И я стал погружаться в сон, раздумывая: кто убил карлика Бламбино? Синкенья? А если он не знал о существовании выигрышного билета? Я снова пришел в возбуждение, а вместе с ним нарастала тревога. Сон пропал.
26. Месть Синкеньи
В половине одиннадцатого вечера машина резко свернула на широкий Портовый проспект. Позади остались рестораны, гостиницы, публичные дома. Я искал гостиницу под названием «Ронда». Карлосу, бармену из «Пласы» удалось разобрать из чудовищного жаргона, на котором говорила Лу-Ми, позвонившая ему, слова: «Сонда», «гостиница» и «одиннадцать ночи». Никаких сомнений у меня не возникло, но полистав телефонный справочник, я не обнаружил там ни одного отеля под названием «Сонда», потому решил, что речь идет о «Ронде», расположенной на Портовом проспекте. Это было довольно отдаленное место, и если меня заманивают в ловушку, оно для этого очень подходит. Поэтому необходимо соблюдать осторожность. Итак, решив, что место моего назначения — «Ронда», я попросил парня, сидящего за рулем, притормозить возле гостиницы и ехать помедленнее — мне хотелось хорошенько осмотреться.
Неподалеку виднелись развалины церкви Паулы. Люминесцентная вывеска на фасаде гласила: «Гостиница «Ронда». Это трехэтажное здание, высившееся передо мной, было расположено на самом отдаленном участке проспекта и, судя по всему, пользовалось весьма дурной славой. Когда мы подъехали к самой гостинице, я внимательно вгляделся во тьму. Кругом было тихо, дверь с закругленной в виде арки верхней частью напоминала вход в пещеру.
Мы еще раз объехали вокруг здания; я внимательно оглядывал набережную — нет ли за мой слежки, потом попросил шофера остановиться и подождать меня в темном боковом проулке. Сам же, подобно дикому зверю, бесшумно подкрался к входу.
Легонько постучал. Справа открылось маленькое окошечко, и я увидел выглянувшую оттуда загорелую физиономию.
— Вам чего?
— Информацию.
— У нас здесь простая ночлежка. Два песо за ночь, — ответил человечек.
— Мне есть, где провести ночь, — сказал я, протягивая в окошечко пять песо. — Я ищу девушку. Молодую китаянку, миниатюрную, симпатичную. Зовут Лу-Ми.
— Не знаю такую, — ответил тот и попытался вернуть мне деньги. — Здесь нет никакой китаянки.
Я вспомнил, что Лу-Ми встречалась с Сенкеньей, и проговорил:
— Похоже, у вас проживает такой элегантный субъект. У него еще лишний палец на правой руке. Знаете та кого?
Человечек разжал губы, и я увидел желтые от никотина зубы.
— Возможно, — произнес он и многозначительно потер большой и указательный пальцы.
Через решетку в окошечке скользнул еще один билет в пять песо.
— Элегантный субъект, о котором вы говорите, снял комнату несколько дней назад. Точно, у него странный палец… Он уже довольно долго не выходит из номера. Пятый номер, второй этаж, — человечек усмехнулся. — А вы что, тоже его дружок?
— А если не так?
— В таком случае ты уберешься ко всем чертям, — снова усмехнулся он. Похоже, он в первый раз усмехнулся искренне.
Поднявшись на второй этаж, я отыскал пятый номер. Проверив пистолет, почувствовал себя увереннее. Рукоятка «люгера» приятно оттягивала карман. Вытащив его, свободной рукой повернул ручку двери. Она оказалась не запертой. Вступив в номер, я остановился у двери, держа «люгер» наготове. Внезапно передо мной появилась Лу-Ми.
— Входи, Арес, — улыбаясь промурлыкала она. — Мы тебя ждем.
Я прошел за ней и осмотрелся. На столе, заставленном стаканами, возвышались бутылки из-под «кока-колы» и бутылка «Бакарди». После небольшой паузы заговорил и Синкенья, сидящий в кресле:
— Да, Арес, мы ждем вас. Садитесь. С минуты на минуту сюда придет наш любимый друг Батлер, тогда мы и сможем побеседовать.
