Кто звонил ему вчера?…
Голос показался незнакомым. Лже-Бузыкин.
«Тоже мне, Дед Мороз нашелся!» — мрачно усмехнулся майор.
По армейской привычке он пытался педантично просчитать варианты: кто и с какой радости одарил его целым состоянием?
Однако на ум так ничего и не пришло. Выдающихся деяний Чернов за собой не числил. Деньги взялись из ниоткуда — вот и весь ответ!
Вскоре черновский «жигуленок» въехал на охраняемую автостоянку аэропорта.
Укрывшись дождевиком, майор нелепыми прыжками проскакал по лужам к служебному входу.
— Слыхал, Михалыч! — окликнул его усатый вахтер. — Тут такие дела приключаются, не дай Бог!..
— А что?
— Всех замели!
Чернов остановился как вкопанный.
— Кого?
— Всех! Все наше отделение милиции. Всех служивых, подчистую! — Вахтер воинственно блеснул глазками и закрутил кончики усов.
— То есть как?!
— Да так. Говорят, хищение в особо крупных размерах, во как! А ты говоришь: моя милиция меня бережет!..
И хотя Чернов ничего подобного никогда не говорил, возражать не стал.
— Страшное дело, — продолжал рассказывать вахтер. — ОМОНу понаехало — видимо-невидимо, и все в масках, страшнючие! С автоматами. Во такие. — Вахтер расправил плечи и изобразил на лице свирепую гримасу. — Я таких бугаев только в кино видел. Как крикнут: «Всем на пол, ни с места!»
— Где, прямо тут?
— Ну не тут, а там, в ихней караулке милицейской.
— А вы откуда знаете?
— Так ведь люди говорят! — обиделся на недоверчивый тон вахтер и отвернулся.
Озабоченный Чернов миновал проходную. Ничего себе история! Вот тебе и спокойная служба на боевом посту. В милицейской кавалерии такого бы никогда в жизни не произошло!
А с виду такие славные ребята, эти аэропортовские милиционеры. Улыбчивые и добродушные.
Майор вспомнил, как они вчера в охотку помогали разгружать самолет. Разве каждый вызовется просто так, за здорово живешь, заниматься эдакой муторной работой!..
Кстати, а почему, собственно говоря, люди в мундирах решили помочь бригаде грузчиков?… С какой стати?…
Чернов нахмурился, но ответить на этот вопрос не успел.
— Гриша!.. — услыхал он сзади знакомый голос.
Он обернулся, и лицо его осветилось радостной улыбкой.
— Анатолий Сергеевич!.. Вот так встреча! Какими судьбами?
— Да вот, все летаю. Дела заели, — отвечал Никифоров, приближаясь и протягивая руку для пожатия. — Ну-с, как работается на новом месте? Не сердишься на меня, что составил протекцию? — Он лукаво усмехнулся.
— Бог с тобой, Анатолий Сергеевич! Я ж уже благодарил вроде…
— Это я шучу, — успокоил Никифоров, — шучу. Мне начальство о тебе хорошо отзывалось. Знаешь, — доверительно прибавил он, — когда начальство в подпитии да на дружеской вечеринке, оно обычно говорит то, что думает. Народная примета! Ну а ты — по кавалерии своей скучаешь?
— По лошадям, — поправил Чернов.
— Да, это как болезнь. Я б на твоем месте тоже тосковал.
— Да что там, кто с лошадьми возился, тот уже никогда… И так будет с каждым. Пенсия — страшная штука.
— Ну да ничего, пройдет!.. Слушай, а что тут у вас за новости?
Никифоров с интересом заглянул в лицо майору.
Тот пожал плечами.
— Сам только что услыхал, ничего понять не могу. Вроде все шереметьевское отделение милиции забрали…
— Кто?
— Известно кто, — сделал выразительное лицо Чернов.
— Кошмар!
— Вроде за злоупотребление…
— Да, здесь у вас место хлебное, — расплылся в улыбке Никифоров.
— Во-во, и Катюша так говорит, — вздохнул майор. — А я так думаю: если воровать — оно везде хлебное.
— А кстати, она здесь?
— Нет, приболела сегодня что-то…
— Ну, привет передай, пусть выздоравливает… А насчет воровства — это ты не прав. Вот, к примеру, что бы ты смог утащить у себя на конюшне? Пуд овса, что ли? — Никифоров засмеялся. — Зато здесь у тебя — ух!..
— Не знаю, — мрачно произнес Чернов, явно не желая продолжать эту тему.
— Да что с тобой сегодня, Гриша? — удивился собеседник. — Ты прямо сам не свой. Случилось что-нибудь? Они тебе что, сватья-кумовья, эти милиционеры, если ты за них так переживаешь?
— Я не за них… Просто странные вещи творятся, — начал Чернов, но недоговорил.
— Ну?
— Даже не знаю, как сказать…
— Платят мало?
— Могли бы и прибавить, конечно. Но я не про это. Муторно на душе, вот что… — Майор снял фуражку и отер вспотевший лоб ладонью. — Помнишь, я рассказывал, как Додона пристрелил?…
— Как не помнить — помню. И Додона помню. Отличный был мерин, орловский, кажется, жаль его.
— Да что там! — горестно вздохнул Чернов. — По ночам звук выстрела снится. Страшно, когда понимаешь, что это ты убил, не кто-нибудь, а именно ты…
Они замолчали.
Дождь уже заканчивался, и первый самолет с гулом взмыл в небо, разбежавшись по взлетной полосе.