Я сел на стул так, чтобы видеть дверь. Лу-Ми устроилась на ручке кресла Синкеньи и нежно поигрывала его волосами.
— Мы с Хуаном любим друг друга, — просто объяснила она на плохом испанском. Ее глаза лихорадочно блестели. — Батлеру придется с этим смириться.
— Придется, — подтвердил Синкенья. — Придется, — повторил он. — Шкатулка у меня, и теперь я буду диктовать условия. Что вы на это скажете, Арес?
— Поскольку я уже достаточно хорошо знаю Батлера, думаю, он вас поймет, — очень серьезным тоном ответил я. — Во всяком случае, для того, чтобы получить шкатулку, он пойдет на любые условия.
— Лу-Ми считает, что для вас целесообразнее остаться с нами в дружеских отношениях. Мы не собираемся никого убивать. Так что спрячьте вашу игрушку, давайте лучше выпьем за нашу дружбу, Арес.
Он налил в стакан немного «Бакарди» и спросил:
— Сделать вам коктейль?
— Спасибо, не люблю.
Глаза Синкеньи блеснули. Он повернулся к Лу-Ми:
— Ну а ты как?
Она улыбнулась и налила себе немного «кока-колы», капнув туда светлого «Бакарди».
— За дружбу и понимание, — произнесла она на ужасающем английском и выпила стакан до дна.
— Думаю, дорогая, Арес выпьет с нами за дружбу, — сказал Синкенья, снова налил «Бакарди» и подошел ко мне.
— Пейте, — ласково проговорил он.
— Нет, спасибо, я — трезвенник, — отказался я.
Синкенья грохнул кулаком по столу и впился в меня взглядом. Внезапно адский огонь охватил его желудок. Кровь прилила к его лицу, он приподнялся, схватился за живот, и вдруг смертельно побледнел. Он попытался выхватить из-за пазухи пистолет, но руки его уже не слушались и в страшных конвульсиях Синкенья рухнул на пол.
— Стерва! — прохрипел он. — Ты меня отравила! Ты… заплатишь мне за это!
Несмотря на то, что я был готов к чему-то подобному, на какое-то время я буквально остолбенел. Затем наклонился над затихшим Синкеньей и нажал на его желудок, пытаясь вызвать рвоту. Но это было уже бессмысленно — Синкенья отправился в мир иной. В этот момент что-то твердое и тяжелое обрушилось мне на голову, и комната рассыпалась на тысячу сверкающих осколков.
— Ну, хорошо, Арес, не хватает только «Балерины». Где она?
С трудом разлепив веки, я оглядел комнату. Перед глазами стоял туман и все предметы казались деформированными и причудливо изогнутыми. Я почувствовал страшное головокружение.
На краю кровати, где я лежал, я увидел сидящего Гастона. Неподалеку в кресле устроился Гонсалес, у двери находился полицейский агент в форме, а рядом — низкорослый человечек с унылым лицом, тот самый, что впустил меня в гостиницу.
Я ощупал на голове повязку, затем осмотрел руку — она немного испачкалась просочившейся сквозь бинт кровью. Резкая боль пронзила мой многострадальный затылок, словно меня изо всех сил двинули молотком. Гастон повторил свой вопрос.
Я встал, перешагнул через распростертое на полу тело Синкеньи и прошел в ванную. Холодная вода несколько меня освежила.
Возвратившись в комнату, я опустился на стул. На столе лежали все вещи, украденные из спальни Сусанны, не хватало лишь картины. Я взглянул на часы — получается, я провалялся без сознания несколько часов. За это время, вполне возможно, Батлер вместе с Лу-Ми могли очутиться где-нибудь в другой стране и весело посмеиваться надо мной. Посмотрев на Гастона, я ответил:
— Не знаю я, где картина. Вы бы лучше спросили об этом китаянку.
Гастон с Гонсалесом переглянулись.
— Бросьте, Арес! У вас что, совсем нет мозгов? Вы все еще считаете, что вам удастся усыпить нас вашими идиотскими россказнями?
Я устало вздохнул.
— Китаянка, жена Батлера — та самая женщина, которая отравила этого типа, а когда я попытался помочь ему, кто-то двинул меня сзади по голове. Или, по-вашему, я сам себя оглушил?
Говоря так, я сам чувствовал, что мои объяснения выглядят смехотворными и неубедительными.
— Для сыщика вы слишком наивны, — заметил Гастон.
— Вы без конца получаете по голове в самых разных отдаленных районах города, — добавил Гансалес и обратился к портье с идиотским видом стоявшему у двери: — Была здесь ночью какая-нибудь девушка?
— Вот он о ней спрашивал, — ответил тот. — Но я достаточно ясно объяснил, что никаких девушек тут не проживает. Тогда он спросил вот о нем, — и коротышка ткнул пальцем в сторону трупа.
На рябом лице Гастона появилось ликование:
— Ну видите! Чего вы добиваетесь, Арес? Надеетесь сбить нас с толку, рассказывая о какой-то мифической китаянке!
Я только пожал плечами:
— Она его отравила, а затем оглушила меня.
— Или вас оглушил он, прежде чем умереть от яда, который вы ему подсыпали, — вставил Гонсалес.
— О! — вскричал я в отчаянии. — Если вы так считаете, то дадите промашку!
— Мы переживем ваши насмешки, Арес! Нам не впервой. Ситуация это позволяет. Вы убили Бламбино, но тот, кто оглушил вас и убил Синкенью, не взял драгоценности, за которыми вы сюда явились.
— Почему, вместо того, чтоб это обсуждать, вы не прикажете арестовать Батлера и его жену? А стоило бы! Гастон, вы зря теряете время! Шевелитесь!
— А вы веселый человек, Арес! Хорошо, пусть будет по-вашему. Но сначала заедем в полицию. Там вы нам все подробно расскажете. Все, Арес.
У меня вырвался тяжелый вздох. В номер вбежал полицейский.
— Вас к телефону, лейтенант.
Через пять минут Гастон вернулся, очень раздраженный.
— Расскажите нам о китаянке, Арес.
Гонсалес, услышав эти слова своего начальника, удивленно поднял брови.
— Что случилось?
Гастон повернулся к нему:
— Батлер и китаянка погибли у себя дома. Когда они попытались открыть шкатулку, произошел взрыв. Должно быть, внутри находилось взрывное устройство.
— Месть Синкеньи, — пробормотал я.
Заинтригованный, Гастон посмотрел на меня:
— Отчего вся эта путаница, как, по-вашему, Арес? Что находилось в шкатулке?
Я засмеялся:
— Лотерея.
Гастон хватил кулаком по столу:
— Вам все еще угодно шутить? В таком случае, поедем в подходящее для шуток место.
— Все, разумеется, очень смешно, — грустно проговорил я. — Я понимаю, что сейчас не время для юмора. Ясно одно — Батлер хотел найти в шкатулке выигрышный билет, подаренный Сусанне Вертьентесом.
— Пока что ничего не ясно! — сердито проворчал Гастон. — Лучше начнем все сначала.
Я снова пожал плечами:
— Не настолько уж неясно, как вам кажется! — уколол я Гастона.
27. Развязка
Когда я закончил свое повествование, лейтенант и Рене переглянулись. Воцарилась длительная тишина.
— Вот и все, что может вас заинтересовать, — заключил наконец я. — А конец истории вам хорошо известен, вы же читали газеты того времени. Об этом деле достаточно много писалось и говорилось.
Лейтенант поднялся и выключил магнитофон.
— С нас довольно этой информации, — произнес он. — Все ясно, Арес. Удивительное дело — человеческий мозг. Он фиксирует каждую мельчайшую деталь столь давнишнего дела.
Я горько усмехнулся:
— Вы так считаете?
— Нет, — ответил он. — В подобной ситуации я бы на вашем месте тоже все запомнил так скрупулезно. А теперь, — обратился он к Рене, — сообщите сеньору Аресу кое-какие факты, которые ему не известны. Быть может, это дополнит ваш рассказ, Арес, хотя для вас это уже ничего не меняет. Все эти события сильно попортили вам жизнь. А потом вы можете спокойно отправляться домой и забыть об этих кошмарах.