— Я чего вспомнил, — вдруг сказал Чернов, — мне теперь так тяжело, как никогда не было. Даже после смерти Додона. Какие-то мысли дурные… Хочется плюнуть на все и бежать куда глаза глядят.
— Ерунда, — беспечно отмахнулся Никифоров. — Это у тебя возрастное. Когда старик Лев Николаевич дожил до преклонных лет, он тоже решил, что жизнь ушла ни на что, собрал манатки и бежал из Ясной Поляны. Но у него уже старческий маразм был, а вот тебе рановато. Сын растет, жена любит — что еще мужику надо?! Заведи себе подружку, и все дела!
— Ты что! — отмахнулся Чернов.
— Шучу, — состроил смиренное лицо Никифоров. — Ладно, мне пора, рад был повидаться. Семейству привет, Катерину поцелуи за меня покрепче, может, лекарства какие?
— Ты же ветеринар! — усмехнулся Чернов!
— Главный ветеринар, заметь, — подмигнул Никифоров. — Да, сыну чуб надери, чтобы старших уважал. Держи хвост пистолетом. — Он хлопнул майора по плечу и, уже удаляясь, развернулся и с прежней озорной улыбкой прибавил: — А насчет подружки все-таки подумай, очень помогает в экстремальных ситуациях!
И он скрылся из виду до того, как Чернов успел ему ответить.
Анатолий Сергеевич Никифоров был давним другом семьи Черновых, вернее сказать, не другом, а приятелем, заводилой в компаниях.
Чернов познакомился с ним на службе: Никифоров работал в горобъединении ветеринарии, присматривал за милицейскими лошадьми — и, возможно, знакомство так и осталось бы служебным, если бы случайно с Никифоровым не столкнулась Катерина. Они быстро нашли общий язык, и с тех пор Анатолий Сергеевич часто бывал в их доме.
Не подумайте, это были именно приятельские отношения, и ничего больше. Хотя Катя и Никифоров иногда подолгу о чем-то шептались в секрете от Чернова.
Потом оказалось: как раз Гришино будущее решали. Никифоров-то и помог устроиться Чернову заместителем начальника службы безопасности аэропорта, когда майор ушел на пенсию.
— Слыхали, Григорий Михайлович, что стряслось! — взвизгнула у самого уха Марьяна из диспетчерской, красивая белотелая блондинка, которая уже не однажды строила Чернову глазки. Она любила подкрасться незаметно и встать так, чтобы в разрез рубахи обязательно были видны две веснушчатые и увесистые, как спелые дыни, ее груди.
Майор недовольно поморщился, вот только этой встречи сейчас не хватало.
— Слыхал.
— Ужас что! — сокрушалась Марьяна. — А мне Славка-милиционер двести тысяч должен, теперь фиг когда отдаст. Может, возместите одинокой девушке утраченные двести тысяч?… — Она одарила Чернова кокетливой улыбкой и пошла прочь, плавно покачивая широкими бедрами.
Майор озадаченно поглядел ей вслед, думая вовсе не о Марьяниных прелестях.
Двести тысяч… двести тысяч…
Двадцать тысяч долларов…
ЗОЛОТОЙ БРАСЛЕТ
Она проснулась в полдень и сладко потянулась на ложе. Голова была чистая и ясная, и Лидия испытывала замечательное чувство покоя. Будто она захлопнула за собой дверь подземелья и вышла на ласковый солнечный свет.
С улицы доносился веселый детский визг, и молодая женщина без труда разобрала в общем хоре голоса своих детей. Улыбка сама собой появилась на ее лице. Еще раз потянувшись, она легко соскочила на пол и, сбросив с себя тунику, окатила тело водой из медного ковша.
Потом она натерлась ароматными маслами и, усевшись у надраенной медной пластины, заменявшей зеркало, принялась рассматривать собственное отражение.
Пожалуй, она осталась довольна.
Из тусклой глубины на нее глядело молодое еще лицо с чуть раскосыми глазами и пухлыми жадными губами. Растрепавшиеся со сна густые волосы красиво обрамляли тонкий овал лица.
Лидия извлекла из тайника ожерелье из морских раковин и примерила. Она не любила носить украшения и только в одиночестве позволяла себе поиграть ими.
Лишь однажды молодая женщина сделала исключение для подарка Скилура — драгоценного браслета с замысловатым рисунком, который с первого дня всегда был на ее запястье.
Лидия автоматически потянулась к нему пальцами — и обомлела.
Браслета не было!
Как кошка, она вскочила со своего места и опрометью пронеслась по жилищу, опрокидывая все вокруг, и разворошила спальное ложе.
Подарок Скилура будто провалился сквозь землю.
Лидия в отчаянии наморщила лоб, стараясь припомнить, где и при каких обстоятельствах она могла обронить бесценную для нее вещицу. Еще вчера вечером браслет был надет на ее руку. Она нервно прикасалась к нему, когда разговаривала с актером, и представляла, как размахнется и вонзит кинжал в его тщедушное и вместе с тем грузное тело.
Драгоценный браслет словно прибавлял ей сил и помогал отбросить последние сомнения.
Однако она вовсе не была убеждена, что браслет оставался на запястье, когда с актером было покончено.
Оставалось две возможности: либо Лидия обронила подарок Скилура в пучину, когда со скалы пыталась увидеть, как море поглотит тело предателя, либо (от этой мысли молодую женщину прошиб пот)… либо браслет остался лежать возле полузасыпанной ямы, ставшей могилой для молодого воришки.