Тревожное стеснение в груди куда-то исчезло. Нервы мои вроде бы успокоились. Я испытал огромную радость узнав, что свободен. От радости я даже не сразу заметил, как Рене говорит лейтенанту: «Нет, каков Арес! Вы только посмотрите!»
Я очнулся от эйфории.
— Извините, я вас не слышал.
Тот сдержал улыбку.
— Конечно, конечно. Я спросил, вам известно, что Гастон застрелен своими же дружками-контрреволюционерами? Это произошло при нападении на Плайя-Хирон.
— Ничего не знал об этом, — смутился я.
— Ну хорошо, — сказал Рене. — Будучи уже при смерти Гастон написал записку, в которой признавался во многих преступлениях, в том числе и в том, что тайно получил от некого анонима 10 000 долларов за то, чтобы собрать против вас улики. А еще 10 000 он получил уже после того, как вас осудили. Он сообщал также, что поначалу подумал, будто деньги передал ему сенатор Рамирес, но потом выяснил, что это предположение ошибочно и так никогда и не узнал, кто же именно всучил ему эту взятку. Однако лично я считаю, что он обо всем знал или догадывался. Просто по каким-то причинам он не захотел называть имя того человека.
— Это свидетельствует о том, — вмешался лейтенант, — что вы стали жертвой преступной интриги.
— Если же досконально разбираться в этом деле, — продолжал Рене, — нам известно еще одно обстоятельство, которое оказало существенное влияние на результат судебного процесса. Обвинитель на суде сам был любовником Сусанны.
Я невесело улыбнулся и тихо заметил:
— Я и не сомневался, что против меня существовал сговор.
Рене рассмеялся.
— Самое неприятное, что вас сделали козлом отпущения, Арес, — сказал он. — До определенного момента все свидетельства были довольно неясны. Разоблачительные факты появились тогда, когда мы обнаружили письма Мартина Макейры к вам. Зачем этому сеньору понадобилось вам писать? Что за связь существовала между вами? Возникло множество вопросов, и поскольку ответа на них не было, мы решили заняться Макейрой. Выяснили, что он никогда не посещал вас в тюрьме и пришли к выводу, что ваша связь возникла еще до Революции. Тогда мы тщательно сопоставили ряд фактов. Первое: 1951 год; Мартин — неудачник. Второе — он работает шофером у знаменитой Сусанны. Третье: после того, как вас осудили, он вдруг неожиданно неслыханно разбогател. Четвертое: им занялась налоговая инспекция, провела тщательное расследование источников его доходов и вдруг выяснилось, что он выиграл крупную сумму в лотерею. Пятое: к концу 1961 года деятельность Мартина становится подозрительной. Шестое: сразу после заключения вас в тюрьму он вносит в Национальный Банк на имя сеньоры Макейра вклад в сумме 20 000 долларов. Это произошло в августе 1951 года. Мы побеседовали с вашим адвокатом и он сообщил нам все детали, связанные с лотерейным билетом, о котором вы ему говорили.
Лейтенант прервал Рене:
— После этого мы почти уверились в том, что вы не виноваты. Во всяком случае, учитывая ваше примерное поведение, мы стали хлопотать о досрочном освобождении, при условии, что мы будем иметь достаточно доказательств вашей невиновности. И наши предположения, как видите, подтвердились. Ну, как вам мой рассказ?
— Выходит, — хрипло прошептал я, — с самого начала я был чем-то вроде пешки на вашей шахматной доске?
Оба рассмеялись.
— Мы знали, что не обманемся в вас, Арес. Были даже почти уверены в этом, — произнес лейтенант. — Мы приняли во внимание, что после освобождения вы изберете правильный путь. А остальное зависит от вас.
— Возможно, я ведь ни в чем вас не укоряю.
На самом же деле я мечтал произнести: «Ну Арес, это — все». Рене по-своему понял выражение моего лица и, улыбнувшись, сказал:
— Сейчас закончим, Арес. Но разве из простого любопытства, прежде чем вы отсюда выйдете, вы не хотите узнать, что именно Мартин Макейра — истинный виновник всех ваших невзгод. Как вы нам сейчас объяснили, проанализировав ситуацию, вы пришли к ошибочному выводу, что всему виной Синкенья. Судя по вашим словам, все указывало на него. Конечно, для вас оказалось неожиданным, что в деле, кроме того, замешаны Батлер и Лу-Ми.
— Разумеется, — ответил я. — Я немного устал, но смогу детально объяснить вам, что произошло. Перед — судом я и вправду проанализировал свое положение: все официальные лица, все судейские были ко мне враждебно настроены. Причины мне были известны, но я много думал о том, что ни я, ни мой адвокат не обмозговали как следует основные доказательства обвинения. Это не слишком-то волновало моего адвоката. Я даже не смог его убедить в существовании лотерейного билета. Адвокат не счел нужным это использовать в качестве доказательства или хотя бы веского аргумента, поскольку, как он объяснил, речь идет о билете, купленном, проданном и подаренном людьми уже умершими, которые не смогут выступить как свидетели. Он, понятное дело, имел в виду Вертьентеса, Сусанну и карлика. Тем более, что билет был на предъявителя и, следовательно, как доказательство не имел особой ценности. Ведь им мог воспользоваться любой. Так что именно тех самых немногочисленных доказательств моей невиновности и не хватало моему адвокату, чтобы выиграть процесс. А отягчающих обстоятельств сколько угодно! Своими неразумными действиями я навлек на себя гнев многих высокопоставленных особ, вот и получил на всю катушку. В первые дни заключения я находился в состоянии полнейшего отупения. Но постепенно стад раскладывать все по полочкам и думать, думать, думать… У меня появилась идефикс — нужно разобраться! И все мои мысли крутились вокруг одного: Макейра. Сначала я в это не верил, но постепенно пришел вот к какому выводу. Во-первых: трижды, когда я скрывался от полиции, я всякий раз удивлялся, с какой легкостью они меня обнаруживали. Это не могло быть простым совпадением. А ведь о моем местонахождении знали только двое: я сам да Макейра. Во-вторых: в тюрьме я неожиданно вспомнил, что человек, с которым Макейра разговаривал возле своего дома, когда меня отделали молодчики сенатора, был не кто иной как Бламбино. В-третьих: Макейра звонил мне в контору в ту ночь, когда была подложена бомба, чтобы сообщить, что сломалась машина. Что за необходимость была звонить? На самом деле он хотел убедиться, жив я или нет. В-четвертых: поскольку Бламбино продавал билеты на углу 12-ой, Вертьентес скорее всего именно там купил выигрышный билет и подарил его Сусанне, а ведь оба они приехали на машине, за рулем которой находился Макейра. В-пятых, общеизвестно, что женщины, ведущие такую жизнь, как Сусанна, нанимают привлекательных шоферов, с которыми обычно заводят любовные шашни.
Над всем этим я раздумывал еще до того, как меня арестовали в «Ронде». Каким же должен быть тот хитрец, который, несмотря на мою осторожность и опыт, настолько втерся в мое доверие, что я посвящал его во все шаги, которые предпринимал, более того, даже привлёк его к расследованию! Я ведь даже ни о чем его не спросил. Должно быть, не хотел тогда видеть в любом человеке врага, вот и доверился ему как последний идиот. Очевидно, в каждом есть что-то грязное и подлое, не исключая меня самого. Эта ошибка стоила мне двенадцати лет тюрьмы и смерти одной ни в чем не повинной женщины.
— Как? — воскликнул лейтенант. — Кого вы имеете в виду?
Рене тоже повернулся ко мне с удивленным видом.
— Подобные детали вам, конечно, ни о чем не говорили. Слушайте, — я сунул в карман руку и извлек оттуда газетную вырезку, которую хранил долгие годы. — Это газета за 1952 год, — пояснил я и прочитал: «Несчастный случай в дачном поселке. Гуанахау. Шоссе № 3. Вчера ночью была сбита машиной старая женщина Каталина Гуэрра, известная также под именем Каита. Она переходила улицу Эсперанса, направляясь к себе домой. Сеньора Гуэрра была тут же доставлена в отделение скорой помощи, где несколько минут спустя скончалась. Человек, сбивший пожилую женщину, ехал в черном «кадиллаке», который так и не был установлен. Но некто Оскар Техера, владелец табачного киоска, сообщил, что разглядел водителя — это был высокий плотный мужчина с голубыми глазами и вьющимися волосами, одетый в элегантный черный костюм. Незадолго до несчастного случая он покупал у Техеры сигары и поставил «кадиллак» как раз напротив киоска. К сожалению, Техара не запомнил номер машины. Полиция делает все, чтобы задержать виновного. Изидро Треллес. Спецкор».
Дочитав заметку, я сказал:
— Как вы могли заметить, описание полностью совпадает с внешностью Макейры.
— Да, описание похожее, — подтвердил Рене. — Только я не понимаю, почему он убил Каиту. По-моему, это — бессмысленное убийство.
— Не скажите, — возразил я. — Макейра хотел избавиться от единственного свидетеля, который мог подтвердить его любовную связь с Сусанной. Он знал, что я думаю по поводу этого убийства. Рано или поздно я выйду из тюрьмы, и если мне не удастся доказать, что он был любовником своей хозяйки, он окажется в безопасности. И он столько лет чувствовал себя в полной безопасности… Только вот…
Лейтенант поднялся. Я понял, что беседа окончена, и тоже встал. Я заметил, как Рене задумчиво потирает свою левую щеку.
— Кстати, Арес, — спросил Рене, — а что стало с «Балериной»?
Я грустно улыбнулся.
— По моей просьбе Алиса ее спрятала. Она вас интересует?
— Разумеется.
— Алиса принесет ее вам. Для меня это слишком неприятное напоминание.
Мне не терпелось уйти, но я не мог удержаться, чтобы не задать один, очень важный для меня вопрос, и я хотел задать его как можно естественнее. Когда я заговорил, то почувствовал дрожь в голосе.
— А Гленда? Что вам о ней известно? — спросил я.
Они обменялись быстрыми взглядами. На губах Рене появилась легкая улыбка.
— Она живет среди нас, Арес, — ответил он просто. — Вышла замуж, работает, получила звание профессора.
Лейтенант легко хлопнул меня по спине.
— Чтобы полностью удовлетворить ваше любопытство, сообщу, что сенатор и Сото Падуа высланы в Северную Америку; Рамераль уехал в свою страну, предварительно свернув дело. Он больше не занимается торговыми операциями.
Они проводили меня до двери, но лейтенант, казалось, не был полностью удовлетворен — на его лице было написано огорчение.
— Что вас мучает, лейтенант? — спросил я.
Тот рассмеялся:
— А вы неплохой физиономист, Арес. Да, вы правы. Вы нам еще не сказали, почему это преступление не могло быть совершено в какой-нибудь другой день, кроме воскресенья.
— А! Это!.. Признаться, ваше выражение лица меня несколько испугало. На самом деле все очень просто. Вы, вероятно, забыли, что Национальная Лотерея разыгрывается по субботам. Однако в субботу банки не работают. Сусанна была вынуждена держать выигравший билет дома. А выигрыш оказался солидный — полмиллиона песо. В понедельник банк оплатил бы билет. Понимаете? Какие чувства должны были владеть преступником?!
— Ладно, мы вас больше не задерживаем, Арес, — произнес лейтенант. — Вы и так слишком замешкались…
Когда я вышел на улицу, была уже ночь. Восхитительная звездная ночь. Холодный ветер обвевал мое лицо. На душе было тяжело и грустно. Захотелось побежать к Алисе, но как она меня примет после всего произошедшего? Если кто-нибудь и мог бы придать мне сил, то только она. Ведь поначалу Алиса каждую неделю навещала меня в тюрьме. «Когда ты выйдешь, заклинала она, забудь о мести». Но кто мне заплатит за причиненную боль?!
Я поднял воротник. Почти семь месяцев я не видел Алису. Может, она устала просить и ждать? Возможно и так, и я не в праве укорять ее за то.
Я медленно побрел по улице, пока наконец не свернул за здание тюрьмы, где и столкнулся с Алисой. Я увидел ее радостное лицо, а в нескольких метрах от нас заметил смеющегося Рене. Алиса неожиданно кинулась мне на шею и зарыдала. Я бережно вытер ее глаза платком. Затем взял под руку, и мы вместе направились домой